Ника молча кивнула и пошла за Виктором. Он открыл застеклённую дверь и пропустил её вперёд.

Из гардероба они попали сначала в египетский вестибюль. И сразу же лубочная яркость сувенирных лотков, типовые заграждения, вешалки, скамейки, разговоры скучающих гардеробщиц сменились спокойным молчанием первого зала дворца. Контраст был неожиданным, Ника замерла. Подобно всем, кто оказывался тут, она остановилась не столько пораженная красотой, сколько ощущая смену и смещение времени.

Они с Виктором входили в другой мир.

Двенадцать египетских статуй из чёрного камня на лаконичных белых постаментах возвышались на фоне однотонных, пересеченных поперечными полосами стен. Две статуи обрамляли арку за которой начиналась серая мраморная лестница в два пролёта, остальные попарно застыли у полукруглых зеркальных дверей. Над каждой фигурой в белом лепном медальоне на голубом фоне помещались двенадцать аллегорических изображений — знаки зодиака.

С покрытого росписью потолка спускались фонари из стекла и бронзы, большие, но настолько тонкой работы и соразмерные, что казались очень лёгкими. Стеклянные подвески были закреплены на обручах и создавали зрительный эффект падающих капель. Лепной фриз соединял лаконичность стен и насыщенную роспись потолка многократным повторением правильных окружностей медальонов меньшего размера и разнообразием вертикальных и горизонтальных линий, собранных и расположенных не броско, но и не монотонно.

Глаз всё время находил новую красоту в этой линейности, но при этом не уставал, а прочитывал рисунок, как бы пропуская через себя неслышный, но ощутимый ритм. Чёрный мраморный пол служил фоном всей картины, а зеркальные двери, которые имели характерный вид «Павловских» дверей и окон Чарльза Камерона, с широким полукругом верхней рамы и симметричными лучами переплётов, создавали устойчивость и завершенность.

Зеркальные стёкла дверей преломляли и бесконечно увеличивали пространство, повторяли и множили чёрные статуи и голубые медальоны. Отражали свет и сами фонари. Круги и линии… линии и круги…и над всем этим властвовал покой.

— Павловск на редкость симметричен, это сразу ощущаешь, когда смотришь на здание дворца с центра площади, — тихо сказал Вяземский, — но он совсем не скучен, то же самое впечатление захватывает вас накрепко и здесь, при входе.

Ника только кивнула. Она стояла и осматривала вестибюль. Виктор не торопил её, он знал, что очарование этого перехода в мир Времени Дворца надо прочувствовать.

На лестнице мелодично прозвонили часы.

Вяземский ещё раз порадовался, что в музей они приехали в будний день, когда посетителей совсем мало. В египетском вестибюле были только он с Вероникой, да старушка смотритель у входа в личные комнаты императрицы.

— Особое значение в Павловске имеют светильники, а так же потолки, — продолжал вполголоса Виктор, — роспись, плафоны, лепка, оформление карнизов, по ширине и насыщенности лепнины и по рисунку свода можно сразу определить к какому периоду строительства дворца относится тот или иной зал. Например, этот вестибюль сильно пострадал во время пожара, восстанавливал его Воронихин, но изначально проектировал Чарльз Камерон. Именно Камерона можно назвать «отцом» Павловска, архитектору сделали заказ цесаревич с молодой женой, после того, как некоторое время пожили тут в летних дворцах. Хотя Камерон мог бы и больше построить тут, но Екатерина, то благоволила сыну, то упрекала Павла с женой в неумеренной расточительности.

— Так до Павловского дворца тут уже было что-то построено? — так же тихо, словно боясь спугнуть что-то, спросила Вероника.

— Да, два небольших дворца. Всё это имение Павел с женой получили после рождения старшего сына Александра, долгожданного внука Екатерины Второй. Место это так и называлось Павловское, в то время, а это было в семидесятых годах восемнадцатого века, на берегах реки Славянки шумел густой лес, охотничьи угодья окружали два первых дворца Паулюст и Мариенталь, около дворцов были устроены небольшие партерные сады, а так — кругом всё лес и лес.

Нельзя сказать, чтобы Екатерина поощряла Павла на большие траты по строительству, она вообще весьма стесняла его в средствах. Судьба Павла — это особый разговор, думаю, что мы ещё вернёмся к нему, но на момент постройки первых дворцов, Павел был молод — чуть более двадцати, полон надежд, прекрасно образован, красив, весел, общителен и без памяти влюблен в свою жену. Он был невысок, а его жена, ей едва исполнилось семнадцать, так вот — принцесса Вюртембергская была выше его на голову, что не мешало страстной взаимной любви супругов. Вообще не будь Софии-Доротеи, Павловск не стал бы таким, она до конца дней своих заботилась о дворце и парке, всё здесь несёт на себе отпечаток её особого романтического видения мира в сочетании с немецкой логикой и соразмерностью.

Ника уже не смотрела по сторонам, она смотрела на Виктора и внимательно слушала его рассказ. Вяземский понял, что она и час так простоит, не сходя с места.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В общем история Павловска накрепко связана с историей семьи императора, но прежде в течение сорока трёх лет цесаревича Павла Петровича, второго представителя новой ветви дома Романовых, и это длинная история, — заключил он.

— Расскажите!

— В процессе осмотра, а сейчас вернёмся к нашим египтянам, смотрите наверх, по лепке потолка сразу можно отличить Бренну от Камерона, хотя в интерьере они на первый взгляд бывают похожи. Вы потом сможете ещё и ещё сравнить их и, я уверен, так же легко будете распознавать. Они отличаются друг от друга так же, как античные традиции от стиля ампир. И всё же надо отдать должное тем архитекторам, которые расширяли и перестраивали Павловский Дворец, они бережно отнеслись к замыслу Камерона и не нарушили стилистического единства. Если вы насмотрелись уже на этих фараонообразных, то можем идти дальше. Кстати вы кто по гороскопу?

— Лев.

— А…так вот ваш медальон, — Виктор указал на изображение льва в синем круге над статуей августа, — а мой вот здесь.

— Рыбы? — уточнила Ника.

— Да, не очень похоже? Я стараюсь подавить в себе многие рыбьи наклонности.

Она на мгновение задумалась, глядя на Виктора, потом покачала головой и улыбнулась.

— Всё-таки похоже.

— Ну, значит, я не слишком преуспел. Вот сюда под лестницу, — указал он путь рукой, — мы начнём с малиновой гостиной. Она названа так по цвету мебели и портьер. Весьма скромное убранство. Однотонные стены, скучновато было бы, если бы не картины и часы. Картины в Павловском Дворце в большинстве своём оригиналы и собрание здесь, хоть и не многочисленно, но ценно.

— Да, очень красиво, — согласилась Ника, ближе подходя к напольным часам с фигурой Аполлона.

— Сейчас мы пройдём в так называемый общий кабинет. Удивительно, что у семьи цесаревича был один на всех кабинет, но это так. Марии Фёдоровне даже платья приходилось донашивать после первой жены Павла. Павловск не сразу обрёл ту завершенность и привлекательность, о которой упоминают современники. Давайте посмотрим на семейный портрет.

Слева направо, — начал описание Вяземский, — два молодых человека внушительного роста и телосложения — великие князья Александр и Константин, они погодки, около Марии Федоровны ещё один сын — Николай, и дочери Екатерина и Мария, за Марией бюст умершей в возрасте трёх лет Ольги, у коленей отца великая княгиня Анна Павловна, у кресла Павла, на полу, самый младший сын Павла — Михаил и, наконец, две красавицы в желтом и серо-голубом — его дочери Александра и Елена, обе в замужестве стали герцогинями. А в центре и сам Павел первый, его вы конечно узнали. Сложное имя императрицы я уже упоминал, она в девичестве была не только герцогиней Вюртембергской, а ещё и принцессой Монбельярдской. Павел Петрович с лёгкой руки Екатерины, весьма успешно продолжил традицию своих предков по заключению браков с европейскими династиями. Следует сказать, что Августа Доротея и так далее… была второй женой двадцатилетнего Павла — первая его жена принцесса Вильгельмина Дармштадская умерла при родах. Павел любил жену и казался безутешен, но в том же году женился второй раз.