Литмир - Электронная Библиотека

Эл, даже не пытаясь парировать удар, еле успел скачком уйти с линии атаки. Но я не собирался давать передышку и развернул корпус с восходящим косым ударом, который прошел в дюйме от груди паренька, вжавшегося в стойку с секирами.

– Не всегда возможно уйти от клинка, Эл, – я остановился. – Ты даже не пытаешься парировать.

– Да куда мне твою силищу парировать! – парень подарил недовольный взгляд, будто именно я виноват, что он родился задохликом. – Я не слышал, чтобы какой-нибудь человек мог поднять двурогую наковальню или побороть гнома. Только ты один такой. Не зря даже Тиль к тебе с уважением относится.

– Все дело как ты принимаешь удар. Бей сверху. Вот, – я жестко парировал удар палаша под прямым углом. – Чувствуешь, как руку сушит?

– Чувствую.

– Мне тоже. Бей еще раз. А теперь видишь, как я ставлю клинок? Твой палаш сам уходит вскользь, – я сопровождал действием каждое слово, – а если еще и оттолкну его батманом, вот так, то пока ты восстановишь равновесие, получишь гардой по зубам, – я не нанес удара, лишь показал, но Эл отшатнулся. – Понял? Попробуй.

Эл послушно попробовал отбить мощный удар, и у него это получилось.

– Вот видишь. Тут решает не сила, а скорость и мастерство. Теперь по-другому. Удар. Видишь, я принимаю возле самой гарды, под наклоном? Обрати внимание, я заношу этим движением клинок на замах. Гарда описывает дугу из третьей позиции в четвертую. Теперь смотри, что делаю дальше, – я подключил свободную руку и с силой нанес горизонтальный удар в район шеи. Сталь застыла на волосок от Эла. – Все, головы у тебя нет. Я второй рукой продавил твою возможную защиту.

– От этого удара не уйти, – уважительно кивнул парень, цыкнув в восхищении.

– Если будешь стоять столбом. Вариант нырять вниз. Как только я отбиваю палаш в сторону, закручивайся вместе с ним, ныряя, и переходи на горизонтальный удар не выше пояса. Вот так. Ты пропускаешь удар над головой, одновременно во время оборота набирая силу, которой хватит, чтобы отрубить мне ногу. Но ты должен быть очень быстр.

– А этот удар ты отразишь? – как-то совсем по-детски с восторгом спросил Эл.

– Да. А если ты будешь медленным, еще и голову тебе разрублю. Есть другой путь. Если ты очень хорошо владеешь телом, то получится финт с уколом на противоходе.

– Как это? – глаза подмастерья горели азартом. В мечтах он давно уже стал лучшим бойцом империи.

– Давай медленно. Итак, я продавливаю двумя руками твою защиту, а ты, не дожидаясь удара, как только я подаюсь вперед, уходишь вниз и заворачиваешь корпус, как для разворота и последующего удара, но удара не делаешь, а наоборот, тут же, не вставая, раскручиваешься, словно пружина, в другую сторону, и наносишь укол. Я ожидаю удар справа, а ты его наносишь слева. Делаем медленно. Вот так, молодец.

Мы повторили чуть быстрее. Я ушел отскоком, одновременно блокируя укол круговой защитой.

– Значит и от этого финта есть защита, – разочарованно произнес Эл.

– Конечно, есть. Не бывает удара, от которого нельзя защититься. Финт – это уловка, и если я куплюсь, опуская палаш для защиты ноги, твой укол пройдет в девяти случаях из десяти. Я не успею нормально среагировать. Если кто и сможет достойно ответить, то только вампир, но против него сражаться не умно, это лишь способ достойного самоубийства. Единственное, что я смогу сделать, это в последний момент с разворотом корпуса блокировать своим клинком, вертикально возле самой гарды, перенаправив твое острие в сторону. Вот так. Но для меня это очень опасно, передняя нога оказывается в зоне захвата твоей левой руки. Дергаешь на себя под коленкой, и я лежу. Тогда быстрый укол, даже не меняя позиции, и я гарантированный мертвец, будь даже ловок как белка, и владей клинком как граф Валентин20. Все понял?

– Да, – парень кивал как заведенный.

– Тогда нападай, я буду защищаться, а потом наоборот. Отработаем то, что показал. Затем свободный бой.

2.

В камеру вошел без меры заросший одноглазый, мерзко ухмыляющийся тюремщик, и поставил на пол железную миску с каким-то варевом, из которого торчала небольшая кость. Элли брезгливо покосилась на миску, но не произнесла ни слова. Она опять уставилась на стену перед собой, словно там показывали интересное балаганное представление.

– Маленькая, не голодна? – трогательно поинтересовался одноглазый, с нотками фальшивого участия в голосе. – Ну, ничего, ничего…

Его игнорировали, но тюремщик продолжил разговаривать с Элли, уже сменив интонацию.

– Ну да, ты же только из дома сегодня. Видимо, утром позавтракать успела. Не нужно тебе было лейтенанту ухо откусывать, да и огрызаться с самого начала тоже. Ну, теперь не обижайся, сегодня мы тобой поужинаем, – он довольно улыбнулся, и потрогал языком кончики клыков.

Элли передернуло, ей до жути не хотелось умирать в неполные восемнадцать лет. Ее страшила горькая участь быть разорванной стаей оборотней. Воображение нарисовало, как при полной луне она загребает руками по холодным, с зеленью мха, камням мостовой, ломая ногти о выступы, в то время как ее потрошат, как с паром доносится дыхание хищника, склонившегося над ней, как воняет из пасти и от шерсти, и как вервольф смотрит в ее затухающие зеленые глаза. Она почти услышала треск лопающихся сухожилий и хруст костей, утробное подвывание и рычание оборотней, раздирающих ее тело, и у Элли затряслись руки. Девушка за мгновение осознала безысходность своего положения, и мерзость предстоящей казни.

Тюремщик не увидел, но звериным чутьем почувствовал страх, и довольно осклабился.

– Поешь, крошка, тебе понадобятся силы этой ночью. Мы с парнями хотели тебя по-другому наказать, – как бы невзначай добавил он, – но майор был очень строг, да и лейтенанту нужна только твоя жизнь. Говорит, нам нельзя даже волос с твоей головы тронуть, потому что уставшая ты будешь неинтересной дичью. А жаль! Такая красота пропадает! Ведьмовские пасынки, чистокровки, ни шагу в сторону от Законов Стаи21 ступить не могут. Так же жить скучно! Вурдалак бы сожрал нашего лейтенанта вместе с его чистокровной родней! Конечно, извини, я немного груб называя так старшего по званию, но ты ведь ему не скажешь, правда? – он хихикнул. – Вряд ли вспомнишь об этом, когда он тебя будет объедать. Да и не поймет тебя лейтенант, мы ж в образе та-а-кие кровожадные!

Тюремщик сделал многообещающее выражение лица, подмигнул и вышел, с лязгом захлопнув за собой дверь. А Элли тихо заплакала. То ли из страха перед смертью, то ли от обиды за такое мерзкое окончание пути, то ли от сковывающего бессилия что-либо изменить. И вряд ли кто-то, случайно увидевший слезы, упрекнул девушку в слабости, – сидя в этой камере, иногда плакали даже суровые мужчины.

Время тянулось нескончаемо долго, затекли спина и ноги, приходилось сидеть на корточках. Конечно, можно было сесть и на голый пол, Элли понимала, что до последствий в виде застуженных почек ей не дожить, но ужаснейший сквозняк и так превратил ступни в две ледышки, потому испытывать подобную пытку в отношении поясницы не было никакого желания. Она попала в тюрьму около одиннадцати, закат наступал в шесть. Оставалось переждать всего пару часов, и тогда уж Элли рассчитывала и согреться и размяться.

За день промелькнул миллион мыслей, и сто раз поменялось настроение, от истерически-веселого до суицидального. Одно время хотелось разбить голову о стену, как поступали в семейном склепе старые оборотни, когда начинали выпадать зубы. Потом она планировала как, не дожидаясь расправы, нарваться на охранника или утопиться в Шильде, но в итоге решила как можно дороже продать свою жизнь, когда наступит решающий момент. Девушка не знала, что противопоставить стае голодных кровожадных монстров, ей просто хотелось драки, показать, что тоже чего-то стоит, и зря эти серые животные считают всех людей трусами. Элли не такая, и пусть с ней делают что угодно, она не сломается!

Еще давно дядя сказал ей хорошие слова: «На пороге вечности одни люди ломаются, вымаливая хоть денечек, а другие молча шагают в пропасть, иногда даже с улыбкой. И третьего не дано. Именно поведение в самые критические моменты показывает, чего ты стоишь». У Элли отняли всякую надежду, до порога вечности оставался всего шаг, и девушка с удивлением поняла, что внутри нее сидит железный стержень, не позволяющий вести себя как послушной овце на бойне.

5
{"b":"712097","o":1}