— Я достаточно доверяла ей, чтобы не спрашивать подробно, — со странной осторожностью уронила она, после чего чуть прикусила губу. — Она много занималась кровью. Ну, магией. Имела четкое представление об её свойствах и способах применения, утверждала, что в общем смысле, без частностей, их два, и она хочет попробовать со мной оба.

Вспоминать этих злосчастных призраков, говорить о магии, переживать удивительные приключения в жабьем разуме — всё это слишком хорошо сочеталось, чтобы не вызвать легкой аллергической реакции в её мыслях, в её спутанных чувствах, в её словах. Впрочем, то ли вино сглаживало, то ли она адаптировалась, то ли попросту было не до таких мелочей.

Она устало повалилась на траву и легла на спину, вглядываясь в звездное небо. Созвездия тускнеют, когда так близко и ярко разгораются костры. Конечно.

— Сказала, что моя кровь особенная, пересказывала всякие тролльи понятия. Ну, знаешь, — трет пальцами переносицу. — Что у каждого три души?.. — и глянула на Хезуту, молчаливо спрашивая — продолжать или пояснить?

— Почему три? — учтиво спросил Хезуту.

— Тролльи верования, — вздохнула немного устало. Не приходилось пересказывать до сих пор. — Она рассказывала мне, что у каждого существа три души… Есть телесная душа, которая живет здесь, — пародируя манеру Йин рассказывать, избежала слова «сердце» и коснулась пальцами своей груди. Когда речь заходила о мифах — Йин всегда говорила как сказочник, с расчетом на то, что на неё были направлены любопытные и уважительные взгляды. — Она нужна, чтобы чувствовать, что тело живет, чтобы кровь текла по венам, чтобы воспринимать то, что говорят тебе органы чувств. Есть племенная душа… я спрашивала, почему она называет её так, даже уйдя из племени, она не ответила… племенная душа находится здесь, — Фран с двух сторон дотронулась до висков. — Это память, чувства, эмоции. Способность любить, привязываться к людям, чувствовать единство. Познавать мир и облекать его в форму своих мыслей. И ещё есть блуждающая душа, которая существует как проекция существа на так называемую «Ту Сторону». Она даёт возможность взаимодействовать с иным миром, слышать духов, обращаться к материям, которые не способны понять первые две души. Так и творится магия, — она хмыкнула. — Эти три образа, сплетаюсь между собой, и формируют существо таким, какого оно есть. Любая душа может быть слабой, сильной… или пустой, лишённой всякого содержания… Но в случае со мной… Она очень долго изучала меня и в конце концов увидела, что моя блуждающая душа не пуста, как можно было бы предположить, но она… вроде как паразитирует на телесной, — Фран снова потерла грудную клетку в задумчивости. — Или срощена с ней. Короче, если у меня есть магия, то она вся сконцентрирована в моём теле, а не на Той Стороне. Поэтому моя кровь имеет особое значение и особую силу, её можно использовать как катализатор или ингибитор магических потоков, она обладает необычными свойствами сама по себе, — отхлебнула вина. — Ну, Йин и наставила каких-то своих шаманских меток, рун, амулетов, создала магическое поле, связанное с моей кровью. Хаотизирующее потоки. Поэтому, когда вампир попытался обратиться в фургоне, где я была ранена, у него все пошло с обращением… не так, как должно было.

Франческа замолкла и отвернулась, всматриваясь в непроницаемую темень трясины.

— Стоило бы помолчать о таких вещах, когда говоришь с кем-то, произнесшим слова «магический эксперимент», да? И не стесняющегося потрошить трупы и… всё остальное, — она усмехнулась. — Не знаю, сколько в этом правды. Но сработало же. Ну, или просто Аластер был дураком.

— Сросшаяся душа, значит… Прольешь немного крови, и окружающий мир становится очень недружелюбным по отношению к тем, кто привык жить простой и понятной жизнью, — Хезуту усмехнулся. Золотые глаза в свете костра блеснули интересом, граничащим с восхищением, которое он всегда испытывал перед хаосом. — Однажды я заблудился в лесу, или мне просто не хотелось возвращаться. Я шел сам, не знаю куда и вышел на поляну. Уже стемнело, но что мне темнота? И вдруг я увидел ее. Это была огромная черная пантера. Она смотрела на меня горящими глазами. Мне стало очень страшно, и я понял, что сейчас она бросится на меня и я закричу от боли. Самое главное — я тогда точно понял, что, когда я закричу, это буду уже не я. Закричит моя боль. Я умру в тот момент, когда пантера прыгнет. Знаешь, так многие больные умирают раньше своей смерти. Я посмотрел ей в глаза и вдруг мне стало легко. От того, что я здесь и сейчас точно понимаю кто я, пока боль еще не наступила. И я испытал чувство восхищения и сделал шаг навстречу. Этот шаг будто отделил меня от всего, чем я когда-либо был. Шаг через страх, к красоте первородного хаоса. Кошка смотрела на меня очень внимательно, я и она были частью одного мгновения, описать которое у меня не хватило бы слов… Да и не нужны хаосу слова. А потом она ушла, а я остался. Живой и обновлённый. Я больше не принадлежал какому-либо роду или племени. Лугодэн умер. Остался только Хезуту. С тех пор я странствую. И хаос восхищает меня своей невозможностью познания. Переменчивые формы. Сегодня одни, завтра другие. Это болото сродни хаосу. К тому же, оно живое, у него есть своя воля. Я хорошо это почувствовал. И оно покровительствует тебе. Ты единственная выжившая, и на примере с жабой можно добавить, что оно не прочь несколько преобразовать твою форму. Но это не акт агрессии, совсем нет. Скорее, часть естественного для болота процесса… Этот жалкий вампир в последние минуты жизни оказался, как и я, наедине с пантерой, но он испугался… И его клыки твои по праву. Шаманка начала, болото усилило — и теперь твоя кровь — грозное оружие. Для тех, кто старается держаться как можно дальше от горящих в темноте глаз. Не знаю, надолго ли так. Интересно, чисто теоретически, залей ты кровью городскую улицу, люди бы выпрыгивали из окон, вырывая на лету глаза?.. Все это, впрочем, излишне поэтичная теория, и я лишь сопоставил факты с ощущениями… Ну, остальное, я думаю, скоро прояснится.

Наступила тишина. Болотные огни продолжали кружить. Костер горел ровным синим пламенем. Светлячки мерцали. А в небе невозмутимо сверкали звезды.

8

Элиж была терпелива и, почти не выказывая беспокойства, дождалась, пока Йингати не станет легче. В конце концов они решили отправиться вслед за фургоном. Йин не хотелось идти к нему после того, что она увидела, пока была кровью Фран. Аластер мог выжить. Впрочем, она рассудила, что безумный вампир уж точно не был опаснее, чем это болото. В конце концов, она успокоила не одного мятущегося духа в своё время…

Топи шаманка боялась больше.

И то, что что они всё никак не находили тропы, хотя фургон, казалось, упал у самой кромки дороги, пугало её ещё сильнее.

Йин резко остановилась и позвала девочку, идущую чуть впереди. Та не ответила, продолжая идти. Завеса тумана легко скрадывала её очертания. Шаманка бегом нагнала спутницу и коснулась её плеча.

— Элиж!

Когда девочка обернулась в ответ на её прикосновение, шаманка ужаснулась. В глазах Элиж отражался болотный туман. Она смотрела равнодушно и немного игриво — как могла бы смотреть пушица, легко покачивающаяся на пахнущем торфом ветру. Непохоже было, чтобы она узнавала слова их привычного языка… Йингати снова назвала её по по имени. По телу девочки неожиданно пробежала дрожь. Спустя мгновение она потёрла лицо ладонями и, когда шаманка снова поймала её взгляд, к нему уже вернулась ясность.

— Йин, болото…

— Да. Постарайся больше не давать ему так делать, — серьёзно ответила шаманка.

— Дороги нет.

Она кивнула, про себя восторгаясь проницательностью Элиж. Девочка смотрела на неё выжидающе, как будто своим кивком шаманка пообещала ей объяснение происходящего. Или план… У Йин плана не было. Она тревожно оглядывалась по сторонам и в конце концов снова опала на землю. Элиж осталась стоять и мялась рядом, словно теперь, когда она испытала прикосновение болота, оно могло в любой момент снова позвать её с собой.