Неожиданно прервавшись, Эль схватила сестренку за локоть.
– Осторожно!
В ту же секунду на тропинку, поднимая облачка пыли, неуклюже, но на редкость быстро вылетело с десяток пестрых, малюсеньких лошадок, размер которых едва превышал размер взрослой собаки. Пробежав по тропинке небольшое расстояние, табунок столь же неожиданно нырнул в высокую травку с другой стороны тропы – как его и не бывало.
Создания эти были не только малюсенькими, но и до невозможного смешными. Создавалось впечатление, что Поньйи вылеплены из глины неумелыми детскими руками и раскрашены ими же, столь же неумело – вкривь и вкось. Были они, будто размалеваны разноцветными карандашами и красками с потеками и кляксами в самых неожиданных местах своего минилошадиного тела.
– Ой, спасибо, Эль. Чуть не покалечила малявочек… Главное, только про них говорили – и на тебе! Слушай, а почему они не ржут, а хихикают?
– Кто их поймет, может, потому, что они веселые… И потом, я вообще не уверена, что они лошади…
В этот момент из зарослей ромашек вышел еще один Поньйи, остановился, внимательно посмотрел снизу вверх на девчонок, навострил разнокалиберные ушки(одно было больше другого раза в два), понюхал воздух.
– Это вожак, – шепотом сказала Пыль.
– Ага, он всегда позади ходит. Поэтому, если быть точным, то он не вожак, а задняк какой то!
Вожак-задняк опустил ухо (то, что подлиннее), а потом и второе.
– О, смотри, расслабился.
Поньйи скосил маленькую головку (как собачка), моргнул, потом громко «хихикнул», встал на дыбы и исчез вслед за своими подопечными.
– Не, они точно не лошади, – усмехнулась Эль.
– Почему?
– Слишком осмысленно хихикают…
– В каком смысле осмысленно?
– Ну, увидел тебя и давай «ржать». Вот в каком смысле, – уже в голос рассмеялась Пыль.
– Ты ведь сказала, что это от одуванчиковой пыльц… Фу! Какая ж ты мерзкая и гадкая болтушка!
– Ну не злись, друг! – сказала Эль и продекломировала:
Гадкая – не гадкая, а для всех загадка я!
И вовсе я не мерзкая, а смелая и дерзкая!
Вовсе не плохая, но меня все хают!
Вовсе… э-э-э…
Пыль ее перебила, оспользовавшись заминкой сестренки, и закончила «стих»:
Вовсе не болтушка, а просто вру подружкам!
И добавила со смехом:
– Ладно, пошли домой, стихоплет!
– Пошли, тем более что уже практически дошли. А все потому, что поэзия сокращает самый дальний и тяжелый путь!
– Так то поэзия, а не твои так называемые импровизации! – поддела сестренку Пыль.
Эль только фыркнула в ответ и не поддалась на привычную провокацию Пыли.
Глава 3
Действительно, до дома остался один изгиб тропинки, за которым уже был виден их городок.
Первое, что видел всякий, кто шел к нему, – серая крыша серого дома «Серого Волшебника».
Жил ли в этом доме когда-нибудь «Серый Волшебник» и существуют ли волшебники на самом деле, девочки точно не знали. Дом этот стоял на самом краю городка. С давних времен он пустовал и, как всякий нежилой дом, оброс легендами и служил темой разнообразных пугающих историй – страшилок для подростков и веселых сказок для маленьких детей.
Репутация «волшебности» имела все же некоторые основания. Всякая попытка местных детишек оставить на его стенах надпись или рисунок заканчивалась ничем. Краска, попав на его поверхность, уже назавтра тускнела, а через два – три дня уже и вовсе была не видна, совершенно сливаясь с серым, безрадостным фоном его стен.
Пыль, пока она считала себя начинающим художником, такая особенность стен загадочного дома некоторое время даже радовала, поскольку не надо было тратить бумагу. Однако по мере обретения мастерства она стала нуждаться в сторонних оценках своего художественного таланта, и столь краткий срок сохранности произведений перестал ее устраивать.
И вот сегодня, проходя мимо дома «Серого Волшебника», она с грустью посмотрела на серые стены и глубокомысленно изрекла:
– Моя гениальность должна отразиться в вечности, а все пропадает на следующий день!
– Совершенно с тобой согласна, Пыль! Рисуй на песке! – съязвила Эль.
– Это ты читай свои стихи, нырнув в море!
– О-о-о-о! Как остроумно! – Эль продолжила издеваться над сестрой.
– Да что ты говоришь? Рыбы так и охарактеризовали твое творчество? – лениво парировала та.
Девчонки засмеялись и продолжили свой путь домой.
Вот, наконец, показались крыши остальных домов(самых разнообразных форм и цветов), а потом и сами дома центральной улицы, которая была выложена разноцветной брусчаткой.
Дом сестер находился чуть дальше – там, где виднелся большой холм. Чтобы добраться до него, надо было пройти главную улицу с палисадниками, разбитыми во дворах, на балкончиках и даже на некоторых крышах.
Родители девчонок предпочли поселиться на окраине города и, как некоторые их знакомые, построили свое жилище прямо в толще скалистого холма, поросшего соснами и можжевельником.
Поначалу их жилье особых изысков не имело.
Огромная столовая (служившая и гостинной и кухней) и небольшая родительская спальня – вот все, что им было нужно. После того как девочки подросли, папа устроил им сначала одну, а потом и две комнаты, хотя сестренки до сих пор предпочитали спать в одной из них – в той, которую папа в эстетическом порыве украсил оплавленной керамикой, «пыхнув» от души на стены, предварительно перейдя в третью, боевую конфигурацию. Мама просила еще и отдельное помещение для кухни, но папа считал это излишним.
Время близилось к обеду, и девчонки прибавили шагу. Очень уж хотелось есть.
Глава 4
Девчонки добрались до дома.
Мамы дома не было, а папа, рассеянно слушая рассказ об их маленьком путешествии, в том месте, где они начали рассказывать о Поньйи, вдруг озадаченно нахмурился и стал жадно и очень заинтересованно слушать, проявив явный интерес к этой части их повествования. Он покусывал нижнюю губу, периодически прерывал рассказ девчонок нечленораздельными восклицаниями, скреб в затылке и невпопад восклицал: «Да ну! Вот как!»
В конце концов он и вовсе удивил их, послав Пыль в ее комнату за мелками и бумагой и потребовав нарисовать этих самых Поньйи.
Пыль нарисовала вожака(надо заметить, что довольно талантливо). Гуннбьйорн(а именно так звали их папу) внимательно рассмотрел рисунок и… потребовал нарисовать еще парочку Поньйи.
– Ну па-а-а-а!
Пыли явно было не до творчества.
– Па-а-а, они все так и выглядели! Зачем еще-то? Есть охота, а ты со своими Поньйи пристал!
– Не ленись, Пыль! Успеете набить вашу ненасытную утробу!
Пыль сдалась и быстренько нарисовала еще пару «лошадок».
– А пятнышки? Пыль!
Пыль вздохнула и опять проныла:
– Ну па-а-а!
– Пятнышки, Пыль! И как можно точнее! – настаивал папа.
– Вот тут, тут и вот здесь. Огромное такое синее пятнище!
Гунн нахмурился:
– Пятнище у всех Поньйи в этом месте?
– В этом, па, в этом. Оно на седло похоже. Будто на этих малявок кто-то может усесться верхом.
Говоря это, она довольно ловко обозначила контуры пятна и, быстренько заштриховав мелками, растушевала штриховку пальцами.
– Во!
Гунн взял листы, пристально посмотрел на изображения, словно сравнивая их между собой, и пробормотал:
– Будто кто-то может усесться…
Он задумчиво ладонью по рисунку:
– Эль? – Гуннбьйорн обратился ко второй дочке.
– А я-то что? Ты же знаешь, что я не художник. Это Пыль у нас художник, а я скорее мастер художественного слова…
– Ха! Ха! Ха! – отрывисто и издевательски произнесла Пыль.
– Не «ха», а мастер!
– Стоп, крошки! Не сейчас! – прервал привычную свару дочерей Гунн. Не сейчас, Эль. Сейчас ты должна сосредоточиться и ответить на мой простой вопрос.
– Ну и что за вопрос?
– Эль, пятна действительно были там, где их нарисовала Пыль?
