– Конечно, герр Шмидт, – ответил за нас подмастерье. – Не извольте беспокоиться, все сделаем.

Фамилия нашего нанимателя в переводе с гномьего языка звучала как «кузнец». В принципе, когда поколений десять твоих предков занимаются производством холодного оружия, странно иметь фамилию Мюллер – «мельник», или Бэкар – «пекарь».

– Эл, не налегай так на меха, а то порвешь их к вурдалаковой бабушке. Виг, подвинь угольков к центру, видишь же корка не та, что надо! Всему вас надо учить, задохлики трущобные.

Гном затянулся своей огромной трубкой на длинном чубуке и с наслаждением выдохнул дым через ноздри. Может, кому-нибудь, и показались бы грубоватыми его слова, но мы уже привыкли. Виг, – это я, а Эл, – мой помощник, пятнадцатилетний подросток с непослушными рыжеватыми волосами и невыносимым количеством веснушек на лице. Впрочем, веснушки в данное время были скрыты под черно-размытыми полосками сажи, отчего он напоминал шахтера из Зехенвальда, древней земли гномьих рудников. На счет разрыва мехов гном шутил, жилистый подмастерье весил столько же, сколько и мешок с костями, любовно обглоданными мертвецом. Мы уже привыкли к норову хозяина кузни, и прекрасно знали, что он перестает ворчать только в том случае, когда начинает ругаться, а это влекло за собой последствия не морального, а физического характера. Например, на прошлой неделе, после проверки новой партии металла на точильном круге гном поколотил посыльного.

– Ты что мне привез, сморчок? За это я должен платить по талеру¹за фунт? Сам посмотри, какие искры выдают твои слитки! Моргенская² сталь должна давать желто-красные затухающие искры, летящие вразнобой! А этот веер соответствует обычному науглероженному железу! Что я тебе из него делать буду? Гвозди? У меня тут оружейная кузница, а не деревенская мастерская по починке кос! Есть разница платить два грошена³ за фунт⁴ или талер за фунт? Я тебя спрашиваю, дичь городская! Мне этот металл еще вчера был нужен! С меня начальник жандармерии три шкуры спустит, если я к концу месяца не сдам ему десяток гастрофетов⁵.

Со стороны это могло выглядеть даже смешно, потому как гном, распаляясь, выговаривал претензии нависающему над ним высоченному образине с бегающими глазками, тряся того как яблоневое дерево. Посыльный был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не общаться с хозяином кузницы, и тем более не попасть ему под горячую руку. Гномы очень не любили, когда кто-то пытался обманом облегчить их карман, потому как обладали непомерной природной жадностью, которая иногда брала верх даже над инстинктом самосохранения. Спорить с герром Шмидтом было бессмысленно, а препираться себе дороже, – оружейник без труда поднимал большую двурогую наковальню, весом в два вея⁶. Пусть в гноме и набиралось роста не больше полутора ярдов⁷, он бы скрутил этого здоровяка, даже не вспотев, а при желании, и сломав попутно несколько ребер. Но избежать трепки посыльному так и не удалось. Гном, в конце концов, докопавшись, что тот перепутал адресатов, надавал плюх и выгнал пинками из кузни, пригрозив, что в следующий раз за такую оплошность оторвет голову, раз уж человек ей не пользуется.

– Виг, сколько дуг для цагр⁸сделал сегодня? – гном сурово нахмурился.

– Это восьмая, герр Шмидт. Уже прокована. Сейчас для нормализации⁹ накаляю. Завтра с утра отпуском¹⁰ займусь.

– Температуру средней делай, темно-темно красный цвет накала, и не забудь охлаждать в воде, а не в масле.

– Знаю, герр Шмидт!

– Сколько тебе раз говорить, когда мы наедине называй меня Тиль. Герр Шмидт я тогда, когда посторонние крутятся, не хочу, чтобы меня обвиняли в либеральных взглядах! Смотри, не засунь в угли слишком глубоко. Спечешь, я с тебя удержу по весу. Дело к вечеру, еще две дуги и можешь быть свободен.

– Не извольте сомневаться, Тиль, не сожгу. Не первый раз.

– Сколько ты у меня живешь, парень? – гном задумчиво затянулся, сосредоточив взгляд на большом пальце, которым прикрывал чашу трубки, чтобы табак разгорелся с новой силой.

– Десять лет, – я вытащил согнутую полосу с кольцом под блок на одной стороне и прямоугольным отверстием под клин на другой, оценил цветовой оттенок побежалости, удовлетворенно кивнул и положил ее на каменный стол для остывания.

– Мне кажется, уже пятьдесят. Привык я к тебе, Виг.

– За пятьдесят я бы состарился. Это вам, гномам хорошо, в пятьдесят вы только совершеннолетие празднуете, – я позволил себе иронию. Ирония вышла горькой. Из сотни представителей расы людей до пятидесяти лет в красивейшем городе Генте, столице славных земель лорда Блэкуотера, дотягивали пять-десять. – До пятидесяти еще дожить надо.

– Доживешь. Наверное, – гном пыхнул трубкой. – Раз уж у меня нет детей, через несколько лет ты станешь управляющим, и тебя никто не тронет, пока не нарушишь закон.

– Меня никто не тронет, только если вы меня усыновите, – при моих словах Тиль скривился в усмешке. – Вот было бы удивление у магистра¹¹ в ратуше¹². Свободный ремесленник усыновляет мясо.

– Думаю, последствий никаких не будет, сумасшедших даже оборотни не трогают, у них это позор для всей стаи.

– Что есть, то есть, – усмехнулся я.

– Ладно, хорошей ночи, парни, – сказал через время кузнец и, махнув на прощание рукой, вышел вон.

Гном не успел еще скрыться из виду, а я уже закладывал в горн новый слиток, который предстояло разрубить надвое и отковать пару арбалетных дуг. Руки автоматически разравнивали уголь, двигали слиток клещами и подсыпали сверху новое топливо, а голова была занята совершенно другим. Мясо. Я не зря так назвал себя гному, когда шутил об усыновлении. Именно мясо. Все были мясом. Вся раса людей. И как я знал, так было всегда. Испокон веков в Империи Черных Лордов люди являлись кормом. А как могло быть иначе, когда государством управляли вампиры?

В состав империи входили тринадцать вампирских герцогств и республика оборотней. В каждом герцогстве всем заведовал так называемый лорд-правитель, имеющий собственную армию и казну. В республике оборотней верховодил Совет Старейшин родов. Столицей империи вот уже двести лет был Тур, расположенный на землях герцогства Нуарбва. Там жил лорд-император, в руках которого сосредоточились бразды правления страной. У него было право принимать решения глобального масштаба, такие как объявление войны или изменения финансового и экономического характера. Правитель империи избирался на срок в пять веков. У вампиров, живущих вечно, вообще было относительное понятие о времени. Например, действующему своду законов со дня создания набежало уже полтора тысячелетия, но отменять его, считая устаревшим, никто не собирался.

Законы в отношении других людей были просты. Тяжелым преступлением считалось только необоснованное убийство или причинение тяжкого вреда здоровью человека. Хочешь смошенничать? Пожалуйста. Подраться? Да запросто. Ограбить кого-то? Легко. Если поймают, то намнут бока и выпишут небольшой штраф. Но зато относительно других рас человек был бесправен. Нельзя было носить с собой любое оружие, в том числе перочинный ножик или кастет. Нельзя было перечить представителям власти, даже если кому из оборотней не понравилось твое лицо, и тебя по нему бьют. Нельзя смотреть в глаза вампира, потому что подобное будет расценено как дерзость. Нельзя называть детей благородными, вампирскими именами. Нельзя, нельзя, нельзя… От количества запретов сводило скулы, но все их, с самого раннего детства, наизусть знал каждый, кто хотел дожить до совершеннолетия.

Любое отступление от закона считалось преступлением. За преступления в отношении других рас человек ссылался на принудительное заселение в безлюдное герцогство Свартског. За тяжелые преступления, как например убийство другого человека или оскорбление власти, преступника приговаривали к смерти. Чтобы мясо не пропадало втуне, обычно казни происходили по полнолуниям, и проходили как охота на дичь. Человека на закате выпускали из тюрьмы, давали час, чтобы спрятаться, и начиналась погоня. Поэтому каждый, кто оказывался в такие ночи на улице, не доживал до утра. Конечно, были случаи, когда преступник пытался укрыться у знакомых, но оборотни выслеживали его по запаху и тогда подлежали смерти все, кто в тот момент находился рядом.