– Да. Охранное заклинание отводит от нас незваных гостей. Если твои глаза не помазаны аклумерой, деревню ты не увидишь – а деревня не увидит тебя.

– Аклумера? – изумленно воскликнул Арнор. – Да уж, такую тайну следует оберегать как следует.

– Именно. Поэтому никому об этом не говори. – Содар помолчал. – Привлечь мое внимание с помощью стрел – отличная задумка. Как ты узнал, в какую сторону стрелять?

– Никак, – рассмеялся Арнор, собирая стрелы. – Хоть Рив и дал мне карту, которую ты сам когда-то для него нарисовал, не слишком-то она и помогла, так что я стрелял наобум. Эх, жаль, не все стрелы нашел. – Арнор достал из-за бревна, на котором он сидел, дорожный мешок. – Что до слежки – я думал, тебе будет интересно услышать о порождении тени, вот и рассказал. Но, как по мне, здесь тебя никакому эйдолону не достать. Искать тебя вряд ли кто ищет, а встретиться с тобой случайно – об этом и говорить смешно.

Следом за мешком он вытащил лук со спущенной тетивой. Сунув стрелы в колчан, Арнор вскинул мешок на плечо, а лук взял в руку, как посох.

Содар гладил бороду, о чем-то размышляя.

– Где ты упокоил эйдолона?

– В Возгаре. Едва я покинул Квири, как тут же понял, что за мной следят. Но кто – или что – не распознал, пока не дошел до самой Чащи. Тогда я повернул на юг – надеялся, что удастся сбить тварь со следа. И в конце концов ее прикончил.

– И я этому рад. – Содар сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Мир все так же полон опасностей, но Шаенбалу по-прежнему надежно укрывает нас от них.

– Я все передам Риву.

Мужчины пожали руки, и Арнор на мгновение задержал руку Содара в своей.

– Ты точно не отправишься со мной? Боги свидетели, еще один вечный нам бы точно не помешал.

Содар улыбнулся:

– Может быть, позже. Когда Аннев подрастет. Но пока его рука и его магия – тайна, безопаснее места для него не найти. Этот мальчик – мое бремя, но несу я его не напрасно.

«Бремя? – Аннев крепче обхватил ветку, на которой лежал. – Значит, я ему в тягость?»

Он и сам нередко так думал, но одно дело – догадываться, и совсем другое – услышать это из уст самого Содара.

«Он до сих пор считает меня ребенком, – подумал Аннев. – Я для него маленький мальчик, а не мужчина. Если бы он мне доверял, то не стал бы притворяться, что пошел в лес нарубить дров. Этот человек… Арнор… да он знает о Содаре больше, чем я».

И от этого осознания Анневу стало дурно. Перед глазами пошли круги, и пришлось еще сильнее вцепиться в ветку, чтобы не соскользнуть вниз.

Во всем Шаенбалу – да и во всем мире! – нет такого человека, кто знал бы Аннева лучше, чем Содар. И вдруг появляется какой-то незнакомец, который вот так запросто говорит с Содаром о его тайнах, и выясняется, что всю жизнь Содар Анневу врал! И о себе, и об их дружбе, и о том, зачем он вообще взял Аннева к себе. А Аннев, наивный дурачок, верил каждому его слову.

Но больше этому не бывать.

– Хорошо, – кивнул Арнор. – Удачи, Содар. Не завидую я тебе.

– А я – тебе, – ответил старик. – Мне жаль, что я не могу уйти из Шаенбалу. Но что делать – риск слишком велик.

Они крепко обнялись.

– Будь здоров, друг мой. Передай Риву мой сердечный привет и проследи, чтобы мой перевод Спеур Дун непременно попал в его руки.

– Обещаю. Будь здоров, брат Содар.

Арнор поднял колчан и зашагал прочь. Протяжно вздохнув, Содар принялся собирать посуду и тушить костер.

Аннев же, прижав сломанное запястье к груди, неуклюже слез с дерева и побрел домой. Теперь от боли разрывалось не только его тело, но и душа.

Он пришел в часовню за утешением, но вместо утешения нашел загадку. Отправился на поиски друга и наставника – а встретил двух чужаков: первого он раньше не видел, а второго, как оказалось, – не знал.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.

Аннев вошел в часовню. Все вокруг словно застилал туман. Он даже не мог разобрать, что причиняет бо́льшую боль: изувеченное запястье или разбитое сердце.

«Что еще он от меня утаил? О чем еще солгал?»

Содар всегда скрытничал, но оно и понятно: никто, тем более мастера и древние, не должен был догадываться о его магическом мастерстве. Но до сегодняшнего дня Аннев считал, что неплохо осведомлен о прошлом своего наставника.

За семнадцать лет, проведенных со священником, он собрал по кусочкам картину жизни Содара – как минимум основных ее вех. Способности у Содара проявились еще в детстве, когда он жил в Одарнее. В те времена люди проявляли чуть большую терпимость к изгоям. Содара сторонились, но его не забили камнями до смерти и не изгнали. Какой-то странствующий торговец, сжалившись над мальчиком, позвал его с собой, и Содар согласился. За годы путешествий с караваном он повстречал многих людей, ставших его наставниками в магии и вере. В четырнадцать он ушел в священники. Через семь лет какой-то доблестный герой, отправляясь на войну, попросил Содара стать его духовным наставником. Содар внял его просьбе, и его магия долгое время защищала воинов, бившихся под флагом героя. Священник даже участвовал в нескольких битвах, о чем свидетельствовал весь в зазубринах треугольный щит, который Содар часто показывал Анневу.

Как его там? Рубоглав? Или Зуболом?

Аннев никогда не мог запомнить имени щита, ему хотелось лишь потрогать прекрасное оружие и взять его на тренировку.

Но Содар не разрешал. Он говорил, что прошлому не место в настоящем, и утверждал, что, переступив порог монастыря в Баноке, навсегда распрощался с жизнью воина. Правда, до того успел накопить изрядный запас знаний о военном деле и объехать чуть ли не полмира. Временами древние из Шаенбалу обращались к нему, когда возникала нужда в священнике. Однако все это происходило много десятилетий назад, а это, по меркам многих, целая жизнь – Содар мог позабыть подробности или попросту не считал их важными.

Так Аннев думал раньше. Теперь же он попросту не понимал, что из этого правда, а что ложь. К бесчисленным вопросам, которые у него уже накопились за эти годы, прибавились новые. Что это за тайное братство? Кто такие эти Арнор и Рив? Что означает «арх-дионах»? А «ремесленник» и «вечный»? И какое отношение имеет ко всему этому он, Аннев?

Он уже собрался лечь в постель, когда услышал, как хлопнула дверь сарая, а через секунду раздался привычный уху грохот – Содар вывалил на сушилку охапку дров.

Аннев не хотел видеть старика, но деваться было некуда: запястье еще больше распухло, боль стала вовсе нестерпимой. Если и дальше тянуть – о завтрашних состязаниях придется забыть. Поэтому он поднялся с кровати, протащился через кухню и открыл заднюю дверь.

Топор обнаружился на своем обычном месте, а Содар складывал поленья.

– У нас и так хватает дров.

Вышло слишком резко, но он ничего не мог с собой поделать – слова сами вылетели у него изо рта. Содар наклонил голову и прищурился, глядя на замершего в темном проеме Аннева.

– Что с тобой, Аннев?

Аннев нервно сглотнул, зная, что, если заговорит, не сможет сдержать эмоции. Он молча вошел в сарай, встал там, где через дыру в крыше просачивался свет, и поднял раненую руку, показывая раздувшуюся кисть, согнутую под неестественным углом и налившуюся жутким лилово-синюшным цветом.

– Боги! – воскликнул Содар, подойдя ближе. – Что случилось? Кто это сделал? А синяки на шее откуда?

Пока старик его осматривал, Аннев морщился от боли, не зная, что ответить. Но оказалось, что отвечать не требуется.

– Это Фин, верно? Фин с дружками?

Аннев моргнул:

– Ага.

Содар повел его назад в кухню.

– Так я и думал. Видел я, как они цепляются к тебе на тренировках. Омерзительно.

– Что? – переспросил пораженный Аннев. – Когда это ты видел?

Священник усадил его за стол.

– Месяц назад. Лед на мельничном пруду еще не сошел, а они заставили тебя в нем плавать, круг за кругом. И держали твою голову под водой, когда мастера не видели. Но я-то видел. – Содар неодобрительно поцокал языком, глядя на изуродованную кисть, потом ушел к себе в спальню и вернулся с глиняной чашкой и угольным стержнем. Зачерпнув чашкой воды из котла, стоящего у печи, он вернулся к столу.