Ах, эти глаза!..

Как часто казалось Аде, что взгляд их останавливается на ней с выражением глубокой нежности.

На письма он не отвечал. При редких встречах голос его был всегда равнодушен. Рукопожатие холодное…

Но иногда, иногда… Этот ласкающий взгляд, будивший все надежды!

Разве могла знать Ада, что таким взглядом смотрит Лукьянов на десятки других женщин, на всех женщин вообще?

Это случилось ужасно просто, как и случаются все подобные истории. Глафира Семеновна зашла к Лукьянову. Его не было дома. На столе увидела она розовый конвертик, надписанный женским почерком. Не удержалась, вскрыла.

«…Я так хочу видеть тебя… Я так соскучилась по тебе в четырех стенах…»

Все в таком же роде.

И подпись «Ада»…

Первая сцена ревности за два года любви, первая тяжелая сцена…

Лукьянов пробовал было сначала отрицать, но махнул рукой и сказал всю правду. Она не верила. Он сердился.

— Какие у нее волосы?

— Золотистые…

— Рыжие, как я видела во сне?.. Я же знала, что этот сон не к добру…

Глафира Семеновна была целую неделю снова больна.

А он мучился упреками совести.

— Ты страшно изменилась, Ада, стала просто несносной. Серьезно, тебя словно подменили за эти два года, пока меня не было здесь.

— Какая была, такая и осталась…

Ада быстро пробежала пальцами по клавишам рояля.

— Нет, ты стала другой, — грустно сказал офицер. — Не такой представлял я себе тебя, лежа в окопах. Ты просто не любишь меня больше, Ада, — закончил он грустно.

— А разве я говорила тебе когда-нибудь, что люблю? — с прежней резкостью ответила девушка.

Офицер не ответил, кусая губы.

Ада обернулась, и, увидя выражение его лица, громко расхохоталась.

— Ну-ну, Борька! — сказала она примирительно. — Ведь и ты вовсе не любишь меня. Наши маменьки решили, что мы должны пожениться, — а нас-то и не спросили!

— Ты не говорила так раньше, Ада.

Ада посмотрела на него внимательно. Потом отвернулась снова к роялю.

Звуки шопеновской мазурки огласили комнату.

В душе Глафиры Семеновны остались все же сомнения, и отогнать их окончательно она не могла.

Ею овладело непреодолимое желание увидеть эту таинственную Аду, о существовании которой она узнала впервые из своего сна.

Она всматривалась на улице в лицо каждой женщины с рыжими волосами. Она выходила на улицу с единственной целью встретить ее.

«Я узнаю ее», — говорила себе Глафира Семеновна, и желание увидеть соперницу превратилось у нее в какую-то idee fixe.

Но с Лукьяновым про Аду она больше не говорила.

«…Ты знаешь, что я люблю тебя и не могу без тебя жить…

Но ты так жесток ко мне, так холоден…

Вряд ли кто полюбит тебя так, как я… О, я знаю, ты пожалеешь, и еще как, что не оценил моей любви!..

Хорошо, я знаю, что делать. У меня есть человек, который безумно любит меня. Умоляет, чтобы я стала его женой!

И я соглашусь.

Прощай!..

Смотри, не пожалей, что толкнул меня на этот шаг…

Ада.

Р. S. Скажи слово — и я оставлю все, и уйду за тобой на край света…»

И на это письмо ответа не было…

Предстоял снова запутанный процесс. Лукьянов, утомленный днем работы, поехал вечером к своей подзащитной.

Глафира Семеновна была опять не совсем здорова. День провела она в постели, но к вечеру встала и решила поехать к Лукьянову.

Для нее не было тайной, что этот, такой уравновешенный на вид человек очень волнуется перед каждым процессом, и, уйдя с головой в работу, способен не есть, не пить два-три дня.

Глафира Семеновна решила позаботиться об его ужине. Возилась на кухне, гоняла прислугу в магазины и лихорадочно прислушивалась к каждому звуку, ожидая звонка.

Лукьянов долго не приходил. Глафиру Семеновну лихорадило.

«Не надо было выходить сегодня», — думала она.

Проходя мимо, бросила быстрый взгляд в зеркало.

«Фу, какая я сегодня неинтересная…» — досадливо подумала она.

Температура поднялась. Сильно разболелась голова. Пришлось послать прислугу в аптеку за порошком.

Позвонили.

Полная радостного чувства, рванулась она к двери. Открыла.

Перед Глашей стояла девушка в белой меховой шапочке, из-под которой выбивались пряди рыжих волос.

Глафира Семеновна поняла, что мечта ее исполнилась: перед ней стояла Ада.

На минутку в душе промелькнуло гадкое подозрение:

«Вот почему он прислал записку, что не будет у меня сегодня!»

Несколько секунд обе смотрели друг на друга.

— Господин Лукьянов дома? — рискнула наконец спросить Ада.

— Нет, но он сейчас вернется. Вы можете подождать…

Глафира Семеновна боялась, что Ада уйдет. Но та, после минутного колебания, переступила порог.

Глаша указала на дверь гостиной, но девушка, не заметив ее жеста, вошла в кабинет.

«Значит, уже бывала здесь!» — враждебно подумала Глафира Семеновна.

И мысль эта вызвала какую-то, почти физическую, боль в ее сердце.

Прошло минут двадцать. Но обеим женщинам — в столовой и в кабинете — казалось, что прошло несколько часов.

У соседей играли гаммы. Настойчиво тикали часы. Глафира Семеновна ходила по комнате и с досадой думала — чисто по-женски:

«И надо же ей было увидеть меня сегодня, когда у меня болит голова, когда я так неинтересна и одета не к лицу!..»

Она поехала к Лукьянову, как сидела дома — не переодеваясь.

Наконец, раздался долгожданный звонок. Пройдя в переднюю, Глафира Семеновна сквозь приотворенную дверь видела, как насторожилась Ада.

— Глаша — вот сюрприз! — с непритворной радостью произнес Лукьянов.

Но Глафира Семеновна быстро вырвала свою руку.

— Тебя ждут с нетерпением.

— Ждет? Кто же?

— Твоя Ада…

— Ну что же… Желаю вам от души счастья… — сказал Лукьянов, нервно вертя перламутровую ручку и почти не глядя на сидевшую перед ним девушку.

«Неужели она не понимает, что она лишняя!» — думал он. Усталому, ему хотелось покоя, хотелось есть. А тут еще перспектива сцены с Глашей…

А мог быть какой уютный вечер!..

Он почти ненавидел сейчас сидевшую перед ним девушку.

Но она не понимала или не хотела понимать, — как бывало всегда, когда она приходила к нему…

Первый раз попала Ада сюда случайно.

Занесла сама письмо и бросила в ящик у двери, но в эту минуту Лукьянов как раз вернулся домой.

— Вы ко мне? — удивился он.

— Я… да… нет…

Девушка смутилась.

Постояли несколько минут на лестнице. Обоим было неловко. Разговор не клеился. Нехотя Лукьянов сказал:

— Зайдите.

Сказал, потому что чувствовал: девушка ждет этого.

Ада вошла. Сидела с полчаса. Говорила о пустяках. Смотрела ему в глаза, стараясь уловить то знакомое, ласкающее выражение.

С того самого вечера она стала заходить — под разными предлогами… Но, по какой-то странной случайности, ни разу не наткнулась, — как ни боялся этого Лукьянов — на Глашу.

— Итак, вы будете у меня… на свадьбе? — приподнимаясь, спросила Ада.

— Я не обещаю, Ада, но постараюсь быть.

Они вышли в переднюю. Дверь в столовую была открыта. На пороге, прислонившись к косяку, стояла Глаша. Увидя их, она быстро захлопнула дверь.

— Это ваша… любовь?… — насмешливо спросила Ада, намеренно долго возясь с меховыми ботами.

— Да, — в тон ей ответил Лукьянов.

— Удивляюсь вашему вкусу… Старая и неинтересная…

Он пожал плечами. По губам мелькнула усмешка.

— Прощайте, — глухо сказала Ада уже с порога, и взгляд ее ушел глубоко в бездну его глаз.

Но не прочел в них ответа…

Собирались в оперу.

Глаша должна была заехать за ним — ей по дороге. Лукьянов стоял у окна, давно одетый, и ждал.

Подъехал извозчик. Мелькнуло знакомое лицо. Чтобы не заставлять Глашу подниматься по лестнице, он быстро вышел в сени — и наткнулся на женскую фигурку, стоявшую у дверей в раздумье: звонить или нет.