— Юта, это опять твоё! — воскликнула поражённая Бринни. — Что ни гадание — везде ты получаешься первой!

— Просто они все не работают, — отмахнулась девушка. — У меня и жениха-то нет! Лина, ну что там?

Лина, застывшая в уголке перед двумя зеркалами, поставленными друг напротив друга, печально помотала головой.

— Что-то я никого в них не вижу…

— Всё сходится! — фыркнула горничная. — Значит, жених будет невидимый. Ой!

— А ты не дразнись! — мстительно отозвалась Лина, щипая Бринни ещё раз.

— Тише вы! — шикнула Юта. — Сейчас как брызну водой!

— Даже не думай, — твёрдо сказала Мадален. — Платье испачкаешь, Бринни тебя убьёт.

— Ладно, давайте воск лить. Только я первая не буду.

— Ну, тогда я, — Бринни вытащила из подсвечника свечу и наклонила её над тазом. Воск потёк в воду, мгновенно застывая.

Девушки склонились над водой, рассматривая непонятную фигурку.

— Наверное, хватит, — решила Юта. — Смотри, капли уже мимо летят.

Горничная вернула свечу на место и выудила фигурку из воды. Покрутила её так и этак, перевернула.

— Домик! — радостно воскликнула она. — Смотрите, точно домик, вот эта ямка — окошко, а тут труба.

— А это что за закорюка? — ткнула Лина пальцем в кривой восковой нарост.

— Это яблоня, — уверенно ответила Бринни. — Мы её посадим возле дома, Тимс мне обещал. Юта, давай теперь ты!

Девушка взяла другую свечу, перевернув её над тазом. Тонкая струйка воска, подхваченная водой, свернулась и застыла.

— Кольцо, — констатировала Лина. — И даже не говори, что это гадание тоже неправильное! Что-то тут нечисто…

Юта шла по тёмным улицам, недовольно хмуря брови. Конечно, глупое восковое колечко она тут же выкинула в мусор, в отличие от Бринни, которая твёрдо решила показать свой «домик» внукам и бережно убрала в шкатулку. Если бы ещё выбросить тревожные мысли из головы…

Девушка мягко ступала по осенним листьям, влажным от мелкого дождя. Корзинка в такт шагам покачивалась на руке.

В конце концов, гадания — это глупости, решила Юта. Просто развлечения, и не стоит ожидать от них чего-то большего. В такой вечер совершенно незачем тревожиться.

Она закинула голову, подставляя дождю лицо. Капюшон накидки давным-давно сполз на плечи, и волосы намокли, завившись тугими, почти чёрными в темноте кудряшками.

Капли дождя оказались тёплыми, как весной, и пахли жасмином. В его аромат вплеталась острая и пьянящая нотка сырых листьев, и воздух выглядел густым — приходилось осторожно раздвигать его при каждом шаге, как складки тяжёлого, прохладного атласного занавеса. Стволы деревьев слабо мерцали голубоватым серебром. Юта сначала удивилась, но затем заметила в небе, прямо под тучами, полную луну, по которой тоже стекала вода, и поняла, что мокрая кора просто отражает лунный свет. Её руки, влажные от дождя, были такими же голубоватыми.

— Дождь, настоянный на лунном серебре, так крепок, что с непривычки можно и опьянеть, — произнёс кто-то, шедший рядом, ускользающий от взгляда, то и дело пропадающий в складках воздушного занавеса. — Две-три капли — ещё куда ни шло, но не больше, моя красавица. Иначе можете не найти дорогу домой.

Юта, действительно тайком слизывавшая сладкие капли с губ, покраснела.

— Дорогу я помню, — неуверенно сказала она.

— И всё же я вас провожу, — улыбнулся её спутник. Девушка почувствовала эту улыбку, не глядя на него: изменилась мелодия падающих капель, оттенок лунного света, узор бликов, пляшущих в воздухе. Она согласно кивнула, беря собеседника под руку. Та была твёрдой и надёжной, но, хоть Юта краем глаза видела ткань рукава в тончайших узорах, пальцы не ощутили материи. «Просто замёрзли», — подумала она.

До самого дома Юта так и не взглянула на своего провожатого, увлечённая калейдоскопом разноцветных голубых лучей, кружащихся на мостовой. Впрочем, ей незачем было смотреть, она помнила это лицо и так — разве можно было его забыть?

— Вы согласны выйти за меня замуж? — спросил он у самого порога.

— Конечно, — рассеянно отозвалась Юта.

— Первое слово дано, — поклонился её спутник и отступил на шаг, сливаясь с темнотой.

Девушка растерянно оглянулась. Надо же было так задуматься, что она не заметила, как дошла от кондитерской до самого дома! А о чём думала — даже не вспомнить. Хорошо ещё, что ноги сами принесли, куда нужно!

Юта рассмеялась над своей рассеянностью, поднялась на крыльцо и постучала в дверь.

Карэле аккуратно вытряхнул обжаренные какао-бобы с решётчатого противня на стол. Медным совочком насыпал из стоящего рядом мешка следующую партию, разровнял и отправил в печь, взглянув на часы. Затем сгрёб уже готовые бобы в ведро.

Что-то стукнуло о подоконник — второе ведро влетело в открытое окно и опустилось на пол.

— Минутку, Ивер, — оглянулся на шум Карэле. — Почти готово.

Секундная стрелка пробежала ещё полкруга. Кондитер ловко вытащил противень из печи, и горячие какао-бобы застучали по столу.

— А я выяснил, чем наши девчонки занимались вчера вечером, — сказал Ивер, терпеливо ждущий с той стороны окна.

— Как тебе удалось? — рассмеялся Карэле, отставляя противень в сторону.

— Уговорил Лину, как и собирался. Она сначала не хотела, но потом всё рассказала. Представьте себе, они гадали.

— Сейчас? Да ведь осень ещё и до середины не дошла, гадать пока не время, — кондитер изумлённо поднял глаза.

— Их Юта подбила, решила проверить, какие гадания правильные. У Бринни же свадьба через неделю, вот и пришлось ей поработать подопытным кроликом. Да только Лина говорит, что ничего не вышло, по всем гаданиям выйти замуж первой предстояло Юте. Ну, зато повеселились и платье дошили.

— Странно, — пробормотал Карэле, собирая обжаренные какао-бобы в ведро. — Чем-то мне это не нравится.

— Да что вы, дядя Карэле, — рассмеялся Ивер. — Просто девчонки развлекались, не сердитесь!

— Я и не сержусь, — кондитер легко переставил полное ведро на подоконник, и оно тут же взмыло в воздух, спустившись на ту сторону. — Просто беспокоюсь, не знаю даже, почему. Ладно, неважно. У нас ещё пара вёдер, и всё. Потом помочь тебе?

— Было бы неплохо, — признался Ивер. — С дробилкой я и сам справлюсь, но вот провеивать бобы от шелухи… Это же никакого терпения не хватает!

— Договорились, — кивнул Карэле.

На минуту он застыл у окна, глядя, как ведро, раскачиваясь взад и вперёд, летит к сараю в дальнем углу двора. Пальцы машинально заправили за ухо выбившуюся из косицы карамельную прядь. Затем кондитер вернулся к столу и, передвинув противень поближе, высыпал на него новую порцию какао-бобов из мешка.

Чуть позже, отдав Иверу последнее ведро, он закрыл окно и вышел в кондитерскую, чтобы пройти через пекарню во двор. Возле стойки толпились покупатели — после обеда у Карэле всегда было людно.

— Это же вишнёвые конфеты! А я просила ягодные! — негодующе восклицала молодая женщина в зелёной шляпке.

— Простите, сударыня, — Юта поспешно заменила коробку. — Сама не знаю, что со мной сегодня… Извините!

Карэле заглянул в кухню.

— Мадален, будь добра, смени Юту на пять минут.

Девушка кивнула, поспешно вытерла руки полотенцем и вышла к стойке. Карэле молча завёл Юту в свою рабочую комнату и прикрыл дверь.

— Присядь-ка, — сказал он ей, опускаясь в любимое кресло. — В самом деле, что с тобой сегодня такое? Ты не заболела?

Девушка робко устроилась на краешке табурета.

— Я здорова, господин Карэле, — виновато сказала она. — Просто всё из рук валится…

— В том числе чайник и две чашки, — кивнул кондитер. — Мне их не жалко, конечно, но, может, тебе пойти домой? Ты какая-то бледная.