То есть, конечно, я не исключал, что спрашивать все же придется. Но делать это следовало в более подходящей обстановке. Не так, чтоб с бухты-барахты, у первого встречного. Но… имея подходящий повод для общения. Столь же мало зависящий от времени, как чаша со змеей в качестве символа медицины.

Осталось означенную обстановку отыскать. Подходящее место. Но и здесь пока попадающиеся на пути вывески не радовали. Пришлось даже присматриваться и прислушиваться к дверям, у которых вместо вывесок были надписи на стенах. Нет, местную письменность я понимать не научился. Но место, которое я надеялся найти в рамках программы-минимум, могло выдать себя… ну хотя бы пьяными песнями и веселыми выкриками из-за двери. Или характерным запахом.

Удача улыбнулась мне за очередным поворотом. Сперва я услышал голоса — несколько голосов, громко переговаривавшихся да басовито похохатывающих. Уже успел поднять трубку, готовясь к стычке с компанией местной шпаны, коей эти голоса могли принадлежать. Но… зашел за угол и даже усмехнулся над собственными опасениями. Мне навстречу шли всего лишь три немолодых подвыпивших субъекта, по-товарищески поддерживавших друг дружку.

На меня они обратили даже не ноль внимания, а поменьше. Да и до всего мира им дела, похоже, не было. Настолько, что один даже песню ни с того ни с сего заголосил, а остальные с готовностью подхватили.

Так, отнюдь не по-соловьиному разливаясь нестройным хором, трио пьяниц прошествовало мимо меня.

Пьяные компании средь бела дня, конечно, удручали. Выходило, что Атлантида успела увязнуть в адских топях даже глубже, чем я предполагал.

Но эта конкретная встреча, напротив, обрадовала. Ведь если тут ходят пьяные, значит, где-то находится заведение, в котором они налакались.

Я прибавил шагу, и, миновав еще пару пирамид, оказался перед дверью, слева от которой на стене был изображен бокал на тонкой ножке, справа — кружка, увенчанная шапкой пены. Оба рисунка были выведены старательно и поблескивали в полумраке.

Но еще более красноречивым стал для меня грязный мужичонка, без чувств валявшийся перед дверью. Лежал он лицом вниз, а какой-то мальчишка лет пяти склонился над ним и без тени смущения шарил по карманам.

На меня мальчонка посмотрел подозрительно, даже враждебно. И, что самое обидное, без малейшего испуга.

Я же сделал вид, что до его занятий и до него самого мне дела нет. Такое же напустил на себя отрешенное выражение, какое не раз успел увидеть на лицах местных жителей.

И, толкнув тяжелую дверь, вошел то ли в бар, то ли в кабак, то ли в паб или салун. Не знаю, как называется это заведение у атлантов. Но суть оттого не менялась.

Миновав дверь, я спустился на несколько ступенек и оказался в скудно освещенном помещении. И первое, что заметил — в кабаке-пабе-салуне не пахло куревом. В отличие от знакомых мне аналогичных заведений двадцать первого века.

Впрочем, отсутствие запаха было как раз объяснимо. Табак рос на американском континенте, то есть от этих мест далековато. И даже если атланты успели наведаться в Америку раньше, чем викинги, не говоря о Колумбе, налаживать оттуда поставки табака вышло бы накладно. Либо не окупились бы, либо каждая сигарета сделалась на вес золота. Точно не по карману обитателям дна.

С другой стороны, курить можно и другие растения… и не только растения. Смеси есть специальные химические — наркоши двадцать первого века соврать не дадут. Да и до электронных сигарет развитая цивилизация атлантов могла бы додуматься.

Так что, возможно, никто не курил в этом баре из-за плохой вентиляции. Или…

— Не принюхивайся, парень, — отозвался из-за барной стойки коренастый лысеющий мужик средних лет и такого же роста, — здесь не притон для торчков… если ты по этой части. В моем заведении люди смачивают горло, а не мучают легкие.

Или это просто заведение для некурящих. А любители травки и химии в другие места ходили. Например, туда, где вывеска с разноцветными облаками приглашала их «полетать».

Услышал я, кстати, бармена отчетливо, несмотря на несколько метров расстояния. Благодаря второй особенности этого места, оказавшейся для меня неожиданной. В баре не шумела музыка. Ни брутально-сентиментальный блатняк, ни слезливая попса не отвлекали людей от основного занятия, ради которого они и пришли сюда, оставив толику денежных знаков.

В остальном ничего особенного здесь не было. Тусклый свет, барная стойка, за ней — стеллажи с рядами бутылок. Перед стойкой стояли несколько табуретов, из которых был занят только один. Еще имелось несколько столиков.

Большинство из них пустовали… чтоб, вероятно, быть занятыми к вечеру. Только за одним не сидел, а, скорее, уже лежал одинокий и изрядно набравшийся субъект. А за вторым расположилась компания из трех человек.

Неужели и в Атлантиде принято было соображать на троих? Такая мысль меня посетила, подстегнутая любознательностью историка. Эх, если бы диссер свой я писал о питейных обычаях разных эпох и народов… но тогда имелся риск, увлекшись, спиться самому.

Что до бармена, то ему моя любознательность показалась подозрительной.

— А ты чего застыл? — недовольно вопрошал этот лысеющий хмырь, с недовольством видя, что я остановился, едва переступив порог, да еще глазею по сторонам. — Ты выпить сюда пришел или пялиться? Если ты из стражей, то у меня… это… улажено, в общем, все и уплачено, понял? А если Красная Штар тебя послала… новенького, то знай: с ней я лично разбираться буду. А не с мальчиками, которые только и могут, что бегать куда пошлют. Как роботы. И ни за что не отвечают.

«Красная Штар, надо же! — подумал я с каким-то извращенным восхищением. — Эмансипация, смотрю, здесь достигла невиданных высот. Представительницы слабого пола даже криминальные структуры возглавляют… на зависть нынешним феминисткам».

А вслух ответил, спеша успокоить недовольного бармена:

— Нет-нет, я сюда, конечно же… чтобы выпить.

И неспешно, вразвалочку подошел к стойке, по пути бросив едва заметный взгляд на компанию за один из столиков. Те выглядели вполне еще вменяемыми. А значит, могли помочь в моих поисках.

— Хочу купить выпивку себе… ну и вон тем славным ребятам, — заявил я нарочито громко, облокотившись на стойку, — надеюсь, этого хватит.

И положил перед барменом монету, прихваченную из заначки покойного Кхугла.

Бармен взял монету, и, поднеся к лицу, с полминуты разглядывал. Затем изрек следующее:

— Варварское… золото? Или бронза… я, вообще в металлах не очень. Это, конечно, не мое дело… но ты ведь не местный, я прав? Эта монета странная. Да и говоришь ты не по-нашему… точнее, эта штука за тебя говорит… переводит.

И протянул руку к цепочке с висевшим на ней ЛНМом.

Резким движением своей ладони я отвел эту руку, закрывая творение родного НИИИНиПТа. Посмотрел на бармена с вызовом — возвышаясь над ним не меньше, чем на полголовы.

— Вы правы, — были мои слова, — это не ваше дело. Так хватит того, что я предложил или нет?

— Ну… — бармен замешкался, — обычно бартерные сделки я… в общем, не ко мне за этим надо. Но для вас могу сделать исключение.

Ответ меня не удивил, а причина была понятнее фраз из букваря, типа «мама мыла раму». Не иначе, здоровенная монета по ценности перекрывала стоимость выпивки многократно. А коль так, то, каких бы правил ни придерживался этот хмырь, но жажда легкой наживы все перевешивала.

Понимал, не дурак, что если на принцип пойдет, только и добьется, что я уйду, заберу соблазнительно поблескивавшую монету с собой. И, вероятней всего, она достанется кому-то менее щепетильному.

Поэтому, не говоря больше ни слова, бармен выложил на стойку поднос, поставил на него четыре кружки. И по очереди наполнил их какой-то мутной пенящейся зеленоватой бурдой.

С этим подносом (тяжеловатым, но лично мне вполне по плечу) я и подошел к столику, занятому тремя посетителями.

— Приветствую! — молвил, осторожно опуская поднос на стол. — Я угощаю.