— Ада!
Это прозвучало почти раздраженно. Мелькнула мысль, что Глаша уже, наверное, поднимается по лестнице…
Вчера вечером было так хорошо. Казалось, что черная тень, ставшая между ними с появлением Ады, начинала окончательно таять. А тут опять…
— Вы уходите?
— Да, я тороплюсь. Вы что-нибудь хотели?
На лестнице уже слышались шаги.
— Да я… ведь послезавтра моя свадьба…
— Послезавтра я не могу… Заседание юридического бюро…
— Может быть, после заседания?
— Вряд ли…
Шаги совсем близко…
— Но я вас так прошу!..
Шаги затихли: Глаша увидела Аду…
— Простите, я тороплюсь.
И, пожав небрежно маленькую ручку, Лукьянов сбежал три ступеньки, отделявшие его от Глаши…
Заседание затянулось очень долго. Лукьянов был секретарем и не мог уйти раньше самого конца, хотя и знал, что Глаша ждет.
Лукьянов сознавал, что каждая минута промедления будит новые подозрения в Глашиной душе. И ему было больно.
Был второй час ночи, когда стали расходиться.
— Приеду обязательно, как бы поздно ни кончилось заседание, — сказал вчера Лукьянов.
Глафира Семеновна ждала его с одиннадцати часов. К половине двенадцатого приготовила ужин… Но пробило двенадцать, половина первого… час.
Его все еще не было…
Читать не могла. Опять знобило. Начинался легкий бред.
Женщина с рыжими волосами…
Ада и Костя, Костя и Ада — оба эти образа переплетались в причудливых сочетаниях.
Наконец, из хаоса выплыла определенная картина.
Небольшая комната с голубыми обоями. На столе — электрическая лампа с зеленым колокольчиком. Перед ней — ярко освещенная фигура.
Побежали от зеленого абажура зеленоватые тени по лицу. Растрепались рыжие волосы. В руке — высокий стакан. Как дрожит эта тонкая рука… Глаза закрыты. Но Глафира Семеновна чувствует выражение этих глаз, полных безысходной тоски…
«Ада!» — хочет крикнуть Глаша, — но с губ ее срывается только: «а… а… а…»
— Что с тобой?
Над ней наклоняется озабоченное лицо Лукьянова.
— Где Ада?
— Опять ты думала о ней?… Ты же обещала!..
— Я видела ее сейчас… во сне… — добавляет она на вопросительный взгляд Лукьянова. — А ты… ты видел ее сегодня?
— Я получил опять письмо. Ты ведь знаешь: завтра ее свадьба… Звала. Я отговорился заседанием… Почем она знает, что оно сегодня, а не завтра?
— Что она пишет?
Лукьянов колебался с минуту, потом достал и подал Глаше розовый конвертик. Она еле разобрала набросанные неразборчиво карандашом слова.
«Я знаю, что это — безумие… Но я люблю тебя и не могу рассуждать… Ты оскорбляешь меня, а я тебя люблю…
Завтра, ты знаешь, моя свадьба.
Тебе это все равно.
Неужели не понимаешь, что толкаешь меня на гибель?
Я люблю тебя. Я согласна для тебя на всякую жертву. Напиши мне слово — я брошу все и приду к тебе…
Не отталкивай меня…
Я жду ответа — последнего ответа…
Ада».
— Ну, и что ты ответил? — странным тоном спросила Глаша.
— Я сказал посыльному: «Ответа не будет»…
Он наклонился и молча поцеловал смотревшие на него печальные глаза.
И в этом поцелуе прочла Глаша ответ на вопрос, давно мучивший ее душу…
«Ответа не будет…»
Она опустила голову и пошла медленно по улице.
Шел мелкий, липкий снег.
«Ответа не будет…»
Да на что еще надеялась она, какого ответа могла ожидать? Как будто бы все не ясно и так!..
Тяжелый камень давил сердце. Будущее рисовалось похожим на этот зимний серый вечер.
Пришла домой. Разделась. Села на диван.
Часы, минуты — все слилось в какой-то круг, из которого ясно выступало одно:
«Ответа не будет…»
И еще беспокоило что-то… Так смутно, смутно…
Но внезапно это «что-то» прорвало туман и крикнуло ей:
— Завтра!
Да, завтра — ее свадьба с Борей…
Ада жестко усмехнулась. Этот шаг, который еще вчера рисовался ей заманчивой картиной мести — сегодня казался глупым, необдуманным, непоправимым…
Разве непоправимым?
Ада зажгла лампочку. Зеленоватый свет скользнул из-под абажура по голубым обоям, заиграл на золотистых волосах.
— Здесь!
Девушка достала из маленькой коробочки конвертик с белым порошком. Долго смотрела на мелкие, как песок, кристаллики… Рука потянулась к стакану… Золотистой волной упали на плечи длинные волосы…
И, смеясь над последними колебаниями девушки, стучала и гремела в мозгу неотвязная мысль:
«Ответа не будет…»
МАСКА
— Маска, я тебя знаю!
— Неужели? Ну-ка, подойди ближе!
Стройная фигура, с ног до головы закутанная в черное покрывало, расшитое золотыми звездами, повернулась перед ним на каблуках.
— Смотри!
— Не узнаю…
— И не узнаешь! А ты со мною хорошо знаком!
— Я думаю — ты ошибаешься. Принимаешь меня за другого. Никто не знает, что я вернулся в Париж.
— Да, все думают, что ты еще в Бордо. Ты вернулся неожиданно восьмичасовым поездом. Сказать тебе твое имя? Тебя зовут Жюльен де….
— Не надо, не надо! Я верю, что ты меня знаешь! Но кто мог сказать тебе о моем возвращении? Никто не видал меня на лестнице. Даже слуги не было дома.
— Когда ты подъехал, консьержа не было у ворот. Тебе пришлось самому внести наверх свой чемоданчик. Слуги тоже не было дома. Ты первым делом выпил стакан вина и выкурил сигару. Тебе было холодно. Ты попробовал растопить камин. Но дрова были сырые, и ты сердился. Потом ты лег на кушетку, вынул газету. Из нее ты узнал о маскараде и решил поехать, так как подозревал, что застанешь тут одну даму.
— Однако, маска, ты, кажется, осведомлена даже о моих сердечных делах?
Маска утвердительно кивнула головой.
— Дама, которую ты хотел встретить здесь, маленького роста. Белокурые волосы. Красивые глаза. У нее есть прелестный темно-красный костюм, отделанный белым мехом. Она замужем за капитаном, который второй год в отъезде. Ее зовут…
— Довольно! — прервал, весь вспыхнув, Жюльен. — Вы, оказывается, систематически шпионили за мной, проникали в мое отсутствие в мою квартиру. Но с сыщиками, шпионами и тому подобными личностями знакомств, хотя бы и маскарадных, я не завожу…
— Не надо сердиться! — мягко сказала она, загораживая ему дорогу. — В квартире твоей я никогда не была и никогда за тобой не шпионила…
— Кто же ты, и откуда ты все знаешь?
Жюльен успокоился так же быстро, как и вспылил.
— Разве ты не видишь? Я — Ночь, звездная ночь, которая все видит, но не выдает своих тайн.
— Ты все знаешь… Может быть, ты знаешь, почему Сюз… Почему эта дама, ради которой я здесь, не приехала сюда?.. Она уже месяц назад радовалась этому маскараду.
— Ты хочешь сказать: «Сюзанна»? Она сейчас дома. И не одна!..
— Молчи! — рассердился снова Жюльен. — Ты заходишь слишком далеко!
— Могу замолчать. Могу даже уйти, если ты этого хочешь!
Ночь повернулась, чтобы идти. Жюльен схватил ее за руку.
— Не уходи… а говори… все, что знаешь!..
— Ты давно подозреваешь, что Сюзанна обманывает тебя. И даже знаешь, кто твой соперник. Его фамилия начинается с буквы Д.
— И ты утверждаешь, что он сейчас у Сюзанны?
— Да.
— Кто бы ты ни была, и каковы бы ни были твои мотивы — благодарю тебя, маска! Я сейчас поеду к ней: Я…
— Напрасно… Ведь ты знаешь, что, пока ты будешь звонить у парадных дверей, соперник твой уйдет через ту дверцу, за шкафом… в ее гардеробной…
— Но у меня есть ключ от этой двери!
— Ну так что же? Когда тебя не ждут — дверь заставлена шкафом…
— Да, я забыл об этом… Но кто ты?.. Откуда ты все это знаешь?
— Я — Ночь…
— Довольно комедий! И вообще, я не верю ни единому твоему слову!..
— Мне жаль тебя… Но я должна кончить, что начала. Вот записка, которую Сюзанна писала сегодня утром виконту Д. Ты ведь ее почерк знаешь?
