Литмир - Электронная Библиотека

Прошло совсем немного времени, и тишину ночи прервал недалекий вой. Ему ответил другой. Через несколько минут вой повторился совсем близко, в начале квартала, и Элли поняла – скорее всего, это бежали за ней.

3.

Во дворе усадьбы раздавались отчаянный вой и рычание. Крепкие когти в бессилии скребли не менее крепкие бревна парадных дверей, окованных полосовым железом и скрепленных дюймовыми сквозными скобами. Вильгельм смотрел во двор, где бесновалась стая голодных оборотней, среди которых в мгновенном, невероятно быстром движении мелькали силуэты стригоев, кидающих в окна горящие факелы. Большинство из них встречалось с преградами витых решеток, но парочка проскользнула внутрь, и уже занялись пламенем гобелены стен. Притащили огромный таран, – ствола дуба с обтесанными ветвями. Его с трудом несли несколько вампиров. Они разогнали таран, ударили им в двери, и оглушительно ухнуло, отразившись громовым эхом во всем доме и вибрацией стекол в рамах. Несколько секунд на разгон, и снова удар. Потом еще. Резко распахнулась дверь комнаты, на пороге стоял отец.

– Пошли.

Голос нервный, хриплый и печальный. Они спустились вниз, где ждала мать, которая в порыве нежности кинулась обнимать сына.

– Вильгельм, запомни, мы тебя любим, всегда любили. И будем любить даже из Вечности, – по ее щекам текли слезы, голос срывался на рыдания.

– Я знаю, мама, – он тоже плакал, но тихо, просто ронял слезы на синий камзол.

– Они не знают о твоем существовании, поэтому ты можешь, ты должен спастись. Понимаешь?

Вильгельм часто закивал.

– Давайте все вместе… – совсем по-детски, с надеждой протянул он, хотя прекрасно понимал – спастись можно только ему.

– Они будут искать нас везде, – отец смотрел хмуро, было видно как ему тяжело. – О тебе они не знают. Поэтому ты уйдешь. Чтобы жить. Пошли, – последнее слово съел очередной удар в дверь. По центральному бревну поползла продольная трещина.

Мать на прощание порывисто поцеловала сына, прижала к себе, и хрипло сказала:

– Никогда не снимай медальон. Запомни, никогда.

– Обещаю, не сниму.

Вильгельм не понимал, почему матери так важно, чтобы он не снимал медальон, но решил, что обязательно выполнит этот зарок.

– Прощай, сынок, – она отстранилась, и погладила его по щеке. – Какой же ты у меня красивый.

На большее не хватило сил, она зашлась рыданиями.

Отец оторвал Вильгельма от матери и потащил вниз, к потайному ходу. В подвале было сыро. Мальчик смотрел по сторонам, пытаясь запомнить момент, хоть в сердце унести частичку своего дома. Всюду взгляд захватывал одно и то же: каменный пол, покрытые сероватым мхом арочные кирпичные своды и мелькающие одно за другим открытые помещения без окон и дверей, заставленные бочками и стеллажами для стеклянных бутылок и глиняных кувшинов. По пути они разбивали бутылки с гномьим настойкой22, и в воздухе витал пьяняще-сладкий запах полыни.

– Это чтобы тебя не учуяли, – пояснил мужчина.

Очень скоро они подошли к потайной двери, скрытой в нише стены. Отец потянул за факел, и часть кладки поползла вверх, лязгая цепями подъемного механизма.

– Ты уже взрослый, правда?

– Да, – сын вытер слезы рукавом.

– Теперь ты должен жить без нас, сам. Ты сможешь, в тебе моя кровь. Сорок поколений предков смотрят на тебя из Вечности. Помни об этом. Все они были превосходными бесстрашными воинами. И ты такой же. Вот, держи, – он протянул суму с широкой лямкой, в которой лежали одежда, продукты, кошелек с монетами и кинжал. – Извини, не могу дать тебе золото, равно как и дорогое оружие, – это привлечет лишнее внимание. Здесь одежда. Переоденешься за лесом, на берегу, потом положишь в свою старую одежду камни, завяжешь узлом и утопишь. Обещаешь?

– Обещаю.

– Хорошо. Тогда все. Прощай, сын. Я буду присматривать за тобой, – он невесело подмигнул и обнял мальчика.

– До встречи, папа… – Вильгельм умирал от горя, но знал, что должен идти.

Наиболее ярко он запомнил опускающуюся стену подземного хода, и силуэт отца, махающего на прощание.

Я проснулся, испытывая чувство невероятной душевной боли, разрывающей сердце на части. Сон всегда возвращался в полнолуние, хотя перед этим мог не сниться многие месяцы. Комнату заливал лунный свет. Отсвечивая серебристой дымкой от белых досок стен и пола, он создавал сказочную атмосферу, крадущую ощущение пространства и времени. На кровати в противоположном углу четко различался спящий Эл, свернувшийся калачиком. Я, наконец, осознал, что нахожусь в доме гнома, а не бегу сквозь лес, спасаясь от возможных преследователей. Вид подмастерья вызвал слабую полуулыбку, когда вспомнилось, как этот мерзляк перед сном, пыжась, двигал кровать вплотную к кирпичной трубе остывающего горна, хотя в мансарде и так висело жаркое марево.

С этого сна начинались мои воспоминания о жизни. Что было до него, – мое детство, кто были родители, – все скрылось под пеленой ужаса и переживаний той ночи. О родителях я не знал ровным счетом ничего, и помнил только их лица. Рука потянулась к серебряному исписанному непонятными символами листику полыни, висящему на нетолстой цепочке, на шее. Я так и носил его, никогда не снимая. Подарок матери, подтверждавший, что сон не просто выдумка воображения, а воспоминание из реальной жизни.

До кузницы Тиля я долгие пять лет скитался по всей империи. Сотни раз мог погибнуть, то от рук людей, то от зубов нелюди, то от голода, то от холода, но каждый раз спасали случайности, будто меня и на самом деле берегли из Вечности все сорок поколений неизвестных предков-воинов.

Никаких звуков, никакого шороха, никакого движения. Даже мир за окном, не смотря на полнолуние, казалось, спал. Мне не верилось, что где-то в городе могла вестись громкая охота, добычей в которой служили люди. Я встал, и подошел к окну. Сна в ближайшее время ждать не приходилось, по полнолуниям мне удавалось заснуть с огромным трудом. Круглое окошко, расположенное на уровне груди, не позволяло видеть большого участка улицы, но зато охватывало панораму выгоревшего дома напротив. На втором этаже развалин почудилось шевеление, и я пригляделся. Но движение не повторялось. Мне не пришлось напрягать глаза, свет луны и без того ярко освещал всю конструкцию, вплоть до швов между широкими плитами пола. Вскоре из-за колонны высунулась голова девушки с вьющимися пышными волосами, покрутилась по сторонам, будто прислушиваясь, и нырнула обратно. Через полминуты по мостовой не спеша, принюхиваясь к брусчатке, пробежали пятеро огромных волков с горящими точно угли плошками глаз. Оборотни, каждый размером с молодого телка, выискивали жертву, что притаилась на другой стороне улицы.

Я подождал, пока вервольфы скроются из глаз, и открыл окно. Смазанные петли не скрипнули, не скрипнули и половинки крепкой толстой решетки, закрытые на хитрый механизм, отпираемый только из дома. Чудеса гномьей изобретательности стоили немалых денег, но Тиль не привык экономить на безопасности, прекрасно понимая, с кем под боком приходилось жить.

– Они ушли. Но вернутся, – я сказал тихо, но был услышан. В морозном безмолвии ночи любой звук падал тяжелым камнем.

Плечо за колонной дернулось, и кудрявая голова снова оглянулась по сторонам. Конечно же, она меня не увидела. Ширина улицы была не более пяти ярдов, а окно мансарды несильно возвышалось над вторым этажом развалин, поэтому у девушки сложилось впечатление, будто я нахожусь рядом с ней.

– Кто здесь?

– Не бойся, я всего лишь безобидный вурдалак, – шутка была неуместной, но я не удержался.

Девушка ахнула, вскочила на ноги, озираясь по сторонам, и прижалась спиной к колонне. Рука ее дрожала. Вурдалаками пугали непослушных детей не только люди, но и вервольфы. Страшное порождение кошмаров леденило кровь при одном упоминании о себе. Вурдалаком становился оборотень, укушенный вампиром, и после того испивший его крови. Это приносило невероятную силу и могущество, но расплатой служило безумие и неутолимая жажда крови. Так рассказывал Тиль. О них не было известно почти ничего, чудом сохранилось лишь несколько изображений, еще времен Жатвы. По записям очевидцев, один вурдалак мог уничтожить бригаду отборных рубак, а это говорило о многом. Последнее появление этой твари произошло за несколько веков до моего рождения. Тогда, прежде чем вурдалак был уничтожен, полегла немалая часть Ночных Волкодавов, лучшей гвардии империи.

8
{"b":"712097","o":1}