Дичайшая усталость взяла свое, и на пару часов перед рассветом Ветка уснула на стонущей варжихе, крепко обнимая сына.

Сына.

Сына!

***

И проснулась от предостерегающего щелканья челюстей.

Подпрыгнула, как будто ее толкнули — снаружи било солнце. Мрачная непогода сменилась ярчайшим ясным утром, небо было высоким и пронзительно голубым, и лишь у горизонта — Ветка видела — снова собирались серые тучи; слышались голоса… топот копыт; протрубил рог — чисто, ясно, звонко.

Сын у груди едва слышно попискивал, посасывая пустой сосок. Ветку затрясло, как будто через тело пропустили ток высочайшего напряжения; Нюкта уже стояла у выхода из ниши, которую они избрали убежищем, напружинив лапы и беззвучно оскалив зубы.

— Мы справились, — губами выговорила Ветка, посмотрев в светящиеся глаза варжихи. — Теперь нам ничего не страшно, — и выхватила черный ятаган. Надела шлем, щелкнула забралом. — Нам не пройти мимо конных. И не отсидеться тут. Ты готова?

Варжиха клацала зубами и скалилась.

Ветка взлетела на ее спину… и Нюкта, преодолев слабость, мощным прыжком вынесла ее из ниши, и взлетела на высокий парапет, находящийся неподалеку — чтобы видеть все, что происходит, чтобы не дать себя окружить и пленить.

Чтобы снова сражаться.

***

Невдалеке, на черном пепелище, стоял величественный олень, на спине которого восседал мужчина в мантии, стекающей с тонкой кольчуги, в ветвистой короне, озаренной крошечными весенними цветами.

Вокруг него были всадники на лошадях — нарядные, в плащах и легких доспехах; один опускал рог. Ветка смотрела и из толщи памяти, как изо льда, вытаивали имена — Мэглин, Леголас, Лантир, Эйтар, Даэмар…

Мэглин?.. Леголас?..

Трандуил.

Она замерла; замерла и варжиха, из последних сил напружинивая дрожащие лапы.

Черный ятаган ничуть не дрожал в отведенной руке. Солнце весеннего равноденствия лучом вычерчивало ярчайшую искру по остро заточенному лезвию.

Свита короля ощетинилась стрелами — пять острейших наконечников были готовы прошить грязного, мелкого орка, неосмотрительно выскочившего навстречу кавалькаде короля из опустошенного Дол Гулдура, в один миг.

Но король не давал команды, король медлил, мучительно вглядываясь в темную тварь на буром варге.

Увиденное медленно проникало в голову Ветки — она никак не могла понять, что делать. Снова истово драться, драться до последней капли крови, до последнего вздоха, или… или что? Теперь — что?

Решить, что делать, надо было немедленно, немедленно, и Ветка, не отпуская и не убирая ятагана, сняла шлем. Металл, брошенный на камни, гулко забренчал.

«Он, наверное, и не узнает».

Трандуил, выехавший к Дог Гулдуру еще пять дней назад… потерявший последнюю надежду, желавший проститься с Ольвой — тут, где разбивалась о стены захваченной крепости его вера, и где она обреталась вновь, Трандуил смотрел — и также не мог поверить.

Женщина на варге была, вне всякого сомнения, Ольвой.

Ольвой Льюэнь.

Год странствий и скитаний отточил черты ее лица до чеканной точности; все, что ранее было милым и человеческим, приобрело жесткость и законченность, как будто Эру прошелся по ней резцом еще раз, дорисовывая изначальный замысел. Неимоверно грязная, но неукротимая неукрощенная; с пышной перепутанной шевелюрой, закрывающей плечи и спину, в орочьих одеждах и грязных шкурах, невозможная, невероятная Ольва Льюэнь светила на него желтыми драконьими глазами и не двигалась с места.

— Владыка, — Лантир опомнился первым — настолько, что заговорил, — Владыка… это она, но она безумна, посмотри ей в глаза! — и снова вскинул лук.

Мэглин, сорвавшись с лошади, карабкался на камень — туда, наверх.

— Мэглин, уйди в сторону, не приближайся к ней! — выкрикнул Лантир.

— Ада?.. — Леголас был готов в любой момент снова вскинуть стрелу. — Отец!

Трандуил, наконец, выдохнул; и в этот момент там, наверху, куда уже почти добрался Мэглин, тихо заплакал младенец.

Через секунду там, наверху, были все — разом; взметнулись плащи, легкие узорные сапоги пролетели по камням; Нюкта отступила и вжалась в камень стены. Ветка на ее спине все так же недвижно сидела, вцепившись в густую шерсть, наставив ятаган на всех разом.

— Ольва! — вскрикнул Владыка. — Ольва-а…

— Она, похоже, правда лишилась рассудка, посмотри, — шепнул Леголас. — Надо забрать у нее ребенка…

— Ольва, — Трандуил шел вперед на ятаган, — посмотри на меня, Ольва-а…

Ветка посмотрела — внимательно, цепко. Трандуил показал ладони.

— Я здесь, я здесь… все хорошо… опусти ятаган, слезай с варга… ты… ты смогла, мы вместе… ты…

Ветка уставилась на собственное оружие, как на нечто, никогда ею не виденное раньше.

Бросила на камни — все равно бесполезно против луков, — облизала растрескавшиеся, сухие губы, и хрипло проговорила:

— У меня нет молока. Мне нужно молоко для сына. И дичь для варга. Мне нужно…

Нюкта скалилась и огрызалась; Ветка начала терять сознание — и мягко повалилась на руки Мэглина, который тут же передал молодую женщину Трандуилу; но она вывернулась и бросилась к волчице.

— Нюкта!

Та медленно оседала — лапы больше не держали ее; варжиха глянула прямо в глаза Владыке леса, и, беспомощно заскулив, вытянулась в последней судороге. Ноги перестали держать и Ветку, и она опустилась рядом; свет померк.

Ветка уже не видела и не слышала, как кинжалы срезают с нее пропахшие длинной бесприютной зимой шкуры и тряпки, как снимают кольчугу; как отбирают от груди младенца, который немедленно нашел свое место у тела Трандуила, и затих в мощном биении сердца отца…

Не слышала, как эльфы собрали хвороста на погребальный костер Нюкты и затащили громадную варжиху наверх, пока что не возжигая огня.

Не слышала и не видела, как олень Трандуила, горделиво топнувший копытом, ревет, трубит, вскинув корону рогов; и навстречу этому мощному призыву через некоторое время из тени сохранившихся тут деревьев выходит олениха с тонконогим олененком, жмущимся к ее боку.

***

Обморок, похожий на сон, или же сон, весьма смахивающий на смерть, прекратился достаточно быстро. Ветка привыкла спать по два-три часа, оставаясь начеку, навзводе. Вот и теперь — кто-то коснулся ее, и это был не нос Нюкты; оскалившись, Ветка, не просыпаясь, захватила шею врага и метнулась пальцами по пустому бедру — она была безоружной; вывернулась, откатилась, вскочила…

— Ш-ш, тише, тише, дружок, все кончилось… ш-ш…

Ветка вскинулась, не понимая вообще ничего.

Время — после полудня; о том говорили тени. Люди… эльфы — сидят кругом у небольшого костра. Лошади, олени.

Высокое кострище, и на нем… на нем…

Трандуил медленно поднимался — его сын лежал на сгибе руки, умело завернутый во много слоев шелковой рубахи. Сытый мальчик сладко спал; на щечках появился нежный розовый отблеск, которого не было раньше.

Ветка всхлипнула и до боли закусила указательный палец. Глянула в сторону — Нюкта, Нюкта покоилась на хворосте, на сухих ветвях, словно разом иссохшаяся до состояния мумии. Громадная варжиха, защитница, надежная подруга и такая же мать принца, как и сама Ветка…

— Что? Что? — Мэглин был рядом. — Ольва…

— Наш сын здоров, — заговорил Трандуил, и голос его тек бархатом и с трудом сдерживаемым счастьем. — И пока что накормлен. Ольва…

— Мы пошлем гонца в Дейл, — проговорил Мэглин. — Виэль, слава валар, разрешилась крепкой и сильной девочкой… и у целительницы будет молоко для принца. Надо торопиться. Мальчик здоров, но… Ольва…

Ветка, словно чумная, переводила взгляд с одного знакомого лица на другое. Натолкнулась на закрытый, горящий взор Лантира; почему-то именно это придало ей сил.

Ветка вытянула руку и ткнула в Нюкту:

— Клык!

— Что? Что ты хочешь? — Мэглин был близко, и Трандуил со спящим младенцем на руке — тоже.

— Мне нужен клы-ы-ык…

Лантир остался неподвижен, но Леголас вспрыгнул на сложенные дрова, ударил рукоятью кинжала, повозился — и вернулся, протягивая окаменевшей женщине громадный клык варжихи. Ветка повернулась к Трандуилу и решительно вложила клык в крошечную ручку ребенка. Тот сжал во сне неловкие и еще совсем слабые пальчики.