========== Пролог ==========

Когда Ветка справилась с дурнотой и головокружением… ее оглушила тишина. На сей раз не призрачная, а самая что ни на есть настоящая.

Она не была полной — но звуки, доносящиеся до девушки, были неимоверно привычными и пугающими одновременно. Это было страшнее, чем крики орков, страшнее, чем металлический звон оружия и вопли раненых. Страшнее стонов обожженного Барда или угрожающего рыка Торина Дубощита…

Подали сигнал электронные часы-табло. Прошелестела рядом качалка, отчеканил шаг запряженный в нее рысак. Где-то заржала лошадь. Залаяла собака. Перекликались разнорабочие, приводившие ипподром в порядок к началу рабочего дня.

Ветка открыла глаза — сквозь сияющие круги, как будто плавающие перед лицом, перед глазами, она увидела ипподром… они с Герцем стояли в середине бегового круга. Вот проломленный жалкий куст сирени. Вот собачонка, одна-единственная, заходится истерическим лаем.

Ветка, в полном отупении, подняла руку с зажатым клинком. Осмотрела себя. Она была залита кровью с ног до головы; кровь, черная орочья кровь затекла под доспехи, и жгла те места, где кожа была чуть натерта или поцарапана.

На Герцеге было боевое седло с высокими луками, эльфийское оголовье, украшенное золотом и драгоценными камнями. И он также с ног до головы был покрыт брызгами крови.

Ветка стояла и смотрела, как по кругу едет машина, ровняющая грунт; затем поливалка. Потом села на землю и уткнулась лицом в колени. Герц, понурившись, стоял рядом.

Так их спустя все разумные сроки нашел Иваныч.

***

Когда Ветка сумела раздеться, помыться, переодеться в одежду, в которой приехала на ипподром, у нее уже был готов внятный рассказ.

Иваныч за то же время разобрал и вымыл Герцега, напоил, накормил мюсли и сунул в денник, вызвав ветеринара, коваля и хозяина.

Ветка, пошатываясь, зашла в чайную комнату возле амуничника, по совместительству — кабинет Иваныча.

— Ну?

— Я взяла реквизит для костюмного фильма, — бесцветно прошелестела Ветка. — Надо было попробовать в нем ехать. Я переседлала Герцега и сама переоделась. Седло и моя одежда в кустах, там, в сирени были, как я сказала. А он напугался запаха искусственной крови и начал носить. Растащил. Простите. Я готова… все возместить.

— А самого Герца? Герцега готова возместить? У него, между прочим, одно копыто надколото, и царапины на обоих задних, — сердито сказал Иваныч. — Он аж перепал с нервов!

— Я не думаю, — сглотнула Ветка, — что за полтора часа… что-то… могло серьезное случиться.

— Ты головой не ушиблась?

— Ушиблась. Сильно. Я помню, Василь Иваныч, мы говорили про костюмы. Вы запрещали. Я больше никогда-никогда.

— Вещей твоих нет в кусте, — проворчал начкон, — и седла твоего нет. Разнорабочие пригрели, небось, и я думаю, мы уже и не найдем ничего. И с конем что-то не то. Если бы я не был уверен на все сто, что это Герцег, я бы сказал, что вы где-то шлялись не час, а целый месяц. Одни копыта чего стоят. Но так как он все-таки в порядке, жив и снова у меня, я тебя не буду убивать.

— Не надо, — с трудом сказала Ветка. «Это уже сделано».

Иваныч потер лицо, потом достал из-под стола бутылку коньяка.

— Светочка. Знаешь что, детка… стар я для таких вещей. Я тебя, девочка, очень люблю. Но на ипподром больше ни ногой. Сейчас дам тебе временный пропуск, на неделю, уладишь свои дела, заберешь, что кому раздавала из снаряжения — и до свидания.

Ветка кивнула и снова уставилась в пространство.

— У тебя в городской одежде деньги или проездной есть?

— Нет.

Иваныч снова помолчал.

— Я тебя отвезу, на машине. Вот сейчас и отвезу, хорошо? Герцегу дам пару дней отдыха. Пока посмотрит ветеринар и коваль копыта расчистит. Слышишь меня?

Ветка кивнула. Потом тускло сказала:

— Я копила деньги поехать учиться в Испанию, на андалузах. Деньги у меня есть. Если на восстановление Герцега что-то потребуется, я сразу…

Иваныч кивнул. Снова помолчали.

— Светочка, — снова начал начкон. — Я и не знаю, как сказать. Ты меня совсем за дурака не держи. Это была не искусственная кровь. Седло и уздечка с позолотой, точнее, с бляхами золотыми, и камни настоящие. Я уже не говорю, какой настоящий у тебя боевой меч. Я же служил, кое-что помню. И зарубки на доспехах. И доспехи не такие уж декоративные. Светочка, мне полицию не пригласить?

Ветка вдруг ожила.

— Василь Иваныч, а ипподром весь проверяют? Каждый день? Круг, трибуны, конюшни?.. Ничего… никого странного не находили? Может, раненого… мужчину?

— Ничего, Светочка. Иначе бы полиция давно была тут.

Ветка снова замкнулась. Ипподром — это огромная территория, сеновалы и кормовые, амуничники, манеж, не говоря уже о самих конюшнях. Однако она по-своему прозрачная — можно допустить, что кого-то не нашли… но, если осматривали по просьбе Иваныча — это уже что-то.

И потом… с чего? С чего предположить, что она тут окажется… не одна?

— Светочка! Я положу эти твои… вещи… допустим, съемочные… и с коня, и которые ты возле душа побросала, в багажник. Потом посигналю, и поедем. Я ничего не хочу тут оставлять, и ничего не хочу знать, ты понимаешь? Вообще ничего! Если бы не всего лишь полтора часа-то… я бы прямо и не знал, что предположить. Но если ты захочешь что-то продать, или что-то рассказать — я всегда готов. И помочь, и послушать. Ты поняла?

— Да, Василь Иваныч.

Спустя полтора часа Ветка взломала клинком Дис свой собственный почтовый ящик, и вытащила приклеенные ко дну толстым слоем пластилина запасные ключи от двери. Иваныч с интересом следил за ее манипуляциями, затем занес в квартиру увесистое седло, пару мешков от комбикорма с доспехами, оголовьем. Оглянулся.

Ветка ни одной минуты своей жизни после ухода мамы не уделила дому. Вдоль одной из стен — мебельная стенка, полностью забитая книгами, старой посудой, пыльной мелочевкой. Облезшие потускневшие обои. Протертые коврики и половички. Жалкая, частично развалившаяся, кухонька. Простые деревянные стеллажи, наполненные нунчаками, седлами, шлемами, деталями сценических костюмов, спортивными принадлежностями. Около перекошенного деревянного окна с давно облупившейся краской — велотренажер, на нем неопреновый пояс и шорты, на полу рядом — весы. На окне жалкие сосульки штор. На кухне ассортимент банок с белковыми смесями, новенький блендер, несколько коробок с белковыми батончиками.

— Как-то неуютно живешь, — осторожно сказал Иваныч. — Я и не спрашивал, думал, у тебя есть кто.

— Никто не спрашивал, — Ветка села на старый диван, поверх которого лежал ортопедический матрас, и уставилась в пространство.

— Может… это. Водки принести?