“Но не настолько, чтобы забыть прошлое, - прошептала она.

Гаррик молчал, крепко стиснув зубы. В этот момент тишины у нее был свой ответ, и он пронзил ее, врезавшись в сердце так сильно, что она задохнулась. Она не могла дышать, как будто весь кислород был высосан из дома. Она смотрела на него, пока мир качался у нее под ногами, и каждый ее судорожный вдох ощущался как пламя, опаляющее ее легкие.

Он медленно двинулся к ней, сокращая расстояние между ними, пока не оказался так близко, что она почувствовала исходящий от него гнев, ярость, рожденную обидой и горечью. Его сверкающие зеленые глаза не отпускали ее и не позволяли отвести взгляд.

- В течение десяти лет я верил, что потерял тебя, и мне было наплевать, что со мной случилось, кроме того, что остаться в живых означало найти способ заставить твою семью заплатить за то, что они сделали со мной. Для нас,- объяснил он, не давая ей пощады от яда, который он нес для ее семьи. —Поэтому я изо дня в день боролся за жизнь, делая все, чтобы выжить, - воровал, обманывал, брался за любую работу, какую только мог получить, какой бы изнурительной она ни была. И когда я пошел в армию, я сделал то же самое. По одному дню за раз.”

Чувство вины и взаимные обвинения жгли ее изнутри за то, что ее семья сделала с ним. Но им нужно было вычеркнуть прошлое из своей жизни, если они хотели иметь будущее. “Гаррик, пожалуйста—”

—Десять лет мести и ненависти сформировали меня-вот человек, который вернулся сюда, чтобы потребовать Хайберн.” Он судорожно втянул воздух, чтобы подавить свой гнев, хотя его руки все еще были сжаты в кулаки. - Я ни разу не думал об этом месте, кроме того, как сильно я ненавидел твою семью за то, что они сделали.”

Крепко зажмурившись, она покачала головой. Все его слова образовывали какофонию путаницы с тем, что она знала о своей семье, что она слышала от Джеймисона, что она думала, что знает о Гаррике. Буря захлестнула ее, и она никак не могла найти дорогу в этой суматохе.

- Значит, да. Я пришел сюда, желая отомстить, и я сказал Все это ... о семье, которую я презирал, и о женщине, которая не могла найти в себе мужества противостоять им.” он обхватил ее лицо руками и прижался лбом к ее лбу. Гримаса исказила его лицо, как будто прикосновение к ней теперь причиняло ему боль. “Но потом ты снова оказалась в моих объятиях, как во сне” - он отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза. Его теплое дыхание щекотало ее губы, обжигая с каждым словом, которое казалось таким же черным, как тени вокруг них. “Я люблю тебя, Арабель. Я ничего так не хочу, как сделать тебя счастливым. Но я не могу забыть того, что твоя семья сделала с нами, и никогда не смогу простить.”

Она накрыла его руки своими, ее пальцы дрожали. - Я не знаю, зачем они это сделали, и знают ли они вообще, в какой ад тебя бросили, - прошептала она. - Но ты должен позволить прошлому умереть. Ты должен простить их, или ты никогда не получишь моей полной любви.”

Он выпрямил спину, стиснув зубы, и протянул: - это ультиматум?”

- Нет, - тихо сказала она, опустив плечи. - Это просто факт. Если ты не отпустишь прошлое, оно навсегда останется между нами.” Она судорожно вздохнула, и ее пальцы сжались на его пальцах, отчаянно пытаясь удержать его, как только могла. - Вы дадите мне Хайберна?”

Жесткий блеск вспыхнул в его глазах. - Ты перестанешь позволять своей семье диктовать тебе свою жизнь?”

Боль, которая пульсировала в ней от его резкого вопроса, пришла жестоко, лишая ее дыхания. Ее руки опустились, и пустые пальцы сжались в холодном воздухе. Боль внутри нее горела так сильно, что каждый дюйм ее тела ныл от потери.

Не в силах скрыть отчаяние в своем голосе, она прошептала: - в конце концов, для нас ничего не изменилось.”

Он отвернулся, на этот раз не в силах убедить ее, что она ошибается.

Осознание того, что она потеряла его, должно было убить ее. И все же ее глупое сердце все еще билось, все еще не было достаточно ранено, чтобы остановиться и избавить ее от адской потери его снова, несмотря на иголки боли, которые укололи ее, и полное страдание, которое грызло ее живот.

— Если ты не можешь понять, почему Хайберн так много значит для меня, если ты не можешь позволить мне принести добро из пепла моей семьи, тогда ... “Тогда ты уже не тот человек, которого я когда-то любила.”

Разочарование исказило его черты. - Арабель, - прохрипел он—”

“Возвращайся в Англию, Гаррик, - выдохнула она, когда мир вокруг нее рухнул. - В тебе не осталось горца, которого можно было бы полюбить.”

День Двадцать Седьмой

Гаррик не обращал внимания на первые бледно-розовые лучи рассвета, падающие из окон нового вестибюля, и смотрел на герб Роуландов. В прошлом месяце Арабель починила его, и теперь он гордо висел, окруженный клейморами, которые она тщательно заменила в их сложном дизайне. Ради Бога, она даже повесила пояс из шотландки Роуленда поперек угла щита.

Если ему и нужно было доказательство ее преданности наследию семьи, то только это. Упрямая женщина была полна решимости вернуть уважение Роуландам любой ценой.

Включая их будущее.

Он едва сдержал проклятие. Просить его отдать ей Хайберн таким образом, зная все, что ее семья сделала с ним, через какой ад они заставили его пройти—неужели она действительно ожидала, что он просто покончит с этим, позволит ей вернуть славу клану Роландов? Хотя она снова была помолвлена с другим мужчиной, не меньше. Неужели она думает, что он ничему не научился в прошлом?

- Он стиснул зубы. Те проклятые обвинения, которые она выдвинула против него, были просто смехотворны. Замышляя сровнять Хайберн с землей, соблазнить ее как часть своей мести—

Христос.

- Он провел пальцами по волосам. Он сказал все это Ривзу, но это было до того, как им дали второй шанс. Прежде чем он понял, что все еще любит ее и всегда будет любить. Он отдал бы все, что имел, чтобы заполучить ее в жены, включая графский титул и все до последнего пенни.

Но только не Хайберн.

Позволь мне принести добро из пепла моей семьи ... он даровал бы ей все, что угодно, но только не это. Раны, нанесенные ее семьей, были еще слишком свежи, чтобы их игнорировать, а шрамы слишком глубоки, чтобы их можно было залечить.

Он был бы лжецом, если бы сказал, что часть его не наслаждалась разрушением восточного крыла. Но ему больше нравилась возможность восстановить его, увидеть лицо Арабель, когда новое строительство будет закончено. За последний месяц он по достоинству оценил Хайберн, но только потому, что Арабел любила это место, а он любил арабел.

Добро из пепла ... разве такое вообще возможно?

“Значит, не только я не могу заснуть, - Леди Роуланд вошла из прихожей в халате и ночном колпаке. - Она многозначительно добавила: - Я знаю, что ты имеешь дело с этой девушкой.”

- Он поморщился и увернулся, - Арабель надежно укрыта в своей постели.”

“Да, когда она должна быть в твоей.”

Гаррик напрягся, хотя удивляться было нечему. За последний месяц он узнал о Матильде Роулэнд только то, что эта суровая старуха говорит то, что думает, а приличия—это странное понятие, и что ее восемьдесят лет дали ей свободу развязывать язык в вопросах, которые ее не касались. Особенно сейчас, когда завтра утром Арабель пойдет к алтарю с незнакомым мужчиной.

- Отлично вы тут вдвоем все испортили” - неодобрительно фыркнула она. - Еще раз.”

Стиснув зубы, он скрестил руки на груди и повернулся к ней. Ее голова едва доставала ему до середины груди, но он знал, что эта женщина-сила природы. Тот, от которого ему было нелегко избавиться. Он также не мог сказать ей, чтобы она не лезла не в свое дело, потому что Арабель и Хайберн были ее заботой. Точно так же, как они стали его собственными.

“Ты так решительно настроена отомстить Роулендам за то, что они с тобой сделали, - пробормотала Матильда, - что не видишь правды собственными глазами. И правда в том, что Арабель никогда не переставала любить тебя. Скорее всего, девушка наверху плачет, потому что она все еще любит тебя, даже сейчас.” ее старые глаза презрительно скользнули по нему, явно находя его недостающим. - Пока ты здесь, внизу, слишком полон гордыни и высокомерия, чтобы сделать то, что, как ты знаешь, должно быть сделано.”