— Я-а-а-а люблю тебя-а-а-а, не отдава-а-ай меня никому-у-у, сокол мой ненаглядный, повелитель ты мо-о-ой темный, ты же сам хотел, чтобы я любила-а-а тебя, вот я и люблю-ю-ю!

Лицо Трандуила замерло; брови взметнулись, а зрачки расширились, как от боли — голубая радужка затопилась темным.

Торин приоткрыл рот, также изумленно задрав брови. Бард вцепился в лицо Ветки взглядом и потянул с плеч лук. Галадриэль торжествующе улыбнулась, и потихоньку опустила руку с поводом Герцега. Герц, услышав голос Ветки, замер, нехорошо выставив уши топориками. Элронд в растерянности двинулся к Владыке, собираясь хоть что-то сказать. Гэндальф предостерегающе поднял руку…

И все это заняло миг.

Рука, удерживающая Веткины запястья за спиной, дрогнула и ослабла. Саурон рывком развернул девушку к себе и уставился прямо в ее лицо.

— Т-ты-ы…

— Любимы-ы-ый! — злобно заорала Ветка, резко выворачиваясь из его рук, и отвешивая — наконец-то, сколько раз не пригодилось! — свой коронный, много раз отработанный с учителями единоборств удар в пах, в обнаженный пах великого Темного Властелина, Некроманта этих мест, тщеславно желавшего показаться королям Севера во плоти — которой он так долго был лишен.

И сколь бы ни был Майрон могуч, согласившись на утехи плоти, он согласился и на ту боль, которая она может доставлять. Ветка впечатала коленкой всю ненависть, которую она годами испытывала к своему обидчику, оставшемуся там, в Москве в луже крови на ипподроме; весь страх, в котором она — не показывая слабости никому — так долго жила, весь ужас, осевший от встречи с Азогом Осквернителем, все бешенство и отчаяние, вызванное новым насилием. Все или ничего. Для Ветки это был момент истины, момент приложения максимальных сил. Она тоже понимала — сейчас… или, может, никогда.

Саурон беззвучно сложился пополам, не сумев даже пикнуть и перестав дышать.

— Ге-е-ерц! Герцее-е-ег!

Галадриэль бросила повод коня и выкрикнула:

— Noro lim!

Шеренги пришли в движение — все действие заняло считанные секунды, и вот уже гнедой конь стрелой вырвался из рядов светлого воинства; взгляд Трандуила воссиял, Торин чертыхнулся и воздел топор, Бард наложил стрелу на тетиву, Элронд завертелся на своем коне, понимая, что ров не перескочить…

Но стиплер, конкурист, призер, прирожденный боец, слопавший гончий лист — перескочил.

Ветка увидела тугое гнедое тело, летящее с одного берега рва до другого — прямо в гущу пик и обнаженных мечей, и волшебника, наставившего посох — оружие орков словно легло в две стороны, создав над головами в черных шлемах воздушный коридор.

И прыгнула в этот момент сама.

Голдшлегер Герцег длиннейшим оленьим скачком, без разгона, с места преодолел ров, который доселе не перепрыгивала ни одна лошадь Средиземья, и вторым — перелетел сразу все три шеренги орков, а третьим оказался у подножия плоской скалы. Конь прыгал молча, ожесточенно — уши теперь были вжаты так, словно их вовсе не было, а глаза сверкали белками.

Ветка промахнулась совсем чуть — вместо спины коня приземлилась в крону какого-то невысокого густого дерева, раздирая платье, пролетела сквозь сучья и листву, и на излете падения все же вцепилась в шею Герцега; чуть не соскользнула под копыта — и невероятным рывком забросила себя в седло, подтянувшись за гриву. Голова была пуста, никаких идей, кроме — «любой ценой!» там не наблюдалось. В седле девушку охватила дичайшая эйфория — она чувствовала, что Герц летит птицей, видела, что он на скорости курьерского поезда расшвыривает орков, бросающихся под копыта, опережает копья и стрелы. Она не видела, что оттуда, сзади, где размещалось воинство гномов, эльфов и людей, ее поддерживают всеми силами магии и эльфийской благодати — и просто неслась вдоль отрога Плоской скалы в единственном открытом направлении — к пустоши, оставляя позади сошедшиеся, как по команде, шеренги воинов, и Сумеречный лес, и даже Трандуила.

Главное — удрать.

— Ге-е-ерц! Соба-а-аки! Соба-а-аки…

Рявкнув, конь еще ускорил ход, ускорил — и вырвался на открытое место. Круглые копыта звенели о сухую землю ритмом Веткиного лихорадочного пульса.

Позади, правда, неуклонно отставая, скакал лишь огненный орк — несся на своем стремительном звере цвета пламени, с узкой, вытянутой хищной мордой.

Ветка ощущала, что с Герцегом что-то неладно; но он и так явился внезапным бонусом — ее планом до того, как она заметила коня, было просто прыгнуть со скалы и рассчитывать на спасение лежа, с переломанными ногами. Она свято верила в силу эльфийской медицины и в силы Синувирстивиэль в частности, и заранее решила, что будет бежать, вырываться — ценой любых травм. Но свободный, заседланный Герцег изменил баланс сил, и Ветке удалось выполнить лучший в ее жизни каскадерский трюк. Пусть с помощью Галардриэли и Гендальфа, пусть с волшебной поддержкой с той стороны, пусть…

Ноги прочно встали в широкие узорчатые стремена эльфийского седла; с каждым ударом черных копыт в зазеленевшую травой землю, Ветка все яснее осознавала — свобода. Она смогла. Ее охватила невероятная радость, дыхание перебивалось и рвалось криком.

Как только девушка спрыгнула с края скалы, упруго направив прыжок в самый пышный замеченный куст — оказавшийся деревом — который заметила сверху, как только Герцег рванулся и, дополнительно подстрекаемый Галадриэлью, перелетел ров — воинства пришли в движение.

Заранее подрубленные гномьими топорами, ухнули два высоких дерева, образовав мосты.

Наугрим бросились по ним на врага, блистая оружием.

Эльфы ринулись по склону рва вниз, чтобы там встретить часть спустившихся орков — и схватка закипела прямо в русле речушки, протекавшей по дну.

Люди поддерживали и гномов, и эльфов; Бард стрелял по оркам раз за разом.

И только одно животное сумело повторить прыжок Герцега — это был могучий олень Трандуила.

В долгой скачке олень, за счет громадных рогов, существенно уступал лошадям — но непродолжительные рывки давались ему прекрасно, а мощные ноги и высокий рост подчас творили чудеса; Владыка первым и единственным из эльфов врубился в гущу орков, прорываясь к Ольве Льюэнь.

Там, где несколько минут назад предполагались всего лишь разговоры, кипела схватка; но Галадриэль, Элронд и Гэндальф, все три члена Белого Совета, неотрывно следили за тем, что творилось на скале.

Ошеломленный болью, униженный ею Саурон не смог сделать даже единственного движения — схватить Ветку за руку… Согнувшись, он так и простоял те несколько мгновений, которые девушка еще находилась на скале; а как только она коснулась шеи Герца, ободранная, засыпанная листьями и древесным мусором — силуэт темного властелина словно взорвался изнутри дымом и втянулся в тело дракона. Дракон тут же свился в тугое кольцо, восприняв боль, испытанную мужским, человеческим воплощением Саурона — и взревел, наугад выкидывая языки ослепительнейшего белоснежного пламени.