Саурон отделился от тела змея; чуть клубящийся силуэт с огненно горящими глазами облекся мышцами, кожей; мужчина сел возле Ветки и заглянул ей в глаза.

— Ты слишком надолго оставил меня одну, — четко и очень громко выговорила Ветка, напрягая спину — не глядя на своего поработителя.

— Твои волосы… растут быстро, — усмехнулся Саурон. — Ты… причесана… одета? Мне докладывали, ты долго носилась тут голой.

Ветка чуть не возмутилась, что прямо голой она, она — нет, она… но, несмотря на предательскую дрожь ужаса где-то под ребрами, трепет, как будто там была замурована живая птаха, только вздернула подбородок.

— Я могу делать, что мне вздумается, Майрон. Любимый. Ты понял? Что мне вздумается.

— Ты можешь, — темный майа рассматривал ее с каким-то болезненным интересом. — Мне очень любопытно, что же тебе могло бы вздуматься, милая… но у нас мало времени.

— У нас — мало? — Ветка сумела задать уточняющий вопрос тем же надменным и спокойным тоном. — У меня полным-полно времени.

— Короли не верят, что ты еще жива, — тем же задушевно-ласкающим тоном выговорил Саурон. — Они не верят. Они желают тебя видеть. Я покажу им тебя. Тебя… и себя также.

— Я не желаю никому показываться, — решительно сказала Ветка. — И не желаю… никого видеть.

— Придется, моя храбрая нахалка, — усмехнулся Саурон. — Увы, у меня были дела, и я не сумею показать тебя горячей от моего семени, сломленной моими руками, моей властью. Но и так будет неплохо, и так. Ты сумела зацепить мое внимание, пленница. Но это мы обсудим позже. Процедура не будет долгой, не переживай. И ты очень быстро вернешься в наше уютное гнездышко…

Ветка хотела еще что-то сказать, возразить, повелеть; но время вдруг потянулось тугой резиной; Саурон начал терять очертания, а саму девушку повело, словно перед обмороком; мягко звучали слова «ммыыы обссуууди-им поо-зже… проооцеду-ура не бу-удет дооолгой… ууююютноооее гнездыыышкоооо»…

Потолок с полом перемешались, и Ветка, успев выдать собственным голове и телу последние директивы, уже не почувствовала, как ее прямо пастью подхватил дракон — и странным образом ни один заостренный, полупрозрачный, как стекло, зуб не поранил тела и не проколол одежды.

***

На самом рассвете пространство вокруг Плоской скалы заполнилось орками; их было немного, около сотни, и с ними был рыжий гонец, который уверенно командовал прочими, выстраивая их вдоль рва, разделяющего Плоскую скалу и самый край Сумеречного леса, заполненный эльфами, людьми и гномами. Его уже знали — Агнир, который благодаря яркой масти, уму и огненно-рыжему, пламенному варгу, помеси обычного варга и чудовищной горной лисицы, сумел привлечь к себе внимание.

Орки закрылись щитами и ощерились копьями, секирами и топорами. Они образовали по краю рва, дном которого протекал неширокий ручей, недлинное, но убедительное сплошное заграждение. Орочьи воины на самых выносливых и мощных варгах сновали вблизи Плоской скалы, выискивая у ее подножия лазутчиков, но нет — не находили никого. Приглашенные на переговоры соблюдали честные условия.

Эльфы, волшебник, Бард, гномы — недвижно ждали. Только Герцег крутился и пританцовывал, то тянулся к траве, то лез под руку Галадриэли, как большой коричневый кот, ласкался мордой, обсасывал шершавыми губами тонкие пальцы.

Когда медленно восходящее весеннее солнце проткнуло утреннюю дымку острыми, как иглы, лучами — именно в этот момент самые зоркие углядели в глубокой синеве неба тонкий сверкающий силуэт дракона.

Саурон прибыл на переговоры…

***

Ветку шатало, но она понимала, что стоит на двух ногах — и ее при этом не слишком деликатно поддерживает крепкая рука. С трудом распечатав глаза, девушка увидела солнце — резануло так, что молниеносно вспомнилась пара недель при факелах и свечах и прояснилось в голове, словно от нашатыря… из глаз потекли слезы; Ветка болезненно сощурилась. И тут сердце ее жестко ударило о ребра — она услышала голос Торина.

— Не всю гору, но ее сердце я отдам тебе, Темнейший. Моя подданная ничего не решает в этой войне, не добавляет тебе ни сил, ни власти, а ее пленение не ведет ни к какому проку. Ольва Льюэнь — и Аркенстон. Взвесь как следует.

— И как же ты решился, Торин, сын Траина? — насмешливый голос Саурона прозвучал прямо около уха Ветки.

— Аркенстон нашли всего лишь при моем отце, — равнодушно сказал Торин. — Гномы были сплоченным и сильным народом до него. Будут и после. И суть этой сплоченности — в том, что мы не бросаем своих. Никогда. И в подтверждение этого — вот камень. Тебе согласиться бы, Гортхаур. Четверть Сумеречного леса от эльфов, которые говорили до меня, и Аркенстон. Это щедро. Я мог бы предлагать злато бочками и возами, если пожелаешь; ты умеешь торговаться, да и гномы всегда были мастера это делать. Запрашивай свою цену. Надо завершить торг, раз ты здесь, мы здесь, и Ольва Льюэнь тоже здесь.

— Мне кажется, — голос Саурона звучал издевательски, — жизнь покупается лишь жизнью. Чьи жизни вы можете предложить мне, в добавок к кучке деревьев, которые и так мои, и камню, который, сведя с ума одну гномью семейку, затем годами валялся в лапах дракона?

Ветка, наконец, прозрела, сморгнув слезы с ресниц: ряды воинов. В три шеренги стоят гномы и эльфы с людьми; в три же — орки. Ширина рва — метров семь. Высота скалы… не видно… от подножия скалы до рва — метров пятнадцать. Под скалой… девушка вытянула шею… кусты. В шеренге с эльфами — Гендальф… Герцег. Трандуил. Торин. Бард.

Не смотреть и не вдумываться.

Трандуил.

Не смотреть.

Проверила мышцы — она не связана; запястья заведены за спину, их — оба сразу — держит крепкая рука Саурона, на самом краю скалы.

Дракон валяется полукольцом здесь же, затянув глаза радужной пленкой, лишенный вложенной в него великой темной души — просто сонная животина.

Скосилась — Майрон щеголял в натуральном виде.

«Вот так родился нудизм», — подумала Ветка. Еще раз коротко остановила взгляд на Герце.

— Будь разумен, Гортхаур, — голос, кажется, Элронда. — Лесной король и король подгорный предлагают тебе достойные условия. Разумный обмен. Соблюдение границ. И…

Ветка слышала возбужденное, глубокое дыхание за своей спиной. Ах ты пижон, показать меня, показать себя, да? Ладно.

Пора.

— Н-не отдавай м-меня, любимый… — вышло тихо, но ее услышали.

Еще как.

Замерли все, включая орков, которые перестали шебуршаться, сморкаться и греметь оружием. Ветка не сомневалась, что первые же слова, сказанные ею, разнесутся над воинствами как гром с ясного неба — так и вышло.

— Что-о? — встряхнул ее Саурон. — Что ты… сказала?..

— Не отдавай меня, любимый! — выкрикнула Ветка, еще раз стрельнула взглядом по скале, по шеренгам воинов — светлого и темного воинств, и завопила русской народной дурниной, извиваясь: