Пристальные взгляды и беспрестанное обсуждение… Мне кажется, я явственно слышала эти шепотки или чувствовала их кожей?.. «Не пора ли к Александру сватов засылать? Не сегодня-завтра моему Исайке женится пора! Ханна – подходящая невеста!» Наши праздники – свадьбы, дни рождения, юбилеи – это не только повод встретиться и повеселиться, это своего рода выставки потенциальных невест. А еще сборище еврейских женщин: сплетни, шуточки на грани фола, ревнивые взгляды, язвительные пикировки. Всё это было мне не слишком приятно. Но в тот раз отец и мать сказали, что нужно идти, и никакие отговорки про головную боль на них не действовали.
Наши свадьбы с соблюдением всех традиций еще и долгие. В синагоге или на открытом воздухе натягивают хупу, балдахин из белой обычно ткани на четырех шестах. Под хупой раввин и совершает таинство бракосочетания. И еще долгое чтение разных молитв, совещания родителей с обеих сторон о размере калыма и приданого, и еще много чего интересного, но, скажем откровенно, утомительного.
Мама долго и тщательно подбирала нам с сестрой наряды. Не так-то просто девушке выглядеть и скромно, и привлекательно одновременно. Было решено, что обаяние юности не нуждается в дополнительном украшении. Поэтому я была в черном брючном костюме, с длинными распущенными волосами и совсем без косметики. Разве что чуть-чуть тонального крема. Я не переживала, знала, что очень привлекательна – спасибо природе и родителям. Краснея под плотным обстрелом любопытных взглядов, я понимала, что понравилась многим. Довольно странно, но мне не было приятно, я ощущала себя диковинной птицей, выставленной в зоологическом саду на обозрение публики.
Свадьба проходила в старинном ресторане на Ленинградском проспекте. Я даже не сразу поняла его название – «Яръ». Тогда я владела русским еще не так хорошо, чтобы знать дореволюционную орфографию, согласно которой твердый знак или «ер» в конце существительных не читается. Позже я узнала, что Яр – это фамилия француза, открывшего свой первый ресторан в Москве аж в 1826 году. И на Петербургском шоссе его загородное в ту пору заведение считалось самым лучшим в столице. Там бывали Савва Морозов, Максим Горький, Антон Чехов, Григорий Распутин, да, считай, все известные люди того времени…
Когда мы вошли в ресторан, интерьеры показались мне знакомыми: тяжелые шторы на окнах, столы и стулья с гнутыми ножками, мягкие ковры на полу. Где же я могла это видеть? Уж не во сне ли? Главный зал «Яра» был достаточно просторным, чтобы всех разместить за круглыми столами и оставить пространство для проходов.
В какой-то момент мимо нашего стола прошел парень, юный, лет семнадцати. Он был очень красив, выделялся из толпы. Глаза со слегка монголоидным разрезом говорили об азиатских корнях, но лицо, определенно, было европейским. Черные густые волосы аккуратно уложены. Черный костюм превосходно сочетается с красно-синим галстуком. Молодой человек был строен, шел слегка пружинящей походкой, чем напоминал изящного и сильного леопарда. Я нечаянно проводила его глазами и… встретилась с горящим ответным взглядом.
Что это было? Не знаю. Но в тот вечер я больше никого не видела…
Вот он уверенно идет к одному из столов. Вот почтительно склоняет голову перед мужчиной средних лет с зачесанными назад волосами… Боже мой, это был именно тот мужчина, который за что-то благодарил меня в том самом незабываемом сне. Это он! Я ни секунды не сомневалась! События знакового сновидения во всех подробностях в одно мгновение пронеслись в моей памяти. Я с силой схватила за руку маму, торжественно восседавшую рядом.
– Ханна, что с тобой? – испугавшись, мама отдернула руку. – Что случилось?
– Ты помнишь, я рассказывала свой сон? Два года назад, в Красной Слободе. Ни ты, ни бабушка меня слушать не стали. Я говорила, что мне приснился мужчина, который держал меня за руку и за что-то благодарил. Вон он сидит. Который в золотом галстуке. Это он, он. Абсолютно точно.
Мама заговорила сердитым шепотом.
– Во-первых, потише. На тебя оборачиваются. Во-вторых, скромнее. Ты еще пальцем на него покажи! В-третьих, ты не могла его тогда видеть. Он тогда в Красную Слободу не приезжал.
– Но я видела его во сне! Именно его! Я же говорила тебе!..
– Ты говорила и говоришь глупости. Тише!
В этот момент какой-то старик поднялся с бокалом и принялся произносить длинный и витиеватый тост. Но я его не слышала. Меня сжигало любопытство. И я продолжила перешептываться с мамой.
– Мама, а ты знаешь этого… в золотом галстуке?
– Его все знают.
– Да-а?
– Его зовут Аврум. Молодые называют дядя Аврум.
– А он кто? Наш родственник?
– Нет, не родственник. Он… ну, как тебе сказать, дочь… Он уважаемый человек, глава общины джуури в Азербайджане. Все к нему прислушиваются, советуются с ним по самым разным вопросам. Если у кого какие серьезные проблемы, обращаются к Авруму.
– Мама, а этот молодой человек восточного вида рядом с Аврумом кто?
– Его сын Алан, – мама восхищенно зацокала языком. – Какой красивый мальчик! Ах!
Подходили опоздавшие гости – пары, одиночки, целые семьи. Сначала подходили к новобрачным и их родителям, поздравляли, вручали подарки. А потом все без исключения подходили к Авруму выразить почтение. Он вел себя естественно – пожимал руку мужу, целовал руку жене, трепал по головкам детей. Было видно – Аврум пользуется авторитетом всего общества.
Мой папа тоже к нему подходил. Но я не посмела. Да, наверное, и не смогла бы подойти. Мое сердце билось так сильно, что ослабели ноги. Увидеть в жизни того, кто тебе снился! Разве такое возможно?
Но я, повинуясь странному чувству, желала бы оказаться рядом с Аврумом, взглянуть в его добрые глаза, почувствовать теплоту его рук, уже знакомую по сновидению. Я сидела как на иголках больше часа и так устала от переживаний, что у меня, наверное, поднялось давление. Я просилась домой, мечтая оказаться в родных стенах, в привычной для себя обстановке, хотела стряхнуть наваждение мистического вечера, но родители были против.
Наконец, к полуночи гости стали расходиться. Я в последний раз обернулась на Аврума и Алана, стараясь их покрепче запомнить. Я уже знала, что засну сегодня далеко не сразу…
Перед сном мама зашла в мою комнату.
– Ханночка, ты не спишь еще?
– Нет, мама.
– Послушай, а может, тогда тебе приснился просто какой-то мужчина? А на свадьбе ты увидела Аврума и вообразила себе…
– Я знаю, что видела именно его.
– Разве это может быть? Какая ты у меня фантазерка…
Мама ласково потрепала меня по щеке и, поцеловав, вышла из комнаты.
Я не хотела настаивать на своем мнении, не хотела разубеждать маму. А вещие сны, между тем, снились мне все чаще и чаще. Где-то через месяц после той свадьбы мне приснились сразу и Аврум, и Алан.
Я вижу их в нашей прихожей, где стоят какие-то коробки, мешки, свернутые ковры. «Ничего удивительного», – отметила я про себя. Мы тогда готовились к переезду на новую квартиру. Мой папа и Аврум что-то обсуждали, листали какие-то документы, которые Аврум доставал из папки и передавал отцу.
А вот и Алан! У него в руках букет красных роз. Я думала, что он подарит их мне. Но он всё медлил. Стоял и молча смотрел на меня. Мне хотелось заговорить, но я не смела, хотя слова были готовы сорваться у меня с языка.
И все же в моем сне не было ощущения неловкости, досады. Наоборот, я чувствовала себя прекрасно: свободно, радостно. Мне бесконечно нравился Алан, его добрый взгляд. Я словно бы купалась в озерах его черных глаз.
Проснулась я с уверенностью, что скоро встречусь с Аланом, познакомлюсь с ним. Я мечтала об этом. И, боясь сама себе в этом признаться, грезила о том, что он мог бы стать моим мужем.
А жизнь шла своим чередом и, рано или поздно, в наш дом постучалась ильчи (сваха в переводе с горско-еврейского языка). Обычно свахи начинают издалека, приветствуют хозяина, хвалят дом, ведут разговор, полный аллегорий и иносказаний. Но сводится всегда к одному: «Люди говорят, у вас распустилась прекрасная розочка. А у Рахили… Ну вы же знаете Рахиль… Так у нее подрос крепкий дубок». У нас в Красной Слободе было несколько ильчи и они быстро протоптали дорожку к нашему дому.
