Но даже это пришлось отложить. Едва они вошли, хозяин гостиницы встретил Пардо вестью о том, что в гостиной инспектора ожидает молодая леди, отказавшаяся назвать свое имя.

– Она довольно взволнована, сэр. Я сказал ей, что вы можете еще долго отсутствовать, но она не ушла. Сказала, что возвращаться ей может быть небезопасно. Она ждет уже полчаса.

В первую очередь Пардо подумал о Дженни. Солт – о Кэрол, затем он предположил, что из вежливости и Эмили Буллен можно было бы описать как «молодую леди».

Но она не оказалась никем из них. Когда инспектор с Солтом вошли в крохотную гостиную, они с первого взгляда не узнали высокую женщину, нервно вскочившую с кресла у столика. Но когда она заговорила, он понял, что перед ним Эдит Доус.

Горничная была омрачена свалившимися на нее беспокойствами. Самообладание было утеряно, а природная желтоватость кожи сменилась неестественной бледностью. В руках она сжимала сумочку, а увидев Пардо, очевидно, почувствовала, что может больше не сдерживаться, и разразилась потоком слов.

– Ох, инспектор, – вскрикнула она, пока Солт аккуратно прикрывал дверь, – так это правда? Хетти мертва! Мне рассказали об этом в магазине. Никто из нас не в безопасности, никто! Ох, что же мне делать? Чем я могу помочь? Я не могу вернуться в дом!

Пардо взял ее за руку и сказал:

– Ну, мисс Доус, присядьте и возьмите себя в руки. Если вы будете продолжать в том же духе, вам только станет хуже.

Он усадил ее в кресло, а сам устроился на краешке стола и продолжил:

– Да, мы нашли Хетти. Мертвой, как вы и сказали. Это плохое дело, но вам не нужно беспокоиться о том, что делать. Расскажите, почему вы пришли сюда.

Девушка не могла отдышаться, словно после бега. Не поднимая глаз, она прохрипела:

– Я боюсь. Они могут убить меня так же, как убили ее. И я должна рассказать вам кое-что. Я должна была рассказать об этом, но боялась. Но сейчас я боюсь молчать.

– Тогда расскажите, – ответил Пардо. – Кстати, вы пришли сюда прямо из дома?

– Нет, у меня был свободный день, – покачала головой Эдит. – Я была у себя дома; я живу здесь, в Минстербридже.

Пардо на минуту задумался о девушке и о том, что ее страх был скрыт под скорлупой высокомерия. Она перехватила его взгляд, и на ее лице появилось выражение былого достоинства.

– Я не вернусь к Лакландам, – заявила она, но ее голос дрожал. – Я не знаю, почему Хетти… убили. Но если это произошло с Хетти, почему не может произойти и со мной? То, что я сделала, может обернуться против меня, – ее голос перешел в шепот.

– Что же вы сделали? – мягко спросил Пардо.

– Я не хотела говорить полиции. Миссис Лакланд всегда говорила, что за это меня могут посадить в тюрьму. Я боялась.

Она вскинула голову и свирепо взглянула на инспектора.

– Но мне все равно, – быстро продолжила она. – Теперь молчать хуже, чем говорить. Я брала вещи миссис Лакланд. Прошлой весной. До того, как она заболела. Мисс Буллен обнаружила это и рассказала миссис Лакланд. Тогда миссис Лакланд сказала, что я – воровка, меня можно отправить в тюрьму, и я больше никогда не получу работу, но на этот раз она не заметит моего промаха и не уволит меня. Так что я осталась на работе. Но все это время, едва только ей что-то не нравилось, как она тут же начинала намекать на тюрьму и на то, что может сообщить в полицию. Потом старая чертовка заболела, но оставалась еще мисс Кэрол. Миссис Лакланд все ей рассказала, я знаю об этом, так как она часто отпускала мелкие намеки.

Голос горничной дрожал, и Пардо почувствовал, что это вызвано скорее ненавистью к работодателям, чем необходимостью признаться.

– Какого рода вещи вы брали у хозяйки? – мягко спросил инспектор.

– Деньги. Брошь и мелкие побрякушки из шкатулки. Она все равно никогда ими не пользовалась. Но она заставила меня все вернуть. Но я взяла еще кое-что, и она об этом так и не узнала, – девушка улыбнулась от воспоминания этой своей «победы» над покойной хозяйкой. – Ничего хорошего мне это не принесет, но просто так вернуть все на место я не могла. Это сложнее, чем вернуть драгоценности. Я ждала и ждала, когда же она что-то скажет, но она молчала. Полагаю, она так и не хватилась пропажи. А когда она заболела, я решила, что нахожусь в безопасности, и больше не думала о том, как вернуть их.

Она внезапно опустила руку в сумочку и вынула оттуда пачку писем, перевязанных ленточкой. Она протянула их Пардо.

– Они больше никому не нужны, но я боюсь хранить их. Я боюсь держать у себя вещи Лакландов. Много лет назад какой-то человек написал их миссис Лакланд. Это просто любовные письма.

Солт подошел поближе и присмотрелся к свертку в руках инспектора. Любовные письма. И убийство? С чего эта девушка говорит такое?

Однако Пардо без улыбки взглянул на сверток.

– Хорошо, Эдит. Я просмотрю их. И передам адвокату, распоряжающемуся имуществом миссис Лакланд.

В глазах девушки снова появилась тревога.

– Вы же не скажете обо мне? – прошептала она.

– Ни слова. И выбросьте из головы все мысли о том, что вам что-то угрожает. Если вам долгое время что-то и угрожало, то это не значит, что нужно продолжать бояться. Вы же вернули все обратно, не так ли? Хорошо. И вы закончили с этим, отдав письма мне.

Слезы облегчения хлынули из глаз Эдит.

– Закончим с этим, – повторил Пардо. – Я советую вам вернуться в дом Лакландов, словно ничего не произошло. С вами ничего не случится. Продолжайте свою обычную работу…

Он не закончил фразу, так как девушка вскочила на ноги. Она обеими руками схватила его за руку.

– Я не вернусь! – выкрикнула она. – Я никогда не вернусь! Не могу! Этим вечером я боюсь даже идти домой. То, что случилось с Хетти, может случиться…

– Успокойтесь, – резко приказал Пардо. Он взял горничную за руки и усадил обратно в кресло. Она рыдала. – С вами ничего не случится. Сержант проводит вас до дома. Пойдете?

Успокоившись, она кивнула. Но все еще дрожала.

– Я должна сказать вам что-то еще, – выдохнула она, внезапно покосившись на стоявшего в дверях Солта, словно она опасалась, что войдет кто-то еще. – Я вспомнила об этом.

– О чем?

– О том, что я сказала суперинтенданту. О разнице в вещах на тумбочке миссис Лакланд, когда я в последний раз принесла ей чай. Я вспомнила. Но мисс Буллен спросила меня о словах суперинтенданта, и когда я рассказала ей, она заявила, что глупо беспокоить полицию такими мелочами, а учитывая мое прошлое, для меня же лучше поменьше сталкиваться с полицией. А то еще навесят что-нибудь на меня, так она сказала. Так что когда вы попросили меня припомнить, я испугалась и притворилась, что не понимаю, о чем вы говорите.

– Да? – спросил Пардо, когда девушка сделала паузу. – И что же изменилось на тумбочке?

Голос девушки опустился до шепота. Пардо с трудом уловил ее слова.

– Пузырек. Бутылочка с лекарством, которое миссис Лакланд принимала последний день или два. На этикетке было пятно. Желтое снизу. Я ничего не могла с ним поделать. Но когда в тот день я принесла ей чай, этикетка была чистой. На ней не было пятна.

А смелый Банко шел пешком впотьмах.

Макбет

Той ночью Пардо лег постель, валясь с ног от усталости, но по разным причинам сон не шел к нему. После ужина они с Солтом просмотрели письма, переданные им перепуганной Эдит. Они были старыми и по краям слегка пожелтели. Датировались они концом первого десятилетия XX века. Как и сказала горничная, это были всего лишь любовные письма, хотя некоторые из них были намного более страстными, чем типичные послания того (да и любого другого) времени. Вероятно, Эдит прочла лишь верхнее письмо из стопки. Но они заинтересовали Пардо, так как их автор то и дело демонстрировал чрезмерную близость к повседневным делам миссис Лакланд. Казалось, что ее финансовое благополучие столь же дорого его сердцу, как и она сама. Из этих писем следовало, что через десять лет после вступления в брак она, шутя, играла с чувствами мужа. Письма были подписаны неким Филипом и были отправлены с различных адресов – иногда из лондонского клуба, иногда из Хэмпстеда и даже из иностранного отеля. Всего было восемнадцать писем. Пардо не мог себе представить, что они хранились только из сентиментальности. Она была не свойственна миссис Лакланд. За ее действиями обычно стоял корыстный интерес. Письма могли бы послужить как оружие против неудачливого Филипа, над которым она и так чувствовала власть. Пардо решил показать письма Ренни. Адвокат скорее, чем кто-либо еще, сможет определить фаворита миссис Лакланд.