Больше ни на что сил не хватило; по лицу Ветки бродила легкая улыбка, едва заметная; вот теперь да, теперь можно спать, можно потом разговаривать разговоры, все можно… проваливаясь, отпуская его волосы, она услышала негромкий мужской смех, и ощутила, что ее перекладывают — наверх; ее голову — на плечо…

И снова перекладывают — она отползала было, пытаясь свернуться в защитную улитку, как привыкла спать в течение многих лет — но ее разворачивали и укладывали вдоль другого тела — прижимали ногу, забирали в горячий рот пальцы расслабленной руки, влажно целовали ладонь…

И снова попытка утечь куда-то в свое прошлое, скукоженное, свернутое — и вновь сильные руки утешают ее сквозь ее дрему и расправляют ее тело, уверяя, что тут бояться совершенно нечего…

И наконец, Ветка уснула, обхватив шею эльфа двумя руками, крепко прижавшись к нему грудью, и хитроумным образом продев ногу между его ног — пришло чувство защищенности и тепла, которое позволило довериться даже во сне.

И это было прекрасно.

***

Девушка выспалась.

Так глубоко и сладко, как только можно себе представить; зато пробуждение нахлынуло сразу множеством ощущений. В паху заметно поднывало и тянуло, зверски хотелось есть и в туалет, поза была непривычной, хоть и удобной — нос ее утыкался в шею, куда-то под подбородок эльфу, и вместе с хоровым выступлением организма она ощутила запах леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда. И мужчины.

— Я бы решила, что умерла, — хрипловато прошептала Ветка, пытаясь облизать опухшие, ужасно чувствительные губы. — Если бы не лежала на тебе. Ты же наверняка живой.

— Ты лежишь на мне только наполовину, — уточнил эльф. — По поводу жизни и смерти дискуссию предлагаю отложить.

Комната заметно выстыла; камин прогорел. От окон дуло. И Ветка, и Трандуил были накрыты пушистым одеялом — под ним, как в гнезде, было тепло. Едва Ветка проснулась, рука Владыки нашла ее грудь, и начала слегка поглаживать.

— Ты не спал? — Ветка начала отматывать и отклеивать себя от короля эльфов, немедленно устыдившись всего сразу — и своих низменных желаний, и той позы, в которой она так удобно отдохнула, и его властных прикосновений…

Трандуил легко освободил ее, чтобы девушка смогла потянуться, и потом немедля вернул обратно к себе, поцеловал — глубоко, уверенно.

— Я отдохнул достаточно, Йул. В комнате холодно. Погоди.

Ветка поежилась — то есть она тут спала, сопела, может, как-то непристойно себя во сне вела, а он, стало быть, наблюдал.

Трандуил рассмеялся — снова пролегли хитрые складки по скулам, блеснули яркие белые зубы.

— Ольва, непристойнее, чем ты себя ведешь в состоянии бодрствования, у тебя во сне уже попросту не получится. Хотя да, ты старалась.

— Вредина. Я… — Ветка прижалась к эльфу, — я…

— Ольва…

Трандуил обнял ее тяжелыми руками, укрыл одеялом почти до ушей, и крикнул:

— Лантир!

Чуть скрипнула дверь, раздался спокойный голос Мэглина:

— Я сменил его ближе к утру. Люди уже завтракали. Прибыл эоред Тенгеля, стоит под стенами Дейла. Король рохиррим ждет тебя, чтобы попрощаться.

— Горячей воды и завтрак сюда, — сказал Трандуил.

— Да, Владыка.

Ветка попыталась вылупиться из-под одеяла и как-то обозначить свое отношение к происходящему, но Трандуил не дал ей этого сделать, властно удержав около себя. Девушка слышала, что Мэглин подошел и повозился у камина, и затем направился обратно к двери — все это не заняло и двух минут, а огонь бодро затрещал.

Когда Мэглин вышел, Владыка, отпуская руки, несколько сердито сказал:

— Еще не хватало, чтобы ты здоровалась с моими оруженосцами из моей постели…

— Мне вести себя невоспитанно? Не здороваться?

— Здороваться, но думать, где, когда и как!

— Свобода закончилась? — хищно спросила Ветка, забывшая, что хочет есть, помыться и в туалет; она, не вылезая из-под одеяла, заползла на Трандуила, демонстрируя согнутые когтями пальцы. — Начинается воспитательная работа?

Эльф перехватил ее руки.

— У меня есть большие подозрения, что ты невоспитуема, — шепнул он, — и это повергает меня в великую печаль.

Ветка, услышав, что дверь снова открывается, не дожидаясь повторной просьбы, сама прижалась к груди короля, и изобразила, что ее здесь нет. Как же пахнет его тело… с ума сойти. Этот запах, слабый, но настойчивый и неповторимый, Ветка помнила еще с самой первой их встречи. И теперь этот запах… вместе с телом… принадлежит ей?..

Легкие шаги проследовали к столу, затем в уединенную комнату. Снова послышался звук закрывающейся двери.

Как только Мэглин вышел, Ветка откинула с плеч одеяло — камин быстро наполнял комнату теплом — и потянулась к лицу Владыки.

— Ольва… — эльф перехватил ее за плечи, — Ольва…

— Так… — Ветка посмотрела в опаловые непроницаемые глаза Трандуила, и в ее груди что-то кувыркнулось. Можно тащиться в Эребор, помахивая подбитым крылом?..

— Великий Эру… да нет же, нет, — Трандуил улыбнулся — льдинки в его глазах снова растаяли, — просто…

— Слово так и не подобралось?

— И это — нет, я не об этом. Это — позже. Ты никуда больше от меня не денешься, Ольва Льюэнь. Ты обещала. Будешь учить правила этикета и синдарин… просто нам надо еще очень многое сказать друг другу, — прошептал Владыка. — Умойся, пока вода горячая. Я буду здесь.

— Я тебя не могу поцеловать? — громко, отчетливо спросила Ветка.

— Можешь, — так же громко отчеканил Трандуил. — Но уже почти полдень, а я не хочу задерживаться у людей. Наша дорога — домой, в Лес. Поэтому целуй быстро.

Ветка стремительно чмокнула эльфа в нос и умчалась в уединенную комнату. Там взвыла в голос — было холодно, даже пар изо рта шел. Слава богу, он же шел и из огромного, ведерного кувшина с кипятком — Ветка намешала себе воды приемлемой температуры, начала ополаскиваться. Внутри девушка была влажной и горячей, и это заставило ее замереть, попытавшись прислушаться к себе; но ненадолго — температура воздуха не располагала зависать и рефлексировать.

Девушка бегом вернулась в комнату — схватила баночку Синувирстивиэль, намазала губы. Краем глаза заметила — король трапезничал в постели лембасом и вином. Ну, насчет воспитания — так работа предстоит обоюдная. Мучное и алкоголь, что за диета?..

Увидела платье, в котором скакала по пустоши. Заботливая рука принесла его, вычищенное и отглаженное, и заветная музыкальная щепочка была на месте. Собственно, тут были все вещи, до последней, которые Ветка забрала из Эребора. «Мэглин», — подумала она, и улыбнулась — с нежностью. Штаны, сапоги, платье — готова. Взъерошила волосы, налила себе половину бокала вина, глотнула, откусила бок ароматной булочки из корзины со снедью, стоящей на столе, и примостилась на краю кровати. Трандуил почти полностью откинул с себя одеяло, и сидел, изучая ее. Вино он допил, бокал поставил, хотя Ветка мылась и одевалась стремглав, и не потратила больше десяти минут.

— Вот, я оделась. Так надежнее, если мы торопимся, — пояснила Ветка, — надежнее в платье. А то вдруг я снова…

— Ну, — протянул Трандуил, — если снова, то платье помехой не будет. Ольва…

— Дать еще вина?

— Позже. Послушай меня, — лесной король потянулся, привлек Ветку к себе, и прижал — девушка насторожилась. В воздухе снова запахло грозой.

— Слушаю.

— Я умолчал кое-о-чем, Ольва. Я должен… просить у тебя прощения, — тихо и очень серьезно сказал Трандуил, касаясь губами Веткиного виска. — Я не могу молчать до Сумеречья, потому что теперь это — уже ложь, недопустимая для двоих. Теперь… после. После того, что было ночью… после того, как это было. Это важно. Все прочее — подождет… это — нет.

Веткино сердце пропустило два или три удара. Реальность угрожающе накренилась. Что такое?..

Она же знала, знала, что так хорошо — не бывает.

Девушка съежилась.

Король сумеречных эльфов уловил ее настроение, и нежно поцеловал в волосы.

— Позволь мне объяснить. Выслушай меня, не суди. Ты спрашивала, помню ли я… — слова падали тяжело, текли свинцом. — Посмотри на меня, Ольва Льюэнь, Светлана, моя Йул. Ты спрашивала, помню ли я твой мир, и то, что там было со мной… помню. Отлично помню. Но я помню много больше. То время, пока ты испытывала палантир, и искала выход для нас обоих. То время, которое я провел во внутренней борьбе с орком. Его память стала и моей памятью… и… Ольва… я помню твою русую косу до талии, и твои желтые глаза, которые, оказывается, созданы не дерзкими, а нежными и ясными. Я помню твои человеческие пятнадцать лет. Твое девичество. Я пролистал вонючую книгу памяти этого мерзкого отродья, в тело которого угодил… а тебе в ней уделялась почетная страница. Он перечитывал ее постоянно. Я испил все его телесные ощущения, Ольва. Мне пришлось увидеть это, пережить вместе с ним. Тебя. Твою кровь. Твою боль. Ощутить твою невинность. Понимаешь, Ольва?