…Рано утром отец Грэй вывел из высокого каменного сарая – то ли конюшни в прошлом, то ли ещё какой хозяйственной постройки – спарку нескромной бело-золотой расцветки. Озирока нырнул в кабину, не дожидаясь приглашения. Уверенно свернул кольца в пассажирском кресле, а хвост расположил почти во всём салоне, оставив ровно столько места, чтобы втиснуться его немаленькому хозяину.

– Я надеюсь вернуться к вечеру, – сообщил отец Грэй Тиру, зачарованно взирающему на машину, – но если даже и задержусь, это не повод для беспокойства. В Лонгви, увы, даже для смиренного отшельника находится много дел. А вы чувствуйте себя как дома. И господину Мелецкому, когда он проснётся, передайте, что замок, в том числе и часовня, в полном его распоряжении. Всего доброго, Тир.

– До свидания.

Когда колпак кабины захлопнулся, Озирока, нетерпеливо дёргающий кончиком хвоста, весь подобрался и даже пасть приоткрыл в ожидании взлёта. Зубы впечатляли, и Тир от души позавидовал. Не зубам, разумеется. Просто он и сам много дал бы, чтоб хоть попробовать, каково это – летать на лёгкой машине, оснащённой антигравитационными установками.

Болид стремительно и бесшумно взмыл в светлое, в утренней дымке, небо.

Итак, целый, хочется верить, что спокойный день впереди.

Казимир, проснувшись, изволил выразить сдержанное недовольство:

– Я что-то не понимаю нашего дорого хозяина: то он говорит, что в Лонгви нельзя, то выясняется, что только туда и можно. А тебя я не понимаю вдвойне. С твоей-то профессией можно ли верить совершенно незнакомому человеку? У тебя есть гарантии, что он не направился в ближайший офис раиминов, чтобы выдать нас за скромное вознаграждение?

Гарантий не было. Выбора не было тоже. К тому же не настолько плохо знал Тир людей, чтобы не понимать: Казимир недоволен, скорее, тем, что впереди много часов бездействия. Опасность же предательства со стороны отца Грэя была не более чем предлогом, хоть сколько-нибудь приемлемым с точки зрения логики поводом заявить о своём недовольстве.

Есть над чем подумать.

Тир оставил светлого князя и направился в ангар посмотреть, в каких условиях обитают болиды в этом престранном мире.

Люди такие разные, вот и с Казимиром всё непонятно или слишком понятно. Слишком просто для такого, как он. Незамысловатый коктейль, действительно незамысловатый. Но ведь это же неправильно. Казимир просто обязан быть сложнее. Как получилось, что сверхъестественный боец не умеет терпеливо и спокойно ждать, ждать, получая удовлетворение от каждой секунды покоя? Куда он спешит? Каких таких приключений ищет на свою задницу, неужели мало того, что уже наскрёб?

Вчерашнее уважение к светлому князю смешивалось сейчас с вежливым удивлением. Целый день впереди, минимум двенадцать часов относительной безопасности, когда можно ослабить натянутые струны осторожности и положиться на обычные внимательность и чуткость. Радоваться надо такой передышке. Особенно после вчерашнего прыжка.

Хотя для Казимира прыжок как раз таки прошёл незаметно.

А в ангаре и точно была когда-то конюшня, правда, давно уже переоборудованная и перестроенная изнутри до полной неузнаваемости. Запах за много лет выветрился почти полностью, но чуткие ноздри Тира уловили резковатый осадок. Кроме запаха были выбоины от подков на каменном полу. И труднообъяснимое ощущение, какое всегда бывает в месте, где содержится или содержалось много животных. В цирковом ли зверинце, в зоопарке или вот в большой конюшне.

Ещё псарни бывают. Но туда не дай бог забрести.

Никаких специальных приспособлений для обслуживания и мелкого ремонта машин Тир в ангаре не обнаружил. Не было там даже обычного набора инструментов, тех, что от века не менялись на Земле, становясь разве что чуть более удобными. Ничего не было, что ожидаешь увидеть в ангаре ли, гараже, да даже в обычной кладовой у любого мужика. Только стойка для болида типа «козлы», выполненная в несколько неожиданной для столь простого приспособления манере: в цвет машины, со вкусом украшенная позолоченными накладками.

«Мастерские Юлиуса Цуммера. Лонгви» – прочёл Тир на маленькой медной табличке.

Красиво. У работников Юлиуса Цуммера, по всему видно, и руки откуда надо растут, и чувство прекрасного наличествует.

Барон де Лонгви изволил гневаться. Он принял отца Грэя в своей резиденции, в одной из непарадных гостиных, что было признаком особой баронской милости, но на этом милость и закончилась. Выслушав просьбу священника, барон удивлённо взрыкнул и уточнил:

– Вы это всерьёз?

– Разумеется, ваша милость, – отец Грэй смело встретил взгляд правителя, – этим молодым людям нужна защита, предоставить которую может только Лонгви.

– Чёрному здесь не место, – отрезал барон, раскатисто грассируя «р». – Я убью его, как только он сюда явится. И сделаю это с большим удовольствием.

– Не убивайте его, ваша милость.

Сидеть на низком креслице, по сути на нескольких толстых подушках, было очень неудобно. Но ради возможности неофициально побеседовать с Лонгвийцем неудобство приходилось терпеть. В резиденции предостаточно было помещений, обставленных нормальной мебелью, однако в той части дворца, которая считалась личными покоями барона, царил экзотический стиль то ли Великой Степи, то ли Измита. Сюда бы Озироку, из его колец получается отличное кресло, но змей отправился проведать свою сестрицу Саути, живущую в Лонгви, и вряд ли вернётся засветло.

Отец Грэй попытался, подражая Лонгвийцу, скрестить ноги и одновременно выпрямиться.

– Не убивайте его, Эльрик. Хотя бы до тех пор, пока он не даст вам повод.

Злые алые глаза без зрачков вперились в священника как-то особенно пронзительно.

– Вы сговорились? – непонятно поинтересовался барон Лонгвийский. – Узман уже посоветовал мне не искать повода самому, а теперь ещё и вы. Штез эльфе… неужели непонятно, появление Чёрного в Лонгви – само по себе повод. Отец Грэй, вам, может, сидеть неудобно, что вы всё возитесь?

– Конечно, мне неудобно, – спокойно ответил отец Грэй, – но странно, что вы это заметили.

Рядом с ним немедленно появилось внушительных размеров кресло. Спустя несколько секунд возле кресла возник круглый каменный столик, на который плавно воспарила бутылка с вином и бокал отца Грэя.

– Садитесь, – проворчал Лонгвиец, – и объясните, почему я должен щадить всякую погань?

Отец Грэй уселся в кресло, и затёкшие мышцы, кажется, застонали от удовольствия.

– Не могу я ничего объяснить, – сказал священник, наливая себе вина, – я сам ничего пока не понимаю. Вы либо без меня разберётесь, почему стоит дать этому юноше шанс, либо… не разберётесь. В этом случае я нижайше прошу вас прислушаться к моей просьбе.

– Нижайше, – барон взглянул на отца Грэя снизу вверх и снова рыкнул, на сей раз уже задумчиво. – Я ничего не обещал Узману, но раз уж и вы с ним заодно… ладно. Я не убью Чёрного до тех пор, пока он не даст мне повод. Но предупредите его, отец Грэй, что поводом я могу счесть что угодно.

– Разумеется, ваша милость, – кивнул священник, – всем известно, что вы жестокий и беспощадный самодур.

– Похоже, что не всем, – недовольно заметил барон. – Чёрный может жить в Лонгви столько, сколько ему понадобится, чтобы найти себе другое убежище. Либо столько, на сколько у него хватит денег. В его интересах как можно быстрее найти себе покровителя. Ещё что-нибудь?

– Да, ваша милость. Нужно отправить письмо в Зеестер. Кому-нибудь из лонгвийских капитанов, направляющихся завтра в Лонгви. Пусть сделают остановку на побережье у Кабо и примут на борт ещё двух пассажиров.