Дмитрий первым начал прозревать. Работа сначала в комсомольских органах, а затем и во властных советских структурах показала ему многое, что с этими принципами не сочеталось. Привилегии партийной и государственной верхушки, решение почти всех вопросов через родственные или дружеские связи, интриги партийных функционеров всех уровней и многое другое поначалу коробило его, возмущало, оскорбляло в нем чувство справедливости, вызывало желание как-то бороться.
Человек ко всему привыкает. Дмитрий был достаточно умен, чтобы понять – плетью обуха не перешибешь. Он уже был в этой лодке, и сойти с нее значило лишиться тех благ, к которым привык он сам и его семья. С его образованием он мог уйти только в школу, в музей, в лучшем случае – в какой-нибудь институт преподавателем. Но за прошедшие годы он многое позабыл, и начинать все с нуля уже не имело смысла. Он не был борцом за идею, он не был революционером. Он смирился, только все меньше рассказывал жене о своей работе. Она-то не смирилась, она-то осталась наивным советским человеком, посещала партсобрания, выполняла партийные поручения, даже стеснялась надевать красивую одежду, которую муж привозил из нечастых заграничных командировок. Его рассказы о работе вызывали у нее возмущение, растерянность. Она не могла и не хотела разрушать мир тех представлений о жизни, с которыми жила всегда, которым пыталась учить своих и чужих детей. Дмитрий жалел ее, не хотел огорчать, но их взгляды на жизнь начали постепенно расходиться. Это было бы не страшно для их семьи, оба отлично умели сглаживать острые углы и уступать друг другу ради спокойствия в доме, если бы все так и осталось до конца их дней, если бы не грянула перестройка, распад СССР, если бы не началась другая эпоха.
Но все это наступило, переломав миллионы человеческих судеб. И семья Самсоновых разрушилась вскоре после распада Советского Союза. Это разрушение произошло не в один день, в несколько этапов. Теперь, по прошествии времени, Любовь Ильинична понимала, что Дмитрий начал «перестраиваться» задолго до того, как это сделали другие, в том числе и она сама. Для этой внутренней перестройки каждому понадобилось какое-то время и оно было неодинаковым для разных людей. Большинство рядовых граждан долго пытались жить так, как привыкли при советской власти, не замечая, как стремительно все меняется в стране. Избалованные пусть небогатой, но стабильной советской жизнью, люди покорно восприняли первые перемены, надеялись перетерпеть возникающие трудности, привычно полагаясь на родное правительство, пока не обнаружили ужасающий дефицит самых необходимых товаров, взлетевшие вверх цены, обесценившуюся зарплату. Это теперь многое написано о том времени, многое стало понятно. А тогда…
Все тогда так совпало – ее уход на пенсию, плохое самочувствие в связи с возрастными изменениями организма, неприятности с детьми. Она не сразу заметила, что Дмитрий стал все чаще допоздна задерживаться, приходить слегка нетрезвым, хотя всю жизнь был равнодушен к спиртному. Не стало откровенных бесед перед сном, совместных выездов на дачу, походов в гости. Даже семейные друзья куда-то подевались. А потом ей передали неподписанный конверт – прямо в подъезде подошла какая-то девочка, протянула его со словами: «Возьмите, вам просили передать», – и сразу убежала.
Дома никого не было. Любовь Ильинична вытащила из конверта фотографии, их было всего две. На одной был запечатлен столик в каком-то ресторане, за ним расположились незнакомые люди, а на переднем плане Дмитрий обнимал за плечи рыжеволосую женщину лет сорока, которая смотрела на него влюбленными глазами. На другой – Дмитрий в расстегнутой сорочке сидит на кровати, а позади него, обняв себя за колени, прислонившись спиной к изголовью, улыбается та же женщина в кружевной комбинации.
Ту острую боль в груди Любовь Ильинична никогда не сможет забыть. Ей вдруг стало не хватать воздуха, она испугалась, что задохнется прямо сейчас и умрет с этими снимками в руках. Не помня себя, она бросилась на кухню и начала пить воду. Это сейчас она смотрит на ту ситуацию спокойно, понимает, что редкая женщина не прошла через подобное испытание, а тогда ей казалось, что ее ослепляет невероятно яркий свет, а слух не воспринимает никаких звуков.
Нет, она не была наивной девочкой, многие знакомые ей семейные пары распались из-за супружеской неверности, сколько книг прочитала она на эту тему, сколько фильмов видела! Но это было с другими, к ней это не могло иметь отношения. ЕЕ семья была замечательным исключением из правил, она доверяла своему мужу, даже никогда его не ревновала. Она гордилась им и детьми. Они были одно целое, неразделимое и нерушимое. Если бы ей кто-то сказал, что муж ей изменяет, она ни за что не поверила бы.
Но ей ПОКАЗАЛИ. Слабо шевельнулась в мозгу мысль «Фотомонтаж», но она уже ЗНАЛА, что это правда. Сразу всплыли в памяти последние месяцы, всякие маленькие детали, которые только слепой мог не заметить. Тогда ей даже не пришло в голову, что для того, чтобы сфотографировать мужчину с женщиной в постели без их ведома, необходимо эту съемку как-то организовать.
Жизнь разрушилась в один миг. Работы уже нет, сыновья взрослые, жить под одной крышей с мужем она не сможет. Что делать? Какой позор… Что скажут дети?
В их семье выросли два мальчика, совершенно не похожие друг на друга ни внешностью, ни характером. Олег унаследовал от ленинградской бабушки синие глаза, светлые волосы, от украинского дедушки высокий рост и широкие плечи. Константин – от украинской бабушки взял черные глаза и волосы, от ленинградского дедушки невысокую коренастую фигуру. Это при кареглазых и темно-русых родителях.
Олег с детства был спокойным и уравновешенным, но при необходимости очень даже мог за себя постоять, так как усердно занимался спортом. Но чем ближе было окончание школы, тем меньше было спортивных занятий, а больше подготовки в поступлению в институт. Мальчик бредил медициной и проблемы выбора практически не было. А тут ленинградская бабушка стала болеть, жила она одна в просторной квартире. Вот и стала уговаривать родителей выпускника отпустить к ней внука. Олег много раз был у бабушки на каникулах, город на Неве любил, поэтому согласился сразу. В Ленинграде он благополучно поступил в медицинский.
Любовь Ильинична, конечно, отпустила его с неохотой, но, зная положительные качества старшего сына, чрезмерно не тревожилась.
Константина (в семье его называли Котик) она ни за что не отпустила бы. Младший сын с детства отличался неугомонностью, драчливостью, изворотливостью и хитростью. Он был весельчак, заводила во всех проделках, врал на каждом шагу. Но, нельзя не признать, учился хорошо, обладал отличной памятью и сообразительностью и по натуре был добряком.
Никакого призвания Котик в себе не обнаружил, и почему поступил в химико-технологический институт, родители так и не поняли. Скорее всего, за компанию с другом. Но и там учился ровно, был активным комсомольцем.
Большой дружбы между братьями не было, но друг за друга они стояли горой. Перед родителями старший всегда защищал младшего, и был у Котика в авторитете.
Любовь Ильинична часто вспоминала поговорку «маленькие детки – маленькие бедки». Трудно было растить и воспитывать двоих мальчишек, заботиться о них. Но это были цветочки. Ягодки начались, когда дети повзрослели.
После института, заканчивая интернатуру, Олег женился. Жену привел жить к бабушке. А свекровь у Любови Ильиничны была женщина непростая. Непримиримая, неукротимая, фанатичная последовательница марксистско-ленинского учения. Воинствующая коммунистка. Блокадница. Любови Ильиничне очень повезло, что не пришлось жить с нею под одной крышей. Родной сын сбежал от ее свекрови к отцу в Москву неспроста. Только Олег с его невозмутимостью мог не замечать постоянных наставлений, указаний, назиданий бабушки, высказанных безапелляционным тоном, многочисленных примеров из жизни, которыми она аргументировала свою правоту. Правда, после развода с мужем, мать Дмитрия немного притихла, но ведь в этом возрасте люди уже не меняются кардинально.
