— Нет.

— Светочка… я тогда на ипподром. Ты, детка, если что — звони. Не молчи только так. Хорошо?

Ветка встала, подошла к Иванычу. Разгладила на нем воротник, поправила язычок «молнии».

— Василь Иваныч… я знаю, как это выглядит. Я все понимаю. Я так вам благодарна, что не в полиции. Я не могу объяснить, что это было, помрачение какое-то. У меня сейчас… — она сглотнула, — вправду очень трудный период. Вы меня три года знаете. Можно, я попрошу?

— Да.

— Если на ипподроме… вокруг… найдут… бомжа, психа, раненого, убитого, кого угодно — сообщите мне. Сразу же. Пожалуйста.

— Ладно.

— Если сможете увидеть его… если будет драться, говорить на непонятном языке… скажите ему… пароль.

— Пароль? Ты мне прямо Афган сейчас напоминаешь, — на лбу Иваныча пролегли резкие морщины. — Но вспомнив твой ножик… говори пароль.

— Ольва Льюэнь.

— Принято. Я все ж таки поехал. А если будет нужна хоть какая-то помощь… звони.

— Хорошо…

Ветка закрыла дверь, и села на кровать. Произошедшее не укладывалось в голове.

Если не знаешь, что делать — разбери комод. Разбери комод. Разбери комод.

Ветка вдруг рывком встала. Нашла старый кнопочный телефон и запасную симку другой компании. Записную книжку.

Каким-то образом вспомнились все тренировки и все обязательные мероприятия, на которые месяц назад надо было успеть. Ветка впопыхах записала их, что не вспомнила — уточнила по телефону. Позвонила всем, и отменила все — на ближайшие дни. Кроме псов. Псы давали замечательную тысячерублевую бумажку за две прогулки — утром и поздно вечером.

Потом Ветка уделила внимание своему хозяйству — спустя сорок минут ортопедический матрас стоял около стены, зажатый одним из стеллажей, на котором покоилось абсолютно все, что было нужно Ветке для жизни, включая и вынесенное из кухни спортивное питание.

Спустя еще двадцать минут в квартиру гуськом зашли таджики, обитавшие в дворницкой. «И это забрыть? И то забрыть?» Ветка стояла около стеллажа, и подтверждала — все забрыть. Куда угодно. Только забрыть.

Забирали часа три. Ветка только тупо удивлялась, откуда в ее жизни столько вещей, бесполезных, бессмысленных. Память о маме? Да хватит одной фотки.

Затем те же таджики в плане оплаты за ценное имущество за час отодрали отошедшие обои, вынесли бумагу и отмыли квартиру.

Было два часа дня.

Около окна остался стоять велотренажер, около стены — открытый деревянный стеллаж. Внизу стеллажа — седло и прочие средиземские вещи, тщательно завернутые в покрывало.

На полу весы и матрас.

В углу — комод с бельем, оставшимися документами и электронными гаджетами. Открытая вешалка с одеждой. На стене — телевизор. Окно зияло своей нищетой; карниз был хотя и старый, но неплохой, а вот шторы Ветка выкинула, точнее, их также унесли таджики. На кухне остался один стол, газовая плита, две табуретки, великолепная стиральная машинка и холодильник. На подоконник влез комбайн и все Веткины белковые запасы.

В туалете — пылесос, ведро, швабра. Одна зеркальная полка и немного ярких баночек, любимых женщинами. В прихожей — вешалка и стеллаж для обуви.

Худенькая таджичка с помощью воды и тряпок сделала с квартирой то, что Ветка не смогла за предыдущие десять лет.

Ветка щедро набрызгала во все углы духами с каким-то ягодно-цветочным запахом, заперла квартиру и пошла в отделение полиции. Написала заявление об утере паспорта. Затем зашла в мегамолл, располагавшийся недалеко от ее дома — и уехала оттуда с двумя гигантскими сумками с новым постельным бельем, покрывалом на матрас, подушкой, небольшим количеством кухонной утвари, шторами и еще кое-какими мелочами, которые Ветка годами считала лишней роскошью в своей жизни. Сейчас же, поняв, насколько то, что называется жизнью, хрупко, быстротечно и даже эфемерно, Ветка потратила на себя колоссальную, по ее меркам, сумму денег. Девушка вернулась в абсолютно нищую, но благоухающую чистотой и ароматами пустую квартиру. Разложила на матрасе новые постельные принадлежности, повесила на окно шторы. Поставила на кухне пару новых тарелок, коробку со столовыми приборами, пару чашек. Смешала себе коктейль, выпила.

Вымылась. Рассмотрела легкие отметины, которые, несмотря на мастерство Синувирстивиэль, остались от ножа Азога.

Переоделась.

Села на матрас.

И с сухими, ничего не выражающими глазами, глядя в никуда, просидела в предельном напряжении несколько часов — до момента, когда наступила пора выходить за собаками.

Собак банкира Ветка выгуливала около полуночи, и домой всегда возвращалась почти в час — чтобы немедленно упасть спать, и проснуться в 4:30. Как правило, она уже спала несколько часов, потом вставала по будильнику, шла с собаками, и снова ложилась… но сегодня…

Сегодня.

Можно ли было спать сегодня?..

Ветка вышла, как обычно, засунув нунчаки сзади за пояс; на улице отметила — вон там бойкая смешанная компания, девушки и парни, вот тут спит бомж. А вон там около гаражей бродит пьяный.

Ветка сморщилась и отвернулась. Этого еще не хватало.

Взяла банкирских псов, стремительно выбежала в парк. Мир понемногу начал перетряхиваться в более стройный рисунок только сейчас.

Ветка решила бы, что впрямь слетела с Герцега и припечаталсь головой. Это же было бы проще. Намного проще.

Но внизу стеллажа лежало седло и оголовье, доспехи и меч Дис.

Это что-то да значило.

Иваныч не позвонил.

Вместо безграничной пустоты начало приходить желание немедленно что-то делать.

Вернуть все на свои места.

На свои?

Вернуться. Ее место было там. Там, не здесь.

Эта идея кристаллизовалась и крепла, пока Ветка носилась с громадными псами, и девушка вспоминала все, что она мельком услышала или специально обсуждала — например, с Гэндальфом.

Завела собак домой.

Купила в круглосуточном магазине бутылку молока, запретные, и от этого особенно восхитительные, круассаны.

И направилась домой с твердым намерением засесть в интернете.

Пьяный, замеченный накануне, был все еще тут. Ветка поджала губы и отвернулась. Теперь, с клинком Дис, все стало намного проще.

Высокий обрюзгший мужик, который когда-то прозывался Костик Красавчик, а позже — Костик Боксер, часто слонялся по двору пьяный. Это и был орк — Ветка с мамой после пережитого никуда не уехали, а он и не считал нужным. Жена выставляла его проветриться, когда он, владелец пары гаражных мастерских, приходил на бровях.