К концу октября Москва уже несколько недель как живет привычной осенней жизнью, стряхивает с себя опадающую листву отшумевшего карнавала красок, умывается моросящими и пока еще прохладными дождями, улыбается все более редкими часами чистого неба, все чаще и плотнее укутывается утренними туманами и все раньше опускающимися на город ветреными сумерками. В этом городе нет утонченной изысканности, хотя, впрочем, нет в нем и горделивой спеси – это просто большой современный город, деловой и динамичный, город не созерцания, но действия. И осень, пришедшая в тот год не рано и не поздно, а обычно и даже обыденно, была всего лишь временем года – сезоном, как пишут в путеводителях и туристических гидах, к которому нужно заранее приготовиться, привести в порядок мысли и гардероб, составить планы и дальше следовать им, не жалея сил и не теряя ни минуты. Осенний семестр, так сказать. Да, разумеется, он, как и все другие до него, непременно закончится Новым годом, сессией и пушистым январем с его каникулами, а пока на дворе конец октября – и сегодня, и завтра, и в следующий понедельник.

Юлия подняла голову от очередной студенческой работы и посмотрела в окно. «Все-таки будет дождь, вон как потемнело, да и тучи сгустились, – отстраненно подумала она, – жаль, что зонтик не взяла». Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке, как бывало, когда она замечала что-то ее привлекавшее и будившее в ней воспоминания, ассоциации и даже фантазии. Что предстало ее взору за окном, она бы не смогла точно определить, но в тот момент ей показалось, что она видит серый цвет в переливах и переходах от глухого мышиного к жемчужно-серому с серебристой окантовкой, как если бы по-осеннему плотные кучевые облака были чуть тронуты сединой, и в то же время отдельные участки были почти кобальтово-синими и яркими, словно бы искрящимися прятавшимся за ними солнцем, или, во всяком случае, ей так показалось. «Просто я на довольно высоком этаже, и здесь отличный вид на город. Так, продолжим…» И снова перед глазами возникли чьи-то строчки, исполненные столь неразборчивым почерком, что она скорее угадывала в них слова, чем читала.

Дверь чуть приоткрылась, и на пороге возникла одна из коллег. Анна Борисовна Заманская была статной дамой, которая в совершенстве владела приемом не мигая смотреть собеседнику не в глаза, а куда-то между глаз, в лоб. Она говорила округлыми фразами, тщательно подбирая выражения и артикулируя слова по-преподавательски отчетливо.

– Юлечка, как хорошо, что вы здесь, я как раз хотела с вами поговорить именно сегодня Вы ведь не заняты?

– Здравствуйте, Анна Борисовна, что-нибудь случилось?

– Да нет, ничего такого, конечно, но… вы, возможно, помните, Юлечка, я упоминала, как весной прошлого года на конференции в Брайтоне после доклада ко мне подошла одна греческая коллега, все говорила об Ассоциации преподавателей частных школ, которая у них существует уже не один десяток лет, и просила участвовать в их очередном форуме.

– Конечно, Анна Борисовна, что-то такое припоминаю.

– Так вот, их конференция в следующем месяце. Нужно срочно послать тезисы, подготовить текст доклада для опубликования в их сборнике. Да, визу, конечно, нужно получить, билеты купить. У меня много часов в этом семестре, к тому же шесть дипломных работ и два аспиранта третьего года, мне никак не найти время всем этим заниматься… Вы не могли бы слетать в Салоники?

Слетать в Салоники… А почему бы и нет, собственно? Улыбка Юлии было мягкой и приветливой.

– Спасибо, это интересно, я, пожалуй, соглашусь.

Довольно сильно оттененные, как догадывались коллеги – по моде конца семидесятых, чуть навыкате, карие глаза Анны Борисовны посветлели, как бывало всегда, когда жизнь делала ей намек на вызов. Заманская не была готова к такому повороту событий, она рассчитывала, что придется явно или неявно уговаривать, делать завуалированные комплименты, обещать помощь словом и делом, а тут такое. «И что особенно неожиданно, – подумалось Анне Борисовне, – ни одного слова о том, что ей не справиться, или что она никогда не делала докладов на международных конференциях за рубежом, или что нужно будет текст составить на английском, хоть это и язык специальности, но ведь не родной же. Надо же, эта выскочка Юлечка сразу согласилась и вон улыбается от уха до уха. Хоть бы сказала, что не подведет, но нет, думает, раз она доцент, то все может – ну-ну!»

Анна Борисовна чуть поджала красиво подкрашенные губы и перевела взгляд на окно, по которому уже вовсю барабанил октябрьский дождь.

– И сегодня дождь. Что делать, дусик, осень.

– Да, правда, смотрите, какие капли крупные – от каждой целый ручеек бежит по стеклу…

Юлия успела заметить, как на долю секунды в недоумении изогнулась изящно выщипанная бровь, но Анна Борисовна уже сменила тему и вновь заговорила о чем-то проникновенно, многословно и доброжелательно.

Дни полетели стремительно. Тема и текст тезисов доклада придумались быстро. Над самим докладом Юлия просидела пару ночей кряду, но и с этой задачей справилась. Она вообще умела мобилизоваться и в нужный момент бросить все силы на решение поставленной задачи – ее это и бодрило, и забавляло. «Как это кто-то может говорить или даже думать о чем-то, касающемся профессии, как о том, чего он не может», – часто говорила она себе. Улыбалась, распрямляла плечи… и делала – и у нее получалось.

Юлия едва успевала замечать, как одно занятие сменялось другим, все чаще поглядывала на часы, торопилась то в консульский отдел проведать, не готова ли виза, то определиться с билетом, то в ближайший к метро торговый центр посмотреть, не удастся ли как-нибудь незатейливо, но достойно разнообразить свой гардероб – ну, может, шарфик какой-нибудь новый взять или перчатки. Впрочем, какие перчатки – там же тепло в ноябре, ни беретка, ни кожаная куртка, наверное, не понадобятся. А что же тогда ей нужно? Так, темный пиджак и светлая блузка для доклада у нее есть. А юбка и туфли? Ну ладно, туфли можно и прошлогодние, а вот эту юбку нужно купить. Просто необходимо. Особенно потому, что юбка ее размера и сидит хорошо. Конечно, она предпочла бы, чтобы цвет был потемнее, но ничего, и темно-красную можно вполне обыграть розовым шарфиком. И потом, на дворе же конец девяностых: вон, через одного солидные мужчины разгуливают в пиджаках из такой шерстяной ткани, и никто им не скажет, что цвет яркий. «Ничего, вряд ли кого в Салониках станет заботить моя вполне офисная юбка длиной до середины колена, – решила она, – а мне будет комфортно в ней, да и приятно осознавать, что юбка новая».

Юлия еще раз бросила придирчивый взгляд в зеркало примерочной кабинки и улыбнулась своему изображению. Там стояла стройная и довольно высокая тридцатипятилетняя светловолосая женщина, не красавица, но, как сказала бы ее бабушка, интересная. Особенно хороша была улыбка, то лишь слегка смягчающая внимательный взгляд приподнятыми уголками губ, то открывающая чуть неровные белые зубы, когда Юлия легко и коротко смеялась. «Ладно, – подумала она, – прорвемся!»

Провожал ее в аэропорт Шереметьево-2 Вася Кляксин. Спокойный и обстоятельный, он внимательно вел машину и вполуха слушал рассказ жены о том, кто и что ей сказал о предстоящей конференции и ее четырехдневной командировке в Грецию в ноябре, когда «самый разгар семестра, и если ослабить поводья хотя бы на неделю, наших студиозов в чувства привести будет потом практически невозможно». Да и в школе у дочери все должно быть в эти дни ее отсутствия под его контролем – ну, там, домашние задания нужно ежедневно проверять как минимум. Да и мама, Валерия Леонидовна, не очень здорова – нужно ей пару раз в день звонить обязательно, если что ей будет нужно – помочь. Василий коротко кивал – он умел справляться с неожиданными ситуациями, казалось, что он даже без них скучал. «Все будет нормально, жена», – сказал он на прощание и поцеловал Юлию в щеку. Скоро его широкую спину заслонили другие спины и лица прощающихся пассажиров. «Посадите меня в проходе, если можно», – спокойно сказала Юлия и положила паспорт и билет на стойку регистрации.