— Ну и колотун тут у тебя, — недовольно поёживаясь, протянула Рита, когда Виктор вернулся из котельной, которая была в подвале.

— Сейчас быстро нагреется, я на максимум поставил.

— Что?

— Отопление…

— Ааа…

Рита теперь уже в присутствии Виктора обошла комнату, как музейный зал, ко всему демонстративно присматриваясь.

— Чего только здесь нет. Я бы не смогла среди всего этого жить, столько лишнего.

— Почему лишнего? — удивился Виктор. Он давно привык и к этой мебели, и к вещам, они казались ему неотъемлемой частью дома.

— Не знаю почему. Просто…уныло тут. А у тебя нет конфет? — вдруг спросила она.

— Что? — не понял Виктор. Вопрос Риты совсем не вязался с их предыдущим разговором.

— Конфет шоколадных. Я хочу…

— Н-н-нет, — Вяземский сообразил, что не только конфет, но даже и хлеба нет в доме и, вероятно, сахара. В общем тут оставался запас непортящихся продуктов, в основном круп, были ещё консервы в холодильнике и больше никакой еды. А время обеденное давно прошло, и Рита конечно хочет есть. Он же собирался отвезти её в ресторан. Так и надо было сделать. А притащил сюда… глупо вышло.

— Может быть, пока дом нагреется, мы съездим в магазин? — предложил он.

— Нет, мне не хочется опять ехать, давай ты сам, а я тут подожду. Не побоишься оставить?

— Ну что ты? — Виктор смутился, потому что на самом деле ему не хотелось оставлять Риту в этом доме одну. Ему не нравилось, что она так бесцеремонно рассматривала и трогала тут всё. Наверно потому не нравилось, что делала она это с явным осуждением. Когда Рита взялась за альбом с фотографиями, который лежал на журнальном столике, Виктор совсем не вежливо отобрал его уже из её рук и поставил на полку в стенке.

— Там ничего интересного, я лучше тебе книгу принесу, — сказал он.

— Книга у меня есть, — Рита раскрыла сумочку и достала томик в синей непрозрачной полиэтиленовой обложке. Названия видно не было, потом Виктор узнал, что она читала Тургенева. Из всех русских классиков Тургенева Вяземский любил меньше всего.

Чайник на плите зашумел, и Виктор отвлёкся от воспоминаний. Да и что было вспоминать? Собственно ничего хорошего из той дачной поездки не вышло.

Вернувшись с продуктами из магазина, Виктор нашел Риту всё в том же кресле. Она не отложила книгу, не поднялась навстречу и на кухню идти не собиралась, всем своим видом показывая, что готовить ей не хочется.

Вяземский приготовил ужин сам и позвал её. Она пришла.

От вчерашнего милого смущения, которое так понравилось Виктору в кафе кинотеатра, ничего не осталось, Рита сидела и дулась, почти ничего не ела, ковырялась вилкой в тарелке. Разговор у них с Виктором не клеился.

— Послушай, — Рита отложила вилку и взглянула на Вяземского прямо и сердито. — Ты зачем меня сюда привёз?

— Погулять… в гости… Я думал мы в лес пойдём, но сейчас уже поздно, стемнело. Тогда может завтра? — он сказал и понял, что это прозвучало крайне бестактно. Собственно он открытым текстом ответил ей «зачем» они приехали на дачу.

— Ты что думаешь, я в этой вонючей пыльной сырости ночевать останусь? На слежавшихся простынях? — передёрнула плечами Рита. — Нет, извини, но как-то мне не хочется. Спасибо тебе за ужин, всё очень вкусно было, а теперь отвези меня домой.

В доме уже совсем не казалось сыро, и простыни можно было подсушить перед живым огнём камина, но Виктор и сам понимал, что оставаться с Ритой на даче они не могут.

Всё это вышло гадко, грязно, как будто он привёл в дом любовницу, будучи уверен в отсутствии Нины, и предложил Рите ночевать в супружеской постели. Пусть Нина совсем не бывала тут, это не имело значения, дом всё равно оставался их с Виктором общим. Здесь были вещи Нины, разложенные по тем местам которые она им определила, на стенах висели её фото, в ванной стояли её лосьоны и шампуни… в общем Виктор почувствовал себя вываленным в таком дерьме, что век не отмыть!

Никогда в жизни он не позволял ничего оскорбительного по отношению к Нине. Они могли по-разному воспринимать многие вещи, искали непохожие жизненные пути, но при этом оставались честны друг с другом.

Виктор не стал уговаривать Риту остаться. Не глядя, сгрёб остатки их ужина в полиэтиленовый мешок, чтобы закинуть в багажник, а потом по дороге — в мусорный бак, и с облегчением увёл Риту из дома, в котором она видела только гостиную и кухню. На второй этаж в спальню Виктор с Ритой не поднимался. И всё равно чувствовал он себя скверно, как будто то, для чего он привозил Риту на дачу, совершилось.

Обратно они ехали молча, в городе Рита не предложила Виктору зайти к ней. Она, конечно, не понимала его поведения и обижалась. Если бы она позвала, он пошел бы, точно пошел бы и уже не размышлял бы так много над тем, что можно, а что нельзя. Странная природа человека, мужчины. В своём доме в постели где он спит с женой — нельзя, а на стороне, в доме чужой женщины, где возможно спят сменяя друг друга её любовники — можно.

Впрочем, всё равно он теперь тут. И Микки всё так же независимо сидит повернувшись к нему спиной и разложив хвост по линолеуму кухни.

Но тогда они с Ритой расстались натянуто, и Виктор был уверен, что не возобновит это знакомство. Для себя он всё решил. И не потому, что он не хотел, Виктор видел, что Рита не хочет никакой близости с ним. Её интерес к нему угас, она не задавала больше вопросов и наверно тяготилась его обществом. Он был человеком не её круга и не её возраста, так что всё, что произошло, совершилось правильно.

Откуда Виктор мог знать, что надо было настаивать, клещами тянуть из неё слова, уговаривать её сделать то, что она на самом деле хотела сделать, но почему-то артачилась. Ничего этого он не знал и не понимал. Предположить не мог, что она станет его ждать. Все эти полгода…

Поездка в Германию подвернулась неожиданно, буквально на следующий день, после этой неудачной прогулки за город Виктор получил приглашение от компаньонов, срочно вылетел в Трир, а потом работа за границей затянулась на месяцы.

Вначале Вяземский и не вспоминал о Рите, ведь у них ничего не было, и это казалось ему вполне подходящим оправданием, чтобы выбросить двухдневное приключение из головы. Но это сработало только на первое время. Мысленно возвращаясь к встрече с Ритой, он всё чаще приходил к выводу, что поступил с ней дурно. Потом он начал скучать по ней. Он вспоминал её голос и глаза, взгляд, который она прятала за прядями тёмных волос, её смех, грудной и волнующий, её быстрые беспорядочные жесты рук, непоследовательность в беседе. И вдруг Виктор пришел к тому, что любит её. Из чего сложилось это чувство к совершенно незнакомой женщине он и сам не мог бы объяснить. Много раз он вёл с ней воображаемые разговоры, и при этом ни разу не позвонил, хотя знал номер её мобильного. Не звонила и она. Но Виктор оправдывал это тем, что Рита обиделась, а потом и позабыла его.

Мысли о ней стали его любимым занятием в свободное время. Он заполнял ими пустоту своего одиночества.

Почему именно в те месяцы произошло в его мыслях это тревожное смущение, Виктор сказать не мог. Он прожил с Ниной двадцать лет и не менее последних десяти-двенадцати из них проблемы в их общении стали обозначаться всё явственнее. Предела допустимого для Виктора всё это достигло с взрослением детей. Петя и Наташа уже не требовали неусыпного внимания родителей, стали самостоятельны и стремились к свободе. Виктор и Нина, как в первый год знакомства остались один на один. Им надо было общаться, поскольку жили они под одной крышей. Только вот прежней влюбленности уже не было. Она и в год первой встречи цвела недолго.

В самом начале семейной жизни Виктора и Нину сближали трудности. Неустроенный быт, переезды, неуверенность в завтрашнем дне — всё что обычно разводит супругов, только укрепляло их семью. В трудностях они неизменно находили поддержку друг у друга. Нина всегда была незаменимым партнёром и настоящим другом Виктора, тем, кто надёжно прикрывает спину в сражении и стоит рядом в мирное время, делит поровну заботы и трудности, помогает подняться, если упал. Ни разу она не предала Виктора, оставалась с ним и на его стороне, даже против всех. Для неё Виктор всегда был прав и это принималось за аксиому.