Стиснув челюсти, Стив чувствует, как в нем поднимается паника. Ему необходимо разговаривать с Баки дважды в день. Он нуждается в этом. Иначе его бесконечные дни станут еще более бесконечными. Если Баки больше не хочет читать истории вместе, то Стиву больше не нужно тратить несколько часов в день на поиски нужных историй. Это достаточно плохо, но что, если станет еще хуже?! Что, черт возьми, Стиву делать с двадцатью четырьмя долгими часами, которые существуют в сутках?

Он пытается быть веселым, когда Баки звонит ему на следующее утро, но Баки, должно быть, чувствует, что настрой Стива не очень хорош.

— Что случилось?

— Ничего, я в порядке. Я просто плохо спал.

Баки на мгновение замолкает.

— Это из-за песни про Звездочку? Я же говорил, что мы можем спеть ее, если ты хочешь.

— Это не…я расстроен не поэтому.

— Тогда что? Поговори со мной.

Он хочет сказать Баки, что хочет, чтобы ему нужна была песня про Звездочку и рассказ перед сном. Ему нужно, чтобы Баки нуждался в этих вещах, потому что они составляют огромную часть жизни Стива. Но это было бы несправедливо по отношению к Баки. Есть так много вещей, которым он должен посвятить время и энергию. Последнее, что Стив должен делать — это вводить в его жизнь ненужный стресс. Если Баки устал в конце долгого дня, он не должен беспокоиться о бодрствовании, пока Стив читает глупый рассказ или поет глупую детскую песню. Это проблема Стива, а не Баки.

И все равно это не имеет значения. Через два месяца Баки вернется домой, и Стив будет с Баки около двадцати четырех часов в сутки. Он сможет заботиться о Баки, как хочет, и посвящать ему каждую минуту каждого дня. Стив просто должен продолжать ждать. Но сначала ему нужно убедить Баки, что беспокоиться не о чем.

— Было просто странно, что наша рутина так изменилась. Но все в порядке, я привыкну к этому.

— Я обещаю, что мы сможем почитать рассказ и спеть песню сегодня вечером.

— Нет, все в порядке. Если ты хочешь послушать историю и песню, то мы можем это сделать. Но если мы захотим поговорить о других вещах, и если ты готов пойти спать после этого, то это тоже хорошо. Это было немного странно, но все в порядке.

Баки на мгновение замолкает, и Стив знает, что Баки хмуро смотрит на него через телефон.

— Ты уверен? У тебя все еще странный голос.

— Я в порядке, честно. А теперь иди. Ты опоздаешь на завтрак.

— Ладно. Хорошего дня.

— Тебе тоже. До скорого.

*

Через несколько дней Стив привыкает к тому, что не может читать Баки рассказ каждый вечер. Баки по-прежнему просит прочитать рассказ несколько раз в неделю, но часто он слишком устает. Они не поют песню про Звездочку, если только у Баки не выдается плохой день и он не хочет слишком много говорить. Это все еще больно, но Стив сосредотачивается на прогрессе Баки и отсчитывает дни, пока не придет время для Баки вернуться домой.

Примерно через две недели Стив приезжает в Вирджинию навестить Баки, потому что наступает пятница. Наряду со вторниками, пятницы – любимые дни недели Стива. Они с Баки сидят в креслах в его комнате, Баки закинул ноги Стиву на колени, и Стив чувствует себя счастливее, чем когда-либо со вторника.

— Итак, Роджерс?

— Угу?

— Есть кое-что, о чем я думал, и я хочу знать, как ты к этому относишься.

Стив хмурится, заинтригованный.

— Ты какой-то загадочный.

Баки ухмыляется.

— Нет. Это просто то, о чем я долго думал.

Играя с пальцами ног Баки, Стив расслабляется в своем кресле, а Баки пытается схватить пальцы рук Стива пальцами ног.

— Хорошо, лучше сделать это быстро, а то мы рискуем перегреть твой предполагаемый мозг. Мы не можем этого допустить.

Баки хихикает и тычет пятками в живот Стива, отчего тот в отместку шлепает его по ногам. Смеясь, Баки нежно трется пальцами ног о живот Стива, чтобы извиниться. Успокоившись, Баки смотрит на зеленые деревья, тихо покачивающиеся на ветру.

— Я хочу пойти в церковь в воскресенье.

Стив моргает, глядя на него. Эти слова даже на мгновение не имеют смысла, потому что они взялись ни с того ни с сего.

— Ты хочешь…чего?

Баки все еще смотрит в окно и теребит подол свитера обеими руками.

— Я думаю, что хочу пойти в церковь в воскресенье. Есть группа, которая пойдет.

— Ты…хочешь пойти в церковь?

— Да, — Баки наконец отрывает взгляд от окна и смотрит на Стива, выглядя нервным.

Стив должен бы был помочь Баки чувствовать себя менее нервным, но он все еще изумлен. Он с радостью оставил церковь, когда умерла его мать. Много лет спустя он понял, что принял правильное решение, когда увидел, как Баки упал с поезда. С тех пор как умерла его мать, он сталкивался с одной трагедией за другой, и мысль о том, что некие высшие силы, сидящие на облаке, решили заставить его пройти через все это, всегда казалась ему слишком жестокой, чтобы быть правдой. Лучше исходить из предположения, что там никто не сидит, и они с Баки просто попадают в одну плохую ситуации за другой из-за случайного невезения.

Он помнит, как говорил об этом с Баки в первое воскресенье после похорон матери. Баки начал собираться в церковь, как они делали каждое воскресенье в своей жизни, за исключением тех случаев, когда Стив был очень болен, а Баки был с ним в больнице. Стив решил покончить с этим и сказал, что не пойдет.

Его не удивило, что Баки не воспротивился. Баки никогда не был слишком увлечен идеей Бога. Он ходил в церковь, потому что это было то, что люди делали по воскресеньям утром, и он всегда получал нагоняй от своей собственной мамы и мамы Стива, если не ходил. Когда Стив решил расстаться с Богом, Баки с радостью присоединился к нему.

Это был первый раз, когда Баки упомянул религию после того разговора, когда восемнадцатилетний Стив сказал Баки, что он больше не хочет ходить в церковь.

— Стив? Что думаешь?

— Я…но…почему?

— Почему?

— Да, почему? — Стив не может понять, почему Баки захотел пойти в церковь…если только он не чувствует, что должен? Плохое предчувствие закрадывается в нутро Стива. — Кто-то здесь сказал, что ты должен пойти в церковь? Потому что это чушь собачья. Неважно, что все остальные идут, ты не должен идти только потому, что они идут.

— Нет, нет, все совсем не так. Никто меня не просил, я их спрашивал.

Стив хмурится.

— Что?

— Когда мы были в городе в среду, я разговаривал с Мирандой, и она упомянула что-то о церкви.

Миранда – одна из пациенток центра.

— Она давила на тебя? Потому что она не имеет права. Никто не имеет.

Баки резко снимает ноги с колен Стива и садится прямо, выглядя раздраженным.

— Я уже сказал тебе, что нет. Никто не давил на меня. Я не маленький–не маленький ребенок, Роджерс. Просто потому, что кто–то скажет, что я должен–я должен сделать что-то–я–этого не–я не буду–дав–дерьмо. Черт! — Он резко захлопывает рот и закрывает глаза.

Стив ждет, зная, что Баки считает, и успокаивает себя. Он также знает, что лучше не прерывать Баки прямо сейчас.

Когда Баки чувствует, что готов, он открывает глаза и делает глубокий вдох.

— Никто на меня не давил. Миранда просто упомянула церковь. Это называется беседой. Слышал когда-нибудь об этом?

Стив не может сдержать улыбку, которая появляется в уголках его губ. Баки все еще звучит хмуро, но если он шутит над Стивом, то все в порядке.

— Я что-то смутно припоминаю.

— О, хорошо. Во всяком случае, это заставило меня задуматься о церкви. Никто не говорил со мной об этом, и ты тоже никогда не говорил о церкви, так что у меня никогда не было возможности подумать об этом. Но я думал об этом и решил, что хочу снова ходить в церковь.

— Это хорошо. Но я до сих пор не понимаю, почему. Если ты думаешь, что это свяжет тебя с твоим прошлым, то ты можешь быть разочарован. — Стив понятия не имеет, проводятся ли церковные службы по-прежнему так же, как и 70 лет назад, но многие вещи, которые, как он думал, никогда не изменятся, изменились, так что нет никакой гарантии, что Баки найдет что-то знакомое.