Сиротин щёлкал не переставая, и я крикнула:

– Подожди, я ещё позицию не заняла!

Но позиция моя была очень шаткая, так как от смеха я не могла удерживать равновесие, чтобы сесть красиво. В поисках баланса я обхватила себя руками за плечи.

– Давай!

С берега доносился гогот, переходящий в похрюкивание. Я бы и сама с удовольствием согнулась от хохота пополам, но не хотелось бы оказаться по колено, а может, и по пояс в болотной воде. Попозировав, сидя на корточках, я уже собиралась вставать, когда Сиротин огласил новое задание:

– Теперь садись!

– Я сижу, – проблеяла я.

– На задницу садись!

Димка уже прыгал вокруг Сергея, дрыгая от смеха ногами и размахивая руками, Полина утирала слёзы, а я думала: «Гады комары!» Собрав решимость в кулак, я села, сразу почувствовав, как намокают джинсы от сырого мха.

– Ну, твою же дивизию! – посетовала я, стараясь при этом придать грустно-задумчиво-романтическое выражение своему лицу, чтобы соответствовать оригиналу шедевра. Сиротин, толкнув Карасёву в бок, скомандовал:

– Давай, ты тоже лезь!

Поля всё ещё смеялась, но покорно направилась к бревну, рассуждая на ходу:

– Так у Васнецова одна Алёнушка, мы уже Нинку сняли…

– Не спорить! Авторские права на фотосессию у меня! – Сергей вошёл в роль.

– Осторожно! – заорала я, почувствовав, как бревно закачалось под Полиной. – И поворачивайся сразу к нему лицом! – напомнила я.

Подруга медленно двигалась ко мне и, добравшись довольно быстро, опустилась рядом.

– Как ты тут сидишь? Здесь же мокро, – она сморщила нос. – И комары просто звери!

– Искусство требует! – вздохнула я.

– Модели! Замерли! – скомандовал режиссёр-оператор, продолжая делать снимки.

Мы с Полей дружно загрустили, глянули на воду и качнулись на бревне.

– Карасёва, как мы вставать будем? – тихо спросила я.

– Поползём, если что, – ответила она, поворачивая голову в другую сторону, как того требовал Сиротин.

Наконец, сняв нас со всех ракурсов, Сергей сообщил, что мы можем выбираться. Поля предприняла попытку подняться, опершись одной рукой о бревно, другой о моё плечо. Потихоньку встав на корточки, она наконец выпрямилась, но тут же одна нога соскользнула, и Полина упала на колени.

– Ползи обратно! – орал Димка, задыхаясь от смеха.

Я тряслась от хохота и с ужасом представляла, как поползу сама. Карасёва пятилась, периодически останавливаясь, чтобы просмеяться, и, добравшись до конца бревна, ухватилась за кусты и выпрямилась. Я оглянулась, заметила, что за моей спиной тоже торчит какой-то кустик, и, обрадовавшись как родному, протянула к нему руки. Растеньице было хиленькое, но достаточно крепкое, чтобы я, перебирая ветку за веткой, смогла встать. Выпрямившись во весь рост, гордая собой, я двинулась в обратном направлении, думая только о том, чтоб не соскользнуть. Счастливые, с мокрыми задницами и коленками, мы с Полей почувствовали наконец твёрдую почву под ногами и ринулись к Сиротину смотреть, чего он там наснимал.

– Батарея села, – улыбаясь до ушей, поспешил обрадовать нас Сергей. – Но я всё сфоткал, не переживайте.

– Я снял только финал: «возвращение на землю», – оповестил Димка. – Буду продавать оригинал задорого! – кричал он, зажав телефон в высоко поднятой руке и стараясь увернуться от нас. Мы прыгали, дёргали Диму за рукав, но до вожделенного аппарата добраться не могли.

Вырвавшись из наших рук, сын побежал по направлению к основной компании. Мы пустились за ним, чтобы перехватить папарацци до того, как тот обнародует свою добычу, но угнаться за длинноногим прохиндеем было непросто.

Весь оставшийся вечер Димкин телефон кочевал по кругу, веселя публику. Самыми шикарными эпизодами были ползущая по бревну Полина и я, цепляющаяся за кустик в попытках встать. Мы с Карасёвой стояли поближе к костру, чтобы подсушить «подмоченную репутацию», то и дело почёсывались от комариных укусов, но чувствовали себя совершенно счастливыми в предвкушении снимков, которые Сиротин обещал показать завтра.

Опьянев от свежего воздуха, весёлой компании и выпитого вина, я вернулась домой, буквально валясь с ног, и, как только голова коснулась подушки, уснула беспробудным сном. Звонок в дверь разбудил меня не сразу. Точнее, он звенел в моём сне и, не просыпаясь, я продолжала думать, кто пришёл.

Наконец, он вырвал меня из объятий Морфея, но мне потребовалась ещё пара мгновений, чтобы вернуться в реальность и понять, что я нахожусь дома, в своей постели, и в дверь кто-то, действительно, настойчиво звонит. Испугавшись от мысли, что что-то случилось с Димкой, я соскочила с кровати и понеслась в прихожую. От волнения не посмотрев в глазок, я распахнула дверь и на мгновение испугалась: на пороге стоял мужчина выше и шире в плечах, чем мой сын. Я чуть было не закричала от неожиданности, но вдруг поняла, что это Захар.

– Ты? – удивлённо спросила я.

Он молча кивнул, и я заметила, что он пьян.

– Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

Малаков ничего не ответил, шагнул через порог и, отодвинув меня от двери, захлопнул её.

– Я ушёл из дома, – медленно, словно по слогам произнёс он.

– Ты ушёл из дома, – повторила я, не понимая, о чём он говорит.

– Она сказала, что ей надоело видеть, как я смотрю на тебя глазами побитой собаки…

– Подожди минутку, – перебила его я. – Ты вообще о ком говоришь?

– Она сказала, что успехами твоего сына я интересуюсь больше, чем своими детьми.

Мне наконец стало ясно, о ком идёт речь, и я, схватив Малакова за рукав, потянула его в кухню.

– Когда ты успел так напиться? – спросила я. – Сколько сейчас времени?

Часы на кухне показывали четыре утра.

– Я вызову тебе такси, – сказала я.

– Я хочу спать, – заявил Захар и сделал попытку подняться.

Я прижала его плечи к стене и, глядя в глаза, спокойно произнесла:

– Ты в состоянии понять, что происходит?

Малаков кивнул.

– Если думаешь, что меня обрадует твоё решение, принятое после пьяного скандала с женой, ты ошибаешься. Сейчас я вызову такси, и ты поедешь домой.

– Нет, – Захар упрямо мотал головой, и меня это ничуть не забавляло.

– Я не собираюсь с тобой спорить, – серьёзно проговорила я. – Мне не нравится твоя идея явиться сюда в таком виде.

Малаков молчал.

Сколько раз я пыталась представить момент, когда он наконец придёт ко мне, но нарисовать чёткую картинку не получалось никогда. Лужина, как профессиональный психолог, уверяла: потому этого и не происходит, что нет чёткого понимания, как и что я хочу.

Но меньше всего я хотела, чтобы это случилось таким образом! Было ясно как день, что, протрезвев, Захар будет ненавидеть себя и сердиться на меня за то, что я воспользовалась моментом и приняла это непродуманное решение. На трезвую голову он никогда так не поступал и не поступит – я слишком хорошо его знала!

Глядя на его уставшее лицо, я вдруг поняла: вовсе не любовь ко мне привела его сюда! Это обида на жену, ради которой он жертвует всем, ради которой он живёт и работает, ради неё и девочек он отказывает себе в нормальном отдыхе, возможности расслабиться и наслаждаться жизнью. Я словно увидела всё со стороны, и стало предельно ясно, что для него наши отношения лишь попытка вырваться из рутины, глотнуть свежего воздуха, разнообразить череду бесконечных забот и проблем. Может быть, это также способ показать жене, что он достоин большего, что он хочет любви, заботы, благодарности за всё, что он для них, для Неё делает! Это вовсе не те чувства, которые испытываю к нему я! Это не любовь, точнее, любовь не ко мне!

От неожиданного прозрения на лбу у меня выступил холодный пот, словно после долгой лихорадки наступил наконец кризис, ведущий к выздоровлению.

– Ты поедешь домой, – твёрдым, не допускающим возражений голосом сообщила я, и по тому, как прозвучали мои слова, Захар понял: я не поменяю своего решения.