— Элронд, ты будешь указывать девам или Владыке, как поступать? — прохладно спросила Синувирстивиэль, текущая, словно вода, в голубом мерцающем платье. — Я не могу осудить или поддержать Тауриэль. Я пояснила свое решение Трандуилу, и он согласился. Если ты хочешь увидеть общее и опасное в том, что происходит — твое право, лорд. Однако я не испытываю ни сомнений, ни угрызений совести. Я безгранично рада, что могу иными глазами посмотреть на достойнейшего из мужей, победившего дракона, и быть рядом с ним в его трудах. После его кончины я вернусь в Сумеречье, оставив своих учениц, способных исцелять людей. А ты, лорд Последнего Домашнего Приюта… может, и тебе пришла пора посмотреть на некоторые вещи иначе?
— А если Бард позовет тебя замуж?
Виэль оглянулась в зал, остановив взор на короле Дейла. Бард, сильно изменившийся с того первого дня, когда она помогала раненому в Эреборе, жестикулировал, разъясняя волшебнику свои торговые и аграрные планы, и улыбался; короткие усы, небольшая борода, темные завитки волос.
— Я помню юного Орофера, Элронд. И множество потерь уже было в моей жизни. И никогда в нее ранее не приходила такая любовь. Ни один витязь не вставал для меня отдельно от других. Элронд, я пойду за человека, если он позовет, и, если дозволит мой король. Ты был женат, ты в любви обрел детей — и все они с тобой. Ты должен понимать меня. Что будет с Владыкой и урожденной смертной… что будет с Тауриэль и гномом, я не знаю. Но я бы не обобщала наши истории, лорд Элронд. Они отличаются уже теперь. Все три. Хотя я надеюсь, что смогут одинаково продолжиться… очень надеюсь.
Темноволосый эльф кивнул, и наклонился к руке Синувирстивиэль с поцелуем.
— Сумеречье осиротеет без тебя.
— Нет, Элронд. Без меня в Сумеречье поднимутся новые целительницы, и заблистают еще ярче, чем блистала я. Я это твердо знаю. Теперь им надо будет справляться самим — и это взрастит их, — твердо сказала Синувирстивиэль. — А я буду не так далеко. Люди тоже достойны света, знаний и помощи.
— Отчего ты защищаешь иноземку Ольву?
— А чем тебе она так не по нраву?
— Тем, что я помню супругу Трандуила, и ее последний путь, — с нажимом сказал Элронд.
— Как будто я не помню этого… все мы беспрестанно оборачиваемся назад, и видим потери, — прошептала Виэль, — а если смотрим вперед, видим Гавани и путь туда, откуда, словно ошпаренный, убегал Глорфиндейл, пользуясь невероятным расположением Мандоса. Видим Благие земли и вечную радость в кругу тех, кого потеряли… но что-то же заставляет нас дорожить каждым мигом в Средиземье… Элронд, я, пожалуй, не вправе говорить… но уже сейчас Ольва Льюэнь должна быть драгоценна нам всем.
— Он одумается, — с легким раздражением сказал Элронд, — Трандуил одумается, и ему будет больно, что он разменял свое сияние.
— Ты меня не слушаешь, — мягко сказала Виэль. — Загляни в себя, лорд Элронд, и возможно, ты обретешь ответ.
— Глорфиндейл уже говорил мне это.
— О, — Синувирстивиэль улыбнулась, — о… Глорфиндейл… ты помнишь его таким?.. — и кивнула в сторону кресла.
Элронд лишь покачал головой.
— Он бывал таким, но давно, чересчур давно. Я не уверен, стоило ли ему вспоминать эти манеры. Виэль, и ты готова избрать ту долю, которая ждет эльфийку рядом со смертным мужем?
— Я помню Орофера, Элронд, — с нажимом повторила целительница, которая выглядела едва вступившей в возраст женской зрелости. — Но я помню его в браке, в расцвете сил, счастливым отцом юного Трандуила — я помню его, и когда я увидела его на престоле впервые, я в единый миг избрала путь целительницы, удержавшись от опаснейшей стези безответности фэа. А сейчас — нет, я не буду сомневаться. Это чудо, лорд. Ты не согласен?
Виэль чуть кивнула, завершая танец — лорд Ривенделла церемонно поклонился в ответ, видимо, убежденный не до конца. Или же вовсе оставшийся при своем.
Целительница, разбередившая в себе далекое прошлое, отошла к окну, где стояла Тауриэль, разглядывавшая Дейл. Тенгель и Сигрид кружились неустанно; девушка разрумянилась и выглядела очаровательно.
Элронд отправился к камину, обсуждать состояние старой пашни возле Дейла и вероятность доброго урожая.
— Тауриэль…
— Да, целительница.
— Я подумала над тем, что случилось, — сказала Синувирстивиэль. — Я подумала, что, если бы ты осталась в Дейле, ты смогла бы временами и навещать лес, и видеться с твоим принцем.
— У нас не было времени поговорить, — прошептала Тауриэль. — Я только поняла, что жить в горе вместе с гномами я не смогу. Их стало там очень много. У них свои законы. У них все… чуждое. С людьми проще. Я жду Кили, чтобы еще раз… все обсудить. И я ощущаю, что предала лес, предала лесную стражу, еще тогда, когда ушла самовольно за гномами…
— Я помогу вам, чем смогу, — произнесла Виэль. — В том числе… Тауриэль… ты отдала свой первый цвет принцу, и не понесла.
— Мы вряд ли будем иметь детей, — улыбнулась стражница, — хотя Ольва и говорила об этом.
— Она… говорила? — прошептала Синувирстивиэль, изумившись.
— Да… она шутила, что будущее наших народов — только в смешении, и что раз Эру и Ауле устроили нас одинаково… ну… то этим нельзя пренебрегать, — застенчиво улыбнулась Тауриэль. Синувирстивиэль непроизвольно повернулась и посмотрела на Элронда. Покачала головой.
— Она говорила… что же, Тауриэль. Я полагаю, если ты и твой принц выразите желание обоюдно, я сумею подобрать для вас песни… и снадобья. Но я представить не могу, что из этого выйдет, — задумчиво сказала Виэль. — Тебе может прийтись очень трудно. Полуэльфов-полугномов никогда не случалось. С людьми — да, и даже про полуросликов ходят слухи, что есть у них семья, когда-то слившаяся с Перворожденными… так отчего бы…
— Ты знаешь, что ты даешь мне силы? — серьезно спросила Тауриэль. — Не надеяться на чудо, нет. Ты даешь мне силы потому, что такими словами поддерживаешь мой выбор — и мою любовь, сложную для всех… даже для меня и для Кили. Я думала, я сбегу из Эребора, и попрошу убежища у лорда Элронда, чтобы пресечь любые попытки видеться. Но теперь… теперь мне нравится Дейл. Виэль… — эльфийки нежно обнялись.
И через плечо Синувирстивиэль Тауриэль увидела, что Трандуил поднялся… и предлагает руку Ольве.
Так или иначе, именно их танца ждали все.
Даже Глорфиндейл открыл глаза и опрокинул, наконец, кубок, который держал так долго — глотнул залпом, как будто страдал от жажды и не опустошил только что треть личных запасов Барда.
Музыканты воспряли; к Виэль подошел Бард, к Тауриэль — Элронд. Мэглин уже стоял на своем посту у двери.
И снова присутствующие ощутили нечто, что растекалось по залу от взглядов, от соединения рук короля эльфов и иноземки. Ошибки быть не могло — эта сила существовала, и ее можно было пить, как пьют в жару прохладную воду родника, смакуя каждый глоток… Ольва едва заметно отставала — фигур танца она не знала, но было видно, что Владыка направляет ее самыми кончиками пальцев, не прикасаясь сильнее — так направляют хорошо выезженную лошадь, едва притрагиваясь к тончайшим шелковым поводьям. Девушка двигалась в своем удивительном непристойном платье, наполовину прикрыв глаза, и отдаваясь музыке так самозабвенно, что Элронд, в конце концов, смутился настолько, что переменил фигуру, и оказался спиной к происходящему, чтобы не видеть. Тауриэль же, наоборот, смотрела как на чудо, и губы ее были приоткрыты.
А Глорфиндейл просто не сводил взора.
Единственный танец.
— Благодарю за трапезу, — сказал Трандуил, когда музыка нехотя стихла, — я отправляюсь в покои.
Три короля раскланялись…
И повелитель лесных эльфов вышел, высоко удерживая на предплечье руку Ольвы.
Оставшиеся выдохнули — словно унесли светильник…
Отправился спать на сеновал, поближе к Светозару, волшебник. Оказалось, пора отдыхать и Сигрид, которая забрала к себе в спальню Тауриэль, подчиняясь тихой просьбе отца — не оставлять гостью одну с ее думами. Тенгель решил ночевать во дворце; слуги проводили в покои его и Элронда. Глорфиндейл громко сообщил потолку, что более удобного кресла ему давно не попадалось; Бард принял к сведению, что витязя лучше не тревожить перемещениями. Это казалось весьма разумным.