Когда Поликсена замолчала, я некоторое время сидел, приходя в себя от ее рассказа… а потом вскочил в ужасе.

– Который теперь час?

– Ах, да какая разница!

Поликсена вскочила следом, оправляя свой измявшийся синий хитон с белыми спиралями.

– Главное – согласен ли ты теперь?.. Скажи!

Я прикрыл глаза… я ощутил, словно небосвод всей своей тяжестью со звоном обрушился на меня. И я сказал:

– Да.

Поликсена несколько мгновений смотрела на меня, как на небесного спасителя… а потом неудержимо засмеялась. А потом вдруг обхватила меня за шею и глубоко заглянула в глаза.

– Теперь я буду ждать тебя, Питфей из Линда. И ты ко мне вернешься – слышишь?..

Ей было всего двенадцать лет, но она смотрела на меня, как может только женщина смотреть на мужчину, – желая принадлежать мне, ввериться мне душой и телом… и, в то же время, она теперь ощущала свое право на меня. Я мог лишить ее этого права, только лишившись чести сам.

Мы взялись за руки и пошли обратно, во тьму дворцовых помещений. Моя Ариадна не спасала меня из лабиринта – она завлекла меня в ловушку, и я запутывался все больше… Но такова была моя мойра.

И мое счастье – шептало мне сердце…

Вдруг Поликсена остановилась, сильнее сжав мою руку.

– Ты странствующий музыкант… ты им будешь, правда? – прошептала она. – Ты возьмешь меня с собой в Элладу… и в Азию? Я так хочу увидеть Вавилон и Персеполь!

Тут меня кольнуло страшное подозрение.

– Поликсена, я не перейду на сторону Дария… даже ради тебя!

Моя невеста нетерпеливо мотнула косой.

– Разве я прошу тебя перейти на сторону Дария? Я лишь хочу, чтобы ты был на моей стороне!

Я не нашелся, что сказать на это. И решил довериться судьбе – и своей спутнице.

Мы в молчании добрались до выхода из дворца – снаружи смеркалось, но было не так поздно, как я уже опасался. Мне неожиданно показалось, что в лабиринте время течет особым образом… и чудеса его были явлены только нам двоим.

Когда мы пришли домой, нас там, к моему большому удивлению, еще не хватились, – должно быть, Поликсена часто пропадала в своих излюбленных развалинах. Или же Критобул не побоялся отпустить дочь со мной так надолго… Но я ощутил сильный страх перед разговором с минойцем. Ведь он должен догадаться, что произошло?.. И, уж конечно, ее мать тотчас все поймет!

Поликсена сразу ушла к себе, отказавшись ужинать с семьей, – сослалась на усталость; а мне пришлось остаться в обществе ее родителей. Похоже, я владел собой лучше, чем думал, – Критобул пристально посматривал на меня, но так ни о чем и не спросил. Госпожа тоже молчала.

То, что случилось между мною и Поликсеной, осталось между нами – и все вокруг переменилось только для меня и для нее.

На другой день Поликсена предложила мне опять прогуляться к руинам кносского дворца. О нашем объяснении и тайной клятве мы не вспоминали – по молчаливому сговору.

– Но ведь мы уже видели этот дворец! Я хочу взглянуть на другие! – воскликнул я с невольной досадой. Не век же мне гостить на Крите!

Поликсена посмотрела мне в лицо… потом, зардевшись, отвела глаза.

– Другие минойские дворцы подобны этому, только меньше… и они раскиданы по всему острову, – ответила она. – Ты же знаешь, как он велик! Отец не отпустит так далеко ни меня, ни тебя.

Что ж, это было разумно.

Поликсена улыбнулась.

– А в моем дворце ты еще много чего не видел, поверь мне.

«В моем дворце», ишь ты! Маленькая царевна без царства! И ведь я так и не сказал ей, что являюсь прямым потомком Поликсены-старшей и наследником ионийского трона… а сама девочка этого и не подозревала, как выяснилось вчера. Каждый из нас до сих пор знал лишь часть всей правды.

– Ну хорошо, – уступил я. – Идем.

Поликсена спросила разрешения у отца и явилась, сияя радостью, – в зеленом сборчатом хитоне с рукавами, которые прикрывали те же, что и вчера, серебряные запястья. Волосы она скрутила низким узлом на затылке. Ей шли любые наряды и прически.

Заметив, как я поглядываю на нее, моя суженая залилась краской.

– Наверное… Наверное, нам и в самом деле неразумно будет дальше видеться наедине, – сказала она с запинкой. – Но это в последний раз!

Я улыбнулся.

– Как скажешь. Здесь ты хозяйка.

Мои великодушные слова привели ее в восторг. Как приятно было радовать ее – даже если бы мы не дали друг другу обещание, все равно!

Поликсена показала свою поясную сумочку и похвасталась:

– У меня тут целый обед! Мы можем опять бродить хоть до вечера!

Я нахмурился: вот этого не стоило делать. Пусть даже одну такую прогулку со своей юной дочерью Критобул мне простил, злоупотреблять его доверием не следует. Но я промолчал – решив, что на сей раз сумею заставить Поликсену вернуться вовремя, если даже она сама не будет считать часы.

Мы с Поликсеной вышли, держась на расстоянии друг от друга… потом, когда дом моряка скрылся за кустами, взялись за руки; но скоро нам стало неловко, и мы их разняли. То, что кажется самым желанным и правильным в одно время, в другое время вызывает только стыд.

Мы шли молча, только иногда поглядывали друг на друга и улыбались. Потом Поликсена снова опередила меня – как видно, ей очень понравилось быть проводницей в своих тайных владениях.

Мы опять прошли между огромными красными колоннами и остановились посреди зала. Поликсена смотрела на меня и улыбалась, как будто хотела приятно удивить меня – или себя.

– Знаешь, что я тебе сейчас покажу? Это я сама нашла!

Конечно, я не знал. И тогда моя нареченная подошла ко мне и взяла за руку.

Она молча повела меня через анфиладу нарядных и светлых дворцовых покоев – мне казалось, что в каких-то из этих залов мы уже были вчера; но я мог и обознаться. Они были так похожи и так хитроумно соединены между собой! Потом мы свернули направо; потом еще раз направо; затем налево – и остановились перед лестницей, ведущей под землю.

Каменные ступени были стерты множеством ног – неизвестно, в древности или уже в наши дни; и большая часть лестницы терялась во мраке.

– Нам туда! Не боишься? – спросила моя Ариадна, улыбаясь.

Я тряхнул головой.

– Нет!

А ведь у нас даже не было факела…

Но тут Поликсена огляделась и, подойдя к стене справа, присела, что-то ища. А потом воскликнула:

– Ага! Есть!

Она поманила меня.

– Вот четыре факела – а еще кресало, кремень и трут. У меня здесь сложен запас. Ты умеешь разжигать огонь?

Я пожал плечами.

– Спрашиваешь!

По правде говоря, я лишь однажды наблюдал, как это делает отец. Но, конечно, не мог ударить в грязь лицом. Мне удалось высечь искры только с четвертой попытки – и наконец я запалил костерок у стены.

Поликсена захлопала в ладоши.

– Молодец!

Я засветил первый факел и с торжеством вручил ей. Потом зажег другой, который взял сам, и потушил трут. Но когда девочка уже хотела начать спускаться, я не сдержался и спросил:

– Так ты и вниз одна ходила?

Она сверкнула зелеными глазищами через плечо.

– Сначала с отцом. Мы с ним оставили тут факелы. А потом я, взяв огонь, побродила в подземелье одна… и кое-что нашла.

Она стала спускаться, и я – за ней. Мрак сгущался: скоро единственными источниками света остались наши факелы. Когда лестница кончилась и мы пошли по коридору, мимо огромных пустых кладовых, я услышал отвратительный крысиный писк и топоток маленьких ног – обитатели подвала разбегались, потревоженные вторжением людей.

Я передернулся; и увидел, как напряглись худенькие плечи Поликсены, идущей впереди. Она тоже превозмогала страх и омерзение перед этим местом. Но, должно быть, ее ожидала поистине драгоценная награда!

Наконец она остановилась на пороге одной из комнат.

– Гляди!

Она посветила факелом вперед.

Я невольно ахнул.

– Ничего себе!

Впереди, вдоль дальней стены, были выстроены в ряд высокие голубые фаянсовые кувшины с белым рисунком: что-то вроде морских цветов или водорослей. Я насчитал восемь штук. Вдоль правой стены были сложены сосуды поменьше – расписные трехцветные ритоны с изображениями бычьих и конских голов, вроде тех, которые держали юноши на фресках.