– Они всегда прочесывают развалины, если потеряют след. У тебя мало времени.

Девушка все еще озиралась.

– Да хорош уже трястись, как упырь перед трупом. Пошутил я. Обернись и посмотри наверх.

Девушка обернулась, и я смог произнести лишь одно:

– Ты!

Это был неконтролируемый возглас удивления. Менее года назад я танцевал с Элли на площади перед Старым портом, на празднике Весны²³. Тогда мы провели всего пару танцев, после чего в компании Тиля я отправился покорять Цветочный квартал и Болтанку, и насколько поначалу не придал значения этой встрече, настолько же впоследствии хотел зачем-то увидеть девушку вновь. Правда, до этого мгновения, мои вялые поиски были безрезультатны. Не так-то и легко найти нужного человека в громадном городе, где одних только людей проживает не меньше двухсот тысяч.

– Откуда я тебя знаю? – Элли сделала шаг вперед, не сводя глаз с моего лица.

– Праздник Весны. Вспомнила? – я замер в ожидании.

– Да, – она улыбнулась. Этой страшной ночью девушка была рада даже малознакомому лицу, главное, что отступило одиночество. – Ты хорошо танцуешь.

– За что тебя? – я нахмурился, соображая, чем можно помочь.

– Отказала оборотню, который положил на меня глаз,– она пожала плечами. – Расцарапала ему лицо и откусила ухо.

– Да ты опаснее вампира, – в моем голосе сквозила ирония, но Элли не обиделась. – Я скину веревочную лестницу, ты выйдешь на улицу, и залезешь наверх. Сможешь?

– Смогу. Но не буду. Нас обоих убьют, когда узнают, что я спряталась в твоем доме.

– Ты подходила к порогу?

– Нет.

– Тогда они не поймут. Решат, что побежала обратно, а пока будут рыскать по всему городу, настанет утро. До рассвета проделаем то же самое, и ты отправишься к себе домой. Будь пока там, я сейчас.

Я прикрыл окно, и кинулся в угол, где в сундуке с личными вещами лежала веревочная лестница. Я не был аскетом, и когда не мог провести подруг через парадный вход, чтобы не будить гнома, пользовался окном. Правда, из-за навалившихся заказов последний раз лестница доставалась давненько.

– Ты поможешь ей? – Эл не спал, а сидел на кровати, закутавшись в одеяло. Наверное, мальчишку разбудил холод, и он слышал весь разговор.

– Да, Эл. Я не смогу спокойно жить, зная, что мог помочь и не сделал этого, – мой тон вышел почти извиняющимся. Получалось, я вмешивал в темную историю человека, которому просто не повезло находиться в эту ночь под одной крышей со мной.

– Тилю это не понравится, – погрустнел он.

– Мы ему не скажем. Никто и никогда не должен узнать. Иначе вот так от оборотней будем бегать и мы с тобой. Ты со мной, а значит соучастник. Понял меня? – я оценивал состояние мальчишки. Подмастерье был далеко не самым смелым юношей, да и я не во всем ему доверял, поэтому пришлось нажать, пригрозив последствиями.

– Понял. Хорошо, соседи гномы, их только громом разбудишь. Если кто-то увидит… – он не договорил. Да и не требовалось.

– Не увидит. Как будто сам не знаешь, – в полнолуние хоть оркестр вурдалаков примется по улицам маршировать, никто и не выглянет. Народ ко всему привык.

– Я все равно не смогу тебе помешать, – многозначительно произнес Эл, и развел руками в стороны. Жест был красноречивее любых слов.

Я привязал верх лестницы к трубе камина, возле которой находилось окно, и подтащил легкий сверток к проему. Еще бы пару минут, и все прошло как по нотам! Но судьба сама решает, кому давать шанс, а кому нет. На улице появились оборотни. Элли уже давно услышала их, и спряталась на прежнем месте, стараясь даже не дышать. От гибели отделял всего шаг. Шаг отделял и от спасения. Вервольфы замерли между порогом кузницы и развалинами. Один повернул голову к сгоревшему дому, и принюхался.

– Проверь, Грэмби, – слова были исковерканы, но различимы.

Что будет дальше, я знал. Девушке оставалось жить всего минуту, пока оборотень не спеша прочешет дом, и поднимется на второй этаж. Может и меньше, если она раньше времени выдаст себя звуком или движением. Нужно было что-то делать.

– Господа вервольфы, девушка дальше побежала, вправо. Давно уже, – тон фразы и выражение лица были такими же, как если бы я спрашивал у соседа, какая погода ожидается к вечеру. Для верности я махнул в нужном направлении рукой.

Пять голов как по команде задрались вверх.

– Спускайся сюда, котлета, – один из оборотней, с красной от крови мордой, оскалил пасть и топнул лапой.

– Нет, спасибо, – предельно вежливым тоном ответил я. Все запасы страха были исчерпаны мной еще маленьким мальчиком, во время странствий по бескрайним просторам империи, но я сдерживал разгорающуюся злость, не без причин опасаясь этих зверей.

– Спускайся, или мы вытащим тебя по частям, – поддержал второй оборотень. «Убей себя сам или мы придем и убьем тебя! Логика железная. Метод кнута и пряника этим парням явно не знаком», – мелькнула у меня мысль.

– Боюсь, вы зубы сломаете об эту дверь, – спокойно изрек я, показывая вниз. – Это тарбский дуб. Его только тараном выбивать.

– А ты дерзкое, мясо, – примирительно, но очень многообещающе произнес оборотень с отгрызенным ухом, видимо главный в этом звене. Он не мог не согласиться на счет двери. – Не боишься, что мы в следующее полнолуние за тобой поохотимся?

– У меня нет никакого желания бегать по ночам, вот, что скажу вам, – пожал я плечами.

– Он не боится. Совсем мясо наглости набралось, – прорычал поджарый оборотень сбоку от вожака.

– Это потому, что за стенами, – ответил вожак. – Эй, котлета! Слышишь?

– Слышу, – сквозь зубы сказал я.

– Я тебе обещаю, в следующее полнолуние ты у меня побежишь. Слово рода даю, я найду, за что тебя наказать.

– Договорились, – кивнул я, думая, что нужно срочно менять место жительства, а попросту линять из этого, ставшего слишком тесным, города. Сначала граф Людовик, теперь еще и этот зверь. Что-то много врагов по мою душеньку.

– Не нравится он мне. Какого вурдалака он вылез из своей норки? Наверняка покрывает девчонку. Эй, она у тебя, мясо?

– Нет. Уже говорил, куда она побежала, – я был очень зол. На них, на свою беспечность, на трудную жизнь и полное бесправие.

– Грэмби, понюхай порог. Девка у него? – сказал одноухий мощному оборотню слева от себя.

Тот выполнил приказ, и отрицательно покачал головой. Одноухий застыл, лихорадочно соображая. Его звериное чутье говорило, что человек врет.

– Вормог, проверь-ка развалины, – одноухий пристально следил за моей реакцией.

Я понял: моя карта бита. Эх, помирать, так с музыкой!

Что-то внутри изменилось. Отбросив все сомнения, я перестал сдерживать клокотавшую злость, схватил стоявшую в углу двухстороннюю гномью секиру, с которой любил упражняться по утрам, и вылез на узкий карниз. Сказать по правде, кипящую внутри ярость я и при всем желании не смог бы сдержать: в памяти не успели остыть переживания, которые принес с собой сон. Вспомнились отец с матерью, стая оборотней во дворе усадьбы, их горящие кумачом глаза и что эти твари заставили меня год от года скитаться как бродяжку, испытывая на себе все прелести голода, холода и детского страха. Такое бешенство захлестнуло впервые. Скажи мне кто-нибудь раньше, будто в одно из полнолуний я буду прыгать с топором из окна своей комнаты навстречу жаждущим крови оборотням, я бы долго соображал, то ли надо мной издеваются, то ли льстят, сравнивая с лордом Лораном²⁴.

Я издал крик ярости, больше походящий зверю, чем человеку, с силой оттолкнулся от карниза и по нисходящей траектории полетел на второй этаж развалин, метя в остатки оконного проема. Приземление, кувырок, и я снова на ногах. Разум полностью отключился, остались лишь навыки, о наличии которых прежде и не догадывался. Ну не приходилось еще мне, спокойному кузнецу, прыгать через улицу на высоте десяти ярдов, да еще и с тяжелым топором в придачу. Элли замерла возле стены, не решаясь даже дышать. Она смотрела на меня расширенными, не верящими, глазами. Я не стал изучать произведенное впечатление, а опрометью кинулся на первый этаж. Только в сказках у героя есть время изображать перед девушкой стального парня, останавливаясь и с непробиваемым лицом кидая мужественную фразу.