По мере того, как Виктор рассказывал, около них скопилось человек пять посетителей музея. Они остановились, смотрели на портрет и слушали, вероятно, принимая Вяземского за экскурсовода. Когда Виктор отвлёкся от портрета и обернулся к Веронике, то тень недовольства промелькнула в его глазах. Уединение их было бессовестно нарушено, но Виктор не собирался мириться с этим. Вежливо, но безапелляционно, он обратился ко всем и ни к кому в отдельности:

— Извините, дамы и господа, но экскурсия исключительно для этой леди, которая является дальним потомком ветви великой княгини Анны Павловны, в замужестве кронпринцессы Оранской и Королевы Нидерландов.

Одна из любопытствующих женщин ахнула, другая круглыми глазами уставилась на Веронику, молодой человек направил на девушку объектив цифрового фотоаппарата, но Виктор быстро перекрыл Нику от прыткого фотографа. — Съёмка запрещена, господа, прошу вас продолжить свой осмотр, а мы продолжим свой, — решительно заключил Виктор.

Когда непрошенные экскурсанты отошли на почтительное расстояние, Вероника перевела дух и зашептала:

— Вы с ума сошли, Виктор Владимирович! Какой королевский дом?

— А что же было делать, ведь иначе не отстали бы, увязались за нами, как в сказке про Золотого Гуся и ходили бы по всему дворцу. А так — проявили уважение к августейшей фамилии.

— Ну а если они кому-то из музейных скажут?

— Да и пусть, а мы скажем, что вы прибыли с неофициальным визитом из Рохана, разве я сказал кронпринцессы Оранской? Какая оплошность, конечно Роханской…

Ника не выдержала и прыснула со смеху совсем неподобающим для «потомка ветви великой княгини» образом.

— Ну, что ещё нам посмотреть тут? — вслух размышлял Виктор, — мебель пожалуй, особенно впечатляет вон тот столик, как и многое тут сделан в мастерской Гамбса. Смотрите, такое ещё встретится — было модно украшать письменные столы балюстрадой. Не могу сказать, что я в восторге от этой традиции, стол занят не функционально, столько места пропадает. Нет бы сканер поставить.

— Ну Виктор… — Ника уже не могла больше сдерживаться и громко рассмеялась.

Старушка смотритель укоризненно посмотрела на них.

— Хорошо, хорошо, не буду больше, — пообещал Виктор, — смотрите теперь ещё на потолок. В этом интерьере совместили свои усилия и Камерон, и Бренна, и Воронихин. Но даже тут Камерона можно узнать, как и в Царском Селе, и в Эрмитаже

— Вы так хорошо рассказываете про Павловск и Петербург, — в который раз повторила Вероника.

Она была смущена и вместе с тем обрадована их неожиданным знакомством и тем, что Виктор уделяет ей так много внимания. Ника ещё не поняла, что он за человек, но одно ощутила со всей ясностью — она хочет слушать его. Пространные, но так не похожие на заученные экскурсоводами рассказы, его шутки, голос. Ей нравились плавные, но собранные и уверенные жесты Виктора, его несколько тяжелый пристальный взгляд. А когда в музее посторонние люди обратили на них внимание ей стало приятно, что это именно она с Виктором, и для неё он говорит.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он был не похож на тех взрослых мужчин, которых Ника встречала в окружении своего отца. Их семья вначале жила в районном центре, сибирском поселке Казачинское на берегу реки Киренги.

Сколько Ника помнила себя, столько и эту реку, и густой лес по берегам, она помнила дом и людей, которые бывали у них. Часто в доме становилось шумно и тесно от громкоголосых, похожих на охотников мужчин в меховых шапках, высоких сапогах, с ружьями. Это всё были руководители отделов здравоохранения и поселковых больниц. Отец Вероники долгое время оставался на посту заведующего райздравотделом.

Его подчиненные бывало, собравшись на очередное совещание, засиживались допоздна, а то и оставались ночевать. Не все могли добраться домой — посёлки были разбросаны по району, и дом отца Вероники и был тем административным центром, где собирались для совещаний и оставались для дружеских бесед. Нику брали на руки, дарили ей подарки, она видела, как эти люди уважают её отца, даже почитают. Его мнение всегда было решающим, даже в семье. Девочка гордилась отцом, хотя в общении Сергей Иванович был крут, но жили они хорошо.

Когда Ника закончила шестой класс, семья перебралась в Ангарск. Сергей Иванович хотел, чтобы его дочь получила хорошее базовое образование, у девочки с раннего детства была склонность к музыке и языкам, но отец определил иностранные языки как более перспективное направление, тем более, что и мама Ники преподавала английский в школе, и на первых порах проблемы с языком не было.

Правда в Ангарске маме пришлось работать не по специальности, а потом и совсем уйти и сидеть дома, один год Вероника долго болела. Но к одиннадцатому классу всё наладилось и она закончила школу с золотой медалью, потом, как и хотел папа, поступила в институт — Иркутский Государственный Лингвистический Университет. Жила в общежитии, и прежняя поселковая жизнь не казалась уже такой интересной. Но разве мог Иркутск сравниться с Петербургом, а папины подчиненные с Виктором.

Никто из них не умел так рассказывать!

— Пусть вас не удивляют мои познания, — улыбнулся Виктор. — Я не историк и не искусствовед, мои знания основаны на интересе и только. А ещё первым вариантом моего диплома были увеселительные мероприятия в концертном зале Павловского императорского вокзала, и гулянья на берегах реки Славянки. Вот я и взялся изучать Павловск основательно, а для этого пришлось поближе познакомится и с семейством Романовых. Если честно, я люблю русскую историю меньше, чем западную.

— Почему?

— Несколько причин, во всяком случае рыцари мне гораздо ближе, чем витязи по менталитету, впрочем ни тех, ни других уже нет в природе. Вымерли, как класс…

— Ну да, а вот я люблю славян, язычников.

— Тогда можно сказать, что вы попали на их исконные земли. Задолго до Петра Первого здесь селились финские племена, а позже вся территория по реке и дальше через озеро Нево, так называлось тогда Ладога, частью пути из варяг в греки. Только после ливонских войн земли были потеряны для Руси и перешли к шведам, с большим трудом вернул их России славнейший представитель рода Романовых государь Пётр Алексеевич, известный в мировой истории, как император Пётр Великий. Если вы интересуетесь славянами, то знаете всё это не хуже меня.

Ну что ж, идёмте дальше, а то так и простоим перед августейшими особами до закрытия музея.

Сейчас мы увидим несколько комнат, — сказал Виктор, пропуская Нику вперёд, — с которых и начинается дворец. Самая красивая на мой взгляд Белая столовая всё того же Чарльза Камерона. Об этом человеке стоило бы рассказать подробнее.

— Расскажите! — обернулась к нему Вероника так быстро, что Виктор чуть не натолкнулся на неё. Она смутилась под его взглядом. — Если конечно вам не трудно.

— Мне приятно, не часто выдаётся поговорить так подробно о Павловске. Это место… оно для меня не только музей и парк, а состояние души, я кажется повторяюсь, — Виктор тоже был смущен и не сумел скрыть этого. Или не захотел скрывать от Ники?

— Да, я понимаю вас. Здесь так красиво и всё это…

Она не могла подобрать слов. Виктор улыбнулся ей и кивнул.

— Именно так.

Они прошли ещё один кабинет, украшенный гравюрами с изображением фресок Рафаэля, потом угловую гостиную в стиле ампир.

— А здесь всё сделано по проекту и рисункам Карла Росси, даже мебель и люстра. И совсем другой ритм орнамента на фризе, — рассказывал Виктор, — после этой комнаты Белая Столовая будет контрастом. Несколько вычурный ампир и снова строгий классицизм. И опять я про потолок, — улыбнулся он. — Но вот давайте рассмотрим его здесь подробнее.

— Давайте.

— Рискую вас утомить, но всё же начну от печки, вернее от антаблемента, термин сугубо архитектурный, так что требует расшифровки. Если вы знаете, то скажите, чтобы я не повторялся.