На танцевальном павильоне висел полинявший от дождей рекламный щит.

«Вечера отдыха для тех кому за…»

Танцы. Викторины. Играет инструментальный ансамбль.

— Вот, это похоже для меня, — пошутил Виктор.

— Да ну, перестаньте вы! — возмутилась Ника, — мне бы с вами очень понравилось танцевать.

— Мне бы тоже, но заявление ваше рискованное, а вдруг я не умею?

— Не может быть такого, — убежденно ответила она.

Совсем близко от залива воздушной конструкцией из стальных труб и разноцветных кабин возвышалось колесо обозрения.

— Похоже на Эйфелеву башню, — сказала Вероника, рассматривая что-то наверху колеса.

— Хотите посмотреть на побережье с высоты полета чаек? — спросил Виктор втайне надеясь, что она откажется.

— Да, очень. Ведь можно?

— Конечно можно, если работает. Пошли…

На его невезение колесо обозрения работало. Пришлось Вяземскому, превозмогая свою нелюбовь к высоте, забираться в открытую кабину. А там внутри еще и штурвал, чтобы поворачиваться вокруг своей оси для лучшего обозрения.

Колесо пошло вверх. Как и на американских горках Виктор с Вероникой были единственными посетителями этого аттракциона.

Земля все удалялась и удалялась, расширялся обзор. Сначала они видели все внизу, как из окон многоэтажного дома, но потом, когда кабина оказалась над деревьями ландшафт изменился, кроны сосен пушистыми зелеными облаками или волнами стали фоном для немногих строений: здания санаториев на берегу, Зеленогорской церкви со стройной башней колокольни. Деревянные домики в парке потерялись среди деревьев, изогнула спину американская горка, рядом с ней, позабытой в песочнице детской игрушкой, выглядели карусели. Все было маленьким. Желтела полоса песчаного берега, а за ней открывался зеленовато-стальной простор Финского залива. Воды было гораздо больше, чем казалось, если стоять на берегу. Горизонт отодвинулся, а солнце стояло так низко, что было впечатление, что они парят высоко в небе над солнечным диском.

Но Виктору было не до красот, голова у него закружилась, захотелось крепко зажмуриться. Он держался за поручни и невольно так крепко сжал их, что побелели суставы.

— Виктор? — Ника положила свою руку на его кулак.

— Что очень заметно? — Попробовал улыбнуться он.

— Заметно, сейчас мы уже вниз поедем.

— Потом еще круг…

— Хотите сойдем?

— Нет, не надо. Я в состоянии с этим справиться.

Колесо ушло вниз, деревья опять стали выше людей и у Виктора появилась возможность перевести дух.

— Вот потому я никогда и не летаю…

— А во сне?

— Даже во сне, — покачал головой он, — но вам нравится смотреть на море с высоты птичьего полета?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да! Теперь я знаю каким видят его чайки!

Ника так и не убрала руку до тех пор, пока все не закончилось. Еще один круг.

— Спасибо, — сказал Виктор, когда они вылезали из вагонетки. Он вышел первым, а Веронику поднял за талию и перенес на землю. — Вот так-то лучше. Нет у нас крыльев, даже во сне, а наяву тем более. Идем теперь на берег, как раз успеем посмотреть — солнце сядет в воду, а потом будет красивое небо, сегодня есть облака, значит закат получится с картиной.

— С чем? — Не поняла Ника.

— Нет, словами я не могу разъяснить, вы сами увидите и поймете.

На побережье шла стройка. Чтобы добраться до пляжа и полосы прибоя, им пришлось пересечь строительную площадку. Арматура, сваи — все это казалось лишним.

— Вот и я такой же Залив видела, стиснутый городом, — сказала девушка, — он как будто не свободен.

— Он свободен, человеку только кажется, что он покорил море. Залив несколько раз сносил дамбу, защитные сооружения. С большим трудом ее все-таки выстроили. Теперь у нас есть дорога на Кронштадт прямо над водой.

— Невероятно.

— Да, когда ветер и волны — это впечатляет.

Они вышли, наконец, на берег. Солнце низко висело над горизонтом. Оно было ярко оранжевым, казалось неестественно большим, слепило глаза.

— Как только коснется воды — быстро сядет, — сказал Виктор.

Волнение усилилось, гребни волн поднимались сантиметров на сорок и с грохотом обрушивались на песок, пенные языки далеко проползали вперед по полосе прибоя. Песок блестел, но когда волна отступала, вбирал в себя влагу, становился влажно-матовым и все повторялось. Это мерное движение и шум прибоя завораживали.

— Как бы я хотела жить на берегу, — сказала Вероника.

Виктор промолчал. Он смотрел на солнце, оно уже коснулось воды и не резало глаза так сильно, все небо на западе было чистым, лазорево голубым, облака подтянулись к горизонту, они как будто хотели уйти в море вслед за солнцем, влеклись по небу длинными полосами.

Вот уже половина оранжевого диска оказалось в воде, три четверти, вот виден самый край, узенькая полосочка расплавленного золота. Вот горизонт стал ровной четкой полосой между небом и морем…

И вдруг! Небо превратилось в картину с глубокой пространственной перспективой. Как будто другой мир открылся. Он весь был из золота, но не застывший — живой, полный воздуха, огня.

Отчетливо обозначилась излучина широкой реки. Вода чуть-чуть колыхалась, будто дышала. По берегам курчавились кроны деревьев, посреди излучины был остров, а на нем поднимались к золотому небу с сизыми облаками стены замка. Кольцо могучих стен с донжоном посредине. К замку вела дорога. Река омывала этот небольшой остров и текла вдаль, на берегу у самой воды и выше на холмах среди деревьев разбросаны домики.

У картины был свой горизонт, она уходила вглубь неба. Несколько минут это чудо оставалось открытым за реальным горизонтом, потом очертания берегов потеряли четкость, эффект живой воды исчез, и над морем теперь висели лишь золотистые облака, вперемежку с темными, сизо-голубыми. На восточной части неба незаметные прежде тонкие как вуаль белесые полосы стали нежно-розовыми, потянулись гигантскими шарфами…

И пришло ощущение, что закат обнимает всю землю. Это было похоже на поцелуй Вселенной.

Вероника и Виктор оказались словно внутри этого чуда. Они молчали, ощущая себя ничтожно малым и по сравнению с величием Земли и Неба, и вместе с тем частью мира, двумя песчинками, без которых мир этот будет не полон.

Так они стояли у кромки воды и смотрели на закат. Виктору хотелось обнять и поцеловать Нику, тогда бы и слова были не нужны. Но он ничего этого не сделал. И не обнял, и не поцеловал, и не произнес тех важных слов. А без них близость оставалась всего лишь эфемерным внутренним ощущением и связь их в будущем просматривалась в тумане зыбкой неопределенности. Захочет ли Вероника писать ему? И через сколько месяцев, недель, а то и дней ее увлеченность пройдет?

Он знал, что оказал сильное влияние на девушку. Настолько сильное, что сейчас она на все пошла бы, ни в чем не отказала…

У Виктора в кармане лежали ключи от его дома на берегу, от блестящего особняка, в котором он мог бы сделать Нику своей. У них могла быть еще одна ночь и много других. Нет … Перед чистым светом заката он мог заглянуть в себя. Разум его не доверял чувству, которое рождалось в сердце. Виктор хотел покоя и ничего больше. Он боялся дать себе волю, а потому не мог отбросить доводы разума и позволил им возобладать.

Закат быстро угасал, а вместе с ним надежда на будущее. Несколько дней проведенных с Никой останутся нежным воспоминанием, Виктор знал, что никогда не забудет ее, но не мог поверить, что судьба их станет общей.

— Шато Гайяр… задумчиво произнес он, — удивительно, но я узнал это место.

— Что?

— Я видел в небе замок, который когда-то существовал…замок Короля.

Она не стала расспрашивать, надеялась, что когда-нибудь Виктор расскажет все об этом замке и о короле.

К тому времени, как Вяземский с Вероникой вышли из парка, сумерки окутали землю, замигали желтыми глазами городские фонари. Наступил вечер и пора было возвращаться в город.