– Я не голопопа! Я нага! И я прекрасна в человеческом обличье!
– Ты? – усмехнулась Пыль. – Нет, крошка моя! В человеческом обличье ты просто голопопая!
Эль встала «в позу», подняла лицо к небу, приложила ладонь ко лбу, сделала отрешенное лицо и… театрально, нараспев «заблажила:
Голопопая – голописяя,
Голоспинная – голосисяя.
Голоногая – голопятая.
Очень стройная – ненажратая…
Пыль «хрюкнула», потом чихнула и, наконец, расхохоталась в голос:
– Ой! Держите меня… Умру… – «ненажратая»!
Эль надула губы:
– Стихи прекрасные! Ну…рифма и вправду… – Она на секунду замялась. – А поскольку импровизация! Плюс – я действительно очень стройна, и даже ты не сможешь отрицать очевидное, милая моя!
– Допустим, – хихикнула Пыль. – Но, Эль… Что за «ненажратая»? Это что? Это поэзия? Это рифма?
– Изволь, сестренка. Я объясню! – Эль скрестила руки на груди. – Первое: я о-о-о-очень голодна. Уж ты поверь мне на слово. Второе: в данный момент я хочу не есть, а жрать! Так что рифма здесь очень даже к месту. Она как нельзя лучше отражает мое внутреннее состояние!
– О! Как тонко вы рассуждаете, милая Эль! – продолжала язвить Пыль. – Термины «ненажратая» и «голопопая» только подтверждают вашу возвышенность!
– Да! Представь себе! – щеки Эль вспыхнули от обиды – А «голопопость» – это не «криминал», а вот конфигурацию, милейшая Пыль, завершать надо полностью! – вдруг закончила свою речь Эль.
– Ой, ой… какие мы правильные! Там, за пределом «предела», это закон, в «пределе» это рекомендация, а здесь – по-же-ла-ни-е! И потом, это вовсе не полная конфигурация.
– Как знаешь… – неожиданно равнодушно Эль прервала их привычную пикировку, которая могла длиться часами.
Обе девчонки затихли. Эль, казалось, задремала, а Пыль пересыпала из ладошки в ладошку все уменьшающуюся горсточку песка. Потом она зажала остатки в кулачок, тонкой струйкой пустила по ветру, решительно отряхнула ладошки и сказала:
– Ты его видела?
– Кого? – Эль открыла глаза.
– Не беси меня! Ты ведь знаешь, что я говорю о нем…
– Видела… – все еще безразлично ответила Эль.
– Слушай, а зачем это ему?
– Кто его знает… Он вообще… Странный… – Эль зевнула.
– Он – Великий.
– Я так и сказала. – Эль еще раз сладко зевнула и снова закрыла глаза.
Чуть ранее!
Да, да! Чуть ранее, в тот момент, когда Эль и Пыль скользили вверх, вдоль «изнанки» водопада (между исполинской скалой и падающей водой)…
Так вот, в этот момент навстречу им с внешней стороны пронеслась тень.
Взглянув вниз, куда почти беззвучно, но с невообразимой мощью низвергалось море, они успели рассмотреть ЕГО.
Эль и Пыль не испугались и не особенно удивились. Во-первых, это был ББД, ну, а во-вторых, это ведь был БДД. И, в-третьих, и так далее…
Он был Великим и (о Да!) он был Странным. Странность объясняла многое, но – «Зачем?» – вот что заинтриговало Эль и Пыль.
– Великий и Странный, – пробормотала Пыль.
– Одно другому не мешает.
– Ему это помогает. Думаю, что именно Величие делает его Странным для обычного восприятия.
– Еще бы. Если бы Странность делала его Великим, то это был бы обман и жульничество, – хмыкнула Эль.
– Но… Зачем? Почему в первой конфигурации и явно без малейшей левитации?
Эль не ответила, а лишь пожала плечами.
Еще немного помолчали.
Пыль развеяла еще несколько горстей песка, пустив их по ветру. Потом завершила наконец конфигурацию, убрав крылья, так возмутившие ее сестру.
Теперь она рассеянно накручивала на палец чуть влажную прядь светлых волос. Светлых от рождения, а на летнем солнце выгоревших и того больше (почти до соломенного блеска).
И Эль, и Пыль задумчиво смотрели на оставленные ими следы.
Две дорожки отпечатков их ступней тянулись от воды, постепенно меняясь по форме и размеру. Если у воды они были большими и резко очерченными, глубоко взрыхленными острыми когтями по переднему краю, то по мере удаления от полосы прибоя теряли в размере и глубине. Далее (уже вполне человеческие) они почти исчезали на твердой поверхности плотно утрамбованного ветром песка.
– Так! (одновременно).
– Когда? (одновременно).
– Давай сегодня, – сказала Пыль.
– Давай, но после обеда, а то я «ненажратая», – сказала Эль.
– А солнца тебе мало?
– А вкусовые ощущения? Я ж говорю – «ненажратая»! Это ты у нас приземленная, а я создание возвышенное!
– Ну-ну… Твоя возвышенность как-то не очень гармонирует с твоим словарным запасом. Ненажратая ты моя!
Глава 2
В «нежном» возрасте не бывает обыденного, и путь домой для девчонок был не менее интересен, нежели из дома. Эль пыталась комментировать и рифмовать все, что встречалось на пути, а Пыль пыталась вычислить близость Луны к Земле по косвенным признакам (тем более, что это было ее внеклассным заданием).
– Эль, а-а-а ты часом не помнишь, как определить близость и фазу Луны без календаря?
– Отстань.
– А за «пределом»? Там фазы Луны такие же?
– Отстань.
– Ну, Эль, ну, пожалуйста.
Эль усмехнулась:
– Ну-у-у-у, значит, так. Слушай внимательно. Повторять не буду.
– Ага, я прямо вся одно большое ухо!
Эль продолжила:
– Облака перистые. Солнце почти в зените, но диск Луны виден на небосклоне довольно отчетливо. Однако придорожные цветы еще не раскрылись и головки их понуро опущены. Муравьи сонные, как тетери, мухи – поденки медленно кружат в тени деревьев, пчелы нехотя собирают нектар с истомленных полуденным зноем цветов. Поньйи…
– Э-э-э-э-э! Э-л-л-ль!
Прервала сестренку Пыль. Она едва не заснула на ходу под это монотонное бормотание.
– А? – воскликнула Эль. Казалось, она и сама едва не заснула.
– Эль! Ближе к делу!
– На чем я остановилась?
– Поньйи!
– А? Что? А, что, Поньйи? Ах да, Поньйи…Поньйи. Поньйи – ржут, как кони! Вернее, хихикают! А это значит, что одуванчик «пылит»!
– Они ее что, радостно едят или нюхают? Ну-у-у, эту пыльцу одуванчика?
– По большому счету они от нее чихают, а когда один из Поньйи чихает, то другие начинают хихикать.
– Злорадствуют, стало быть?
– Нет. Я думаю, что они смешно чихают, чем и веселят сородичей…Да какая тебе-то разница?
– То есть луна близко?
– Луна?
– Ну да! Она близко или полная? Или… какая она?
– А что Луна? – со шкодливой улыбкой спросила Эль.
– А!!! Опять ты! Слушай, ну тебе не стыдно? Чего ты мне тут наплела? Муравьи, Поньйи… Ненавижу тебя. Мы же договаривались, что «Минутка безумия» начинается по согласию!
– Ладно, ненавидь, – пожала плечами Эль, – но чтоб ты не особо обижалась, то вот тебе стих про один из основных признаков полной и близкой Луны! Это я папиным прозаическим наставлениям по мореходному делу придала чудную поэтичную форму. Слушай!
Эль начала с трагическим подвывом, как и должно (по ее мнению) декламировать…
СТИХ в стиле Илиады!
О странник! Коль ты вышел в море
И парус твой, наполнившись пассатом,
принес тебя к далеким берегам,
То прежде, чем покинуть свой корабль
И бросить якорь в неизвестной бухте
(дабы ступить на долгожданный берег),
Внимательно смотри на грань прилива.
Его границы вычислить несложно –
по краю жизни, что не свойственна воде
и коей жить запретно и не должно
в сей мокрой и просоленной стихии.
Коль ты увидишь след волны у трав прибрежных,
Знай – то прилив для моря неизбежный.
А коль трава морская неподвижно лежит
на темном и спрессованном песке,
а моря край волнуется чуть дальше….
То пред тобой – Отлив.
И упаси тебя «Нептун» с трезубцем, что всевластен
над гордою стихиею морскою…
