В общем, Магистры ломали головы трое суток, пока изобрели способ казни.
— Я думал… словом… они будут его судить, — промямлил Нольдиус, когда Хет принес мрачные вести.
Мелита сидела на кровати Лорелеи, обхватив колени руками. Всё последнее время она предпочитала проводить именно здесь — после того, как у стен Одонара появилась Фелла с бесчувственной Майрой на руках и помогла им с Нольдиусом попасть в артефакторий. Попутно подтвердила, что дверей Кордона больше нет, а Витязь арестован.
— Какой суд?! — Хет выпучил глаза. — Папаня говорил, там речи не шло… Только и решали, чем его сподручнее… Потому как особо опасный и всякое такое. И в книгах рылись, и вообще… в общем, вот так решили, да.
Смутился и приглушил голос. Лорелея, прозрачная и каменная уже по грудь, нервировала — неподвижная статуя у окна. Блестящие осколки слез бусинками раскатились по полу, усыпали гладкую белую поверхность.
— Ушел и не вернется.
Мелита сглотнула что-то непомерно горькое.
— А почему именно казнь, а не тюрьма там или что-нибудь такое…
В Целестии не так уж любили смертные казни. Гильотины на площадях чаще использовались для сноса голов чучел, олицетворяющих Холдона или еще какую-нибудь нечисть. А если уж чьи-нибудь преступления были действительно страшны — при нраве целестийцев он не всегда доживал до казни. Чаще же преступников ждала тюрьма — или Сердоликовый Блок.
— Розового Сердолика больше нет, — напомнил Нольдиус. — И они явно опасаются, что никакая тюрьма не удержит Витязя.
— А если тысяча человек ему нанесет по удару — он станет это терпеть?
Нольд от двери развел руками. Загадка. Но пока что Ястанир не попытался сбежать — наверное, ослабел после ломки Кордона. Так что с казнью через общественное порицание могло получиться.
— Ушел и не вернется…
Мелита шмыгнула носом.
— И пусть его. Если бы можно было — я бы ему сама по зубам…артефактом бы каким-нибудь… за Лори. И за Дару с Кристо. Они, может, еще и не знают… — шмыганье стало чаще.
Хет у двери мгновенно притворился мертвым. Стоя, но все равно очень эффективно. Дзинь, дзинь, — зазвенели в знак согласия с Мелитой слезы Лорелеи. Нольдиус выдохнул, сжал кулаки — и вдруг решительно растрепал себе волосы и уселся рядом с девушкой на чистое покрывало.
— Может, они еще и пройдут, — сказал он скупо, без своей обычной зауми. — Может, найдут другой путь… или Витязь восстановит барьер. Потом. Но если тебе так уж хочется ему заехать — придется отстоять очередь, правда, Хет?
Хет уже почти не притворялся мертвым. Он молча глазел на Нольдиуса, который в кои-то веки начал выглядеть сообразно внешнему виду. Отличнику даже пришлось поторопить его угрожающим жестом.
— Точно. Народ начал собираться с позавчера. Дракси приземляются, а кто и на своих двоих… в общем, куда там Боевитому Дню! Пришлось даже отнести место казни подальше от Семицветника, а то люди не умещаются.
— И куда? Неужто на поле Альтау?
— Да нет, это же слишком далеко. На Эйнелиу, Лилейное, то есть — это и от Семицветника близко, и простор для дела… ну, это… много… места… там…
Нольдиус смотрел на Хета так, что тот понемногу начинал скукоживаться и как будто втягиваться в пространство. Не сразу отличник перевел взгляд на Мелиту — и обнаружил, что она усмехается.
— Ты б сейчас себя видел. Любой Холдон на карачках уползет. Ладно, раз такие чудеса, не буду развешивать сопли, а то Одонар и так на ушах стоит. Директора казнят, Нольдиус прическу растрепал, а Бестия… что Бестия, кстати?
Хет пожал плечами, но сделал это опасливо. Не хотелось ему упоминать об этом явлении.
Фелла, которая никого не пристукнула за неполных три дня, была чем-то не слишком привычным, а потому пугающим. С ней уже было такое — до ухода Ковальски — но теперь у Бестии ко всему прочему все валилось из рук. Она не ела и не спала, а Озз, который попытался ей выговорить за это (перед этим завещав развеять свой прах над озером) вышел из кабинета завуча без единого синяка, но каким-то потерянным, будто заразился от Феллы неуверенностью. Если она не просиживала в своём кабинете — вызывая кого-то по зеркалам и с кем-то советуясь — то или металась по коридорам, временами налетая на учеников или коллег, ломая пальцы и бормоча что-то под нос, то замирала у окон. Смотрела на радугу. Потом на дорожку, идущую от ворот — пустую дорожку. Потом опять на радугу.
Самое поразительное — она отвергала все предложения устроить директору побег. За два дня с такими предложениями к Бестии обратились даже Наида и Зерк, причем подловили ее в саду одновременно. Про основной персонал и говорить нечего, но ответом служило одно: Фелла отмахивалась с досадой и коротким «Оставьте!»
— Может, это и не она вовсе? — понадеялась на что-то Мелита, но решительно тряхнула кудряшками. — Мда, если еще и я начну вести себя не по-своему — у нас тут стены рухнут. Хет! А ну-ка давай последние сплетни — что там будет на Эйнелиу?
* * *
К полудню на Лилейном Поле счет перевалил за десять тысяч — и солдаты Семицветника оставили счет. Урочный час казни приближался, а народ все прибывал, возмущенно бурлил вокруг высокого помоста, который воздвигли в центре поля, опустошал лотки торговцев и собственные котомки с едой, торговал чем-то с телег… Женщин среди собравшихся было маловато, все больше из Шанжана и ближайших городов и селений. Но это даже лучше соответствовало задумке Магистров: Витязю предстояло давать ответ перед теми, кто мог держать в руках оружие. Мог нанести удар при надобности…
На радугу смотрели немногие — ну, серая и серая, Ястанир умрет — и станет она обычного цвета. Так звучало обвинение: в том, что Витязь «воспылав жаждою власти» всё плёл да плёл козни в своём Одонаре, а потом вообще, стакнувшись с одним иномирцем, принялся захватывать власть в стране. Тут тебе и притворство, что возродил Холдона, и уничтожение Сердоликового Блока, и натравливание иглеца на мирных жителей… И самое страшное — уничтожение извечного Кордона и убийство Магистра мира, сотворенные дабы запугать Дремлющего и остальных Магистров. И серая радуга, и холод в небесах — это из-за Ястанира — говорили Магистры. Корчи земли были из-за Витязя — уверяли Магистры. Не смотрите на радугу — мы всё исправим после его казни — клялись Магистры в своих обращениях…
Фелла не могла отвести от радуги глаз. Третья фаза… закончится это когда-нибудь или нет? Пару раз ее пихнули и сто сорок раз обругали за то, что торчит у кого-то посреди дороги — но она и не подумала ответить на это ударом.
Чары, скрывающие внешность, лежали крепко, и с лица она была — деревенским мужланом, не слишком умным при этом. Приходилось время от времени приоткрывать рот и рассматривать окрестные чудеса.
Маги Ниртинэ — числом под три десятка, те самые соглядатаи — убрались от артефактория нынче ночью. Возле Одонара теперь оставался кое-кто из наемников и охраны Семицветника, эти пропустили бы ее даже в открытую, поостереглись бы останавливать. Но Фелла прошла и незамеченной — без труда. Труда стоило никого не поубивать и вообще вести себя тихо.
Ее толкнули еще раз — мужиковатая баба в косо сидящем сарафане. Подобных женщин туда-сюда сновало немало: настоящие дамы явно решили остаться подальше, смотреть, но участия не принимать, а вот такие…
Тс-с… Бестия заметила солдат Алого Ведомства, а с ними пару фигур в темно-синих плащах Ниртинэ — и подалась поглубже в толпу каких-то наемников. Здесь могут отслеживать чары изменения внешности. Или артемагию. Словом, искать тех, кто попытается встать на сторону Витязя.
Нет. Еще умнее и тоньше: разума коснулось что-то мгновенное, чужеродное. Выясняют общий настрой и намерения.
Ну, здесь им не светит: не услышат ничего, кроме ее мучительных сомнений. Потому что в висках все так и звучит та его фраза: «Не смей вмешиваться». И не добавленное, но угаданное: «Если ты в меня веришь».
А во что не вмешиваться, Мечтатель? В естественный порядок вещей? В твою смерть? Неужели ты, Витязь, не слышишь, что эта толпа переполнена гневом и желанием казнить? Маги Ниртинэ — эти слышат. Может, не они, но их вещи.
