– А вы умничка, – сделал открытие. – А говорили, в Эстонию уехали?

– Не доехала, – ответила Тая.

– Значит, Жека выдумал?

– Возможно, – пожала она плечами.

Брякнула Тая, что зачиталась и забыла про свой день рождения, который был два дня назад.

Олег Смолев и тут к ней отнёсся по-особому, преподнёс альбом «Русский портрет». Она оторваться не могла от этой книги. Почему-то больше всего её впечатлили работы художницы Серебряковой. Так вот она какая Зинаида Серебрякова, о которой когда-то говорил ей ухтинский Аркадий Елизарович. У Серебряковой замечательное женское лицо с такими выразительными глазами. Автопортрет. Всё так просто: женщина расчёсывает гребнем волосы, а взор не оторвёшь. Портреты её детей, очень похожих друг на друга и на неё. И тоже такие выразительные глаза. Вот ей бы научиться так передавать состояние души человеческой через глаза. Между прочим, Зинаида Серебрякова художественной академии не кончала, а сама овладела живописным мастерством. Талантливая. Значит, можно и так стать художником.

На субботу и воскресенье уезжала иногда Даша в свой Юрьянский район к матери. Заманила как-то с собой Таю. Та стосковалась по деревне, по лесу. Отвести душу, подышать вволю чистым деревенским воздухом. Что может быть приятнее?

В селе Медяны и узнала Тая про себя такое, что доставило ей много тревог и хлопот. Обратила внимание Дашина мать на то, как жадно напустилась Тая на солёные огурцы. Покачала головой. А уж потом Даша материны и свои подозрения высказала ей.

– Наверное, забеременела ты, девушка? Верный признак, когда на солёное тянет.

Конечно, Тая знала, что тяга к солёному бывает у беременных. В Несваричах-то в этом признавались при ней и мать, и соседки. Значит, мать Дашина верно угадала. А у неё позывы на тошноту начались и вот захотелось солёненького. Она сразу поняла, когда и где случилась проруха.

Кто-то будет? А отец – Женька-Жека Тютрин, конечно, в ус не дует. Да и не будет она никому об этом говорить, потому что всё в жизни у неё без него определилось.

Потихоньку выведала Даша о существовании будущего знаменитого диктора, о котором Тайка и вспоминать не хочет. Сама Тая даже старалась не бывать ни около редакции газеты, ни около Жекиного дома. Вдруг встретит его самого. Тогда обнаружится, что она здесь. А так исчезла и исчезла. Пусть думает, что она живёт в Эстонии.

Домой, конечно, изредка писала, что в городе устроилась на завод. ответы присылала сестра Лена. Крупно по-детски исписывала тетрадный лист, перечисляя все несваричевские новости: папа на охоте с мужиками убил кабана, бабушка Анюта захворала, положили в больницу, но даст Бог, оклемается.

Дарья Савельевна переживала за неё. Заботилась по-своему, практично:

– Ты работаешь сидя, значит, отдыхай стоя и наоборот.

Вроде всё просто и понятно. Подчинялась.

Когда беременность скрывать стало уже невозможно и вышла Тая в декретный отпуск, читала библиотечные книги, прохаживаясь в основном около общежития. Ехать домой в интересном положении ей было стыдно. Столько толков поднимется, когда не известен отец будущего ребёнка. Ходила по осеннему скверу, собирала кленовые листья. Заглядывала в магазин. Прикупить пелёнки надо, распашонки. Чепчик и одеялко не стала покупать, потому что синие или розовые потребуются, не знала. Тогда пол ребёнка ещё не умели загодя распознавать медики.

Даша приказала ей сходить к гинекологу. Мало ли. Проверься. Вдруг на удержание надо ложиться. Нынче многие лежат, потому что от физической работы отвыкли.

Так было приятно, что о ней заботится подруга. Сходила в консультацию. На удержании лежать не потребовалось. Конечно, она же девка деревенская, никакой работы не чуралась.

Вот и схватки начались. Даша проводила её до роддома. Тихонько шли, будто на прогулку.

– Всё у тебя будет хорошо, – утешала её подруга.

Разродилась Тая быстро. Конечно, орала, наверное, но не так, как городские недотроги. Мальчишечка оказался росленький, вес 4800.

Хорошо, что парнечёк. Сам себя защитит. А с девками-то вон какие происшествия бывают. К примеру, с ней же самой.

К другим роженицам ломились родственники, требовали принять в передачах запретные гостинцы. А к ней заглядывала только Даша. В дни выписки, да и в обычные дни с улицы кричали ополоумевшие от счастья мужья жёнам о своей любви. А ей было покойно. Кричать некому. Однако до одной поры. Как-то вдруг загремело за окном коронное Жекино:

– Внимание, внимание, работают все радиостанции Советского Союза. У меня родился сын. Партия и правительство поздравляют меня и Таисью Нежданову с появлением первенца. Ур-ра, товарищи!

Тайка засмеялась, выглянула в окно. Расхаживал по тротуару с мегафоном в руках Жека, а рядом с ним толкались редакционные ребята – Олег Смолев, Федя Долгих и даже зав. отделом Костя Федосов. Видно, тяпнули с устатку и понеслось. А когда узнали, что она в роддоме, двинулись в роддом.

Тая помахала им рукой, а потом сделала знак пальцами: всё, мол, нормально, уходите. Но они, видимо, успели хорошо заложить за воротник и требовали подробностей. Рвали у Жеки мегафон. Каждому хотелось сказать Тае ободряющие слова. Пришлось на обрывке обёрточной бумаги написать: «Спасибо! Мальчик 53 см, вес 4800. Всё хорошо. Ещё раз спасибо!»

Сестрички, врачи и соседки по палате удивлялись тому, что так громогласно, поставленным голосом от имени правительства поздравляют какую-то Таю Нежданову. Записку передали им, и теперь газетчики её рвали из рук друг у друга, чтоб удостовериться, что действительно у Таи мальчик 4800 граммов весом.

Тая ломала голову, как редакционные догадались, что попала она в роддом?

Потом узнала, что требовательная и непримиримая Дарья Савельевна всё-таки отыскала человека, как она сказала, с темпераментом Ноздрёва Жеку Тютрина, и упрекнула за то, что не знает тот о рождении сына.

– Она сказала, что уехала в Эстонию, – пытался оправдаться Жека, но не на таковскую напал. Никаких оправданий не принимала Дарья Савельевна.

– Город-то наш невелик, все всё друг о друге знают, а ты Эстония, Эстония. Обрюхатил девку и в кусты, где совесть у тебя?

Жека покряхтывал, не зная, что ответить. Поскольку разговор происходил в редакции, Жеке сберечь постыдную тайну не удалось.

– Таис родила? – полюбопытствовал Олег Смолев. – Ну ты, Жека, даёшь.

– Молоток, – коротко похвалил Костя Федосов. – Надо навестить.

И тут Жека развернулся. Должен он, если не оправдаться полностью, то смягчить свою вину. Конечно, пойдёт в роддом, передачу отнесёт, а ещё возьмёт у знакомого милиционера «матюгальник».

И вот появились целым шалманом у роддома.

Даже милиция, встревоженная мегафоном, приезжала, но Костя Федосов представился и объяснил, что готовится репортаж для газеты о рождаемости. И вот интервью прямо с места события. Милиция откозыряла и была такова. Газетчиков тогда уважали, а фамилия Кости была на слуху.

Однако после выписки Тайку в общежитии никто не тревожил, и вывозила её та же Даша Садакова. Непонятен был переполох, устроенный возле роддома

Тая заботилась о своём сынуле, названном Толиком, мыла, кормила, любовалась, даже определила, что он на Жеку похож.

Многое прояснилось, когда заскочила в общежитие Жекина сестра Тоня. Принесла для племянника погремушку, погулькала над личиком, а потом напустилась на Жеку:

– Я давно его разгадала. Он говорит, что понимает женскую психологию, а я не верю. Он ведь просто знает, как ульстить. Голосом своим глубинным стишок-другой прочитает, в блокноте профиль набросает. Вот ты какая красавица. На гитаре потренькает. Девка и растает. Вот и всё обольщение. Ну и вид-то у него товарный, как моя Диевна говорит:

– Экой красавец глаз положил, дак как за ним не идти.

Таю удивили Тонины суждения. Оказывается, она не такая простоватая деваха, как казалось ей. С умом да ещё добрая. Во всяком случае к ней всегда добра. И про Жеку всё правильно говорит. Осуждает.