Фран высунулась в дверной проём и смерила Хезуту озабоченным взглядом.
— Она была во втором фургоне. Она и ещё один человек. Я сейчас найду здесь неразбитую лампу, зажгу от твоего костра — и пойду их искать. Хочешь со мной?
Хезуту поднял глаза и задумчиво повёл усами.
— Наступает ночь, а у тебя рана, — прокомментировал он. — Тебе лучше никого сейчас не искать… Да и мне не хочется одному бродить в этом тумане.
Аристократка скептично поджала губы, готовясь отстаивать своё намерение.
— Если твои друзья выжили, они наверняка, в свою очередь, будут искать тебя. И, я надеюсь, они придут сюда сами, — продолжил крыс. — А вот если не придут — тогда и поищем их. Утром.
Аристократка хотела заспорить и, выбравшись из фургона, выпрямилась было, пытаясь встать ровно и выглядеть более убедительно. Но попытка опереться на больную ногу в очередной раз отдалась вспышкой боли. Фран грузно привалилась к поваленному фургону и с тоской вгляделась в сумрак, застилающий дорогу. Непроглядное марево, окутывавшее их, казалось необыкновенно густым, тяжёлым и осязаемым. Болото загадочно шелестело скрытой во мгле травой… Она никогда не видела такого тумана…
— Ладно… — она прикрыла глаза и невесело покивала. Доводы Хезуту казались убедительными. Фран обернулась через плечо и снова сунулась в фургон. — Раз так… Я тут вино нашла, — и вытянула из подсвеченной жёлтым темноты бутылку.
— Вино — это хорошо, в таком платье пить иные напитки — дурной тон, — отозвался Хезуту. Парочка химических реагентов — и наскоро собранные обломки фургона занялись бело-голубым пламенем. Жаль, конечно, что большая часть запасов была утрачена, но кое-что все же осталось… Хезуту подошел к двери и заглянул внутрь. — Ого, я так увлекся своим отражением, что даже не заметил, — он указал лапкой на остатки вампира, не зная, какой эпитет лучше подобрать. — Знаешь, то, что ты рассказала, очень меня заинтересовало. Я хотел бы послушать об этом ритуале более подробно. А такие беседы лучше проводить у костра. И еще я бы хотел попросить тебя об одной маленькой услуге. Не оставишь меня ненадолго одного в этом вагончике?
Аристократка пожала плечами — мол, почему бы и нет — и отошла от фургона. Дверь за Хезуту закрылась, оставляя Фран наедине с наступившей ночью. Было холодно, и она подсела поближе к огню. Бутылку с вином, спрятанную прежде среди других вещей и чудом не разбившуюся при падении, она так и сжимала в руке. Чем черт не шутит — повозившись недолго, Фран открыла бутылку и принюхалась к вину. Пахло привлекательно.
У огня было тепло, над головой чернело безоблачное небо. Всегда удивительно на болоте, среди вечных туманов и облаков, увидеть такое ясное небо. Мерцало созвездие Свободной рыбы, уверенно светился Шестиглавый волк, а над горизонтом стояли звезды Этической Дилеммы. Фран их знала. Хорошо знала. Дорогие звездные карты и другие составляющие её увлеченной астрономией аристократической молодости, теперь, казалось, стали далеки, почти как сами звёзды, зато вид неба, запах костра и шелест листвы были вполне привычны.
Внезапно где-то далеко за фургоном над трясиной что-то сверкнуло, затем еще — и еще. Фран приподнялась, чтобы лучше рассмотреть — в свете костра ее настороженная тень выросла, став почти грозной. Но ничего страшного пока не происходило — просто болотные огни поднимались от земли и, зависнув, устремлялись друг к дружке, создавая бледно-зеленые пары. Пары начинали кружить в воздухе, разгоняя неестественно вязкий туман, затем резко сближались и снова раскалывались на малые искорки, которые тоже начинали кружить… Зрелище завораживало.
Скрипнула дверь фургончика. Вышел Хезуту в своем старом балахоне, сытые светлячки в его руке святили нестерпимо ярко.
— Никогда не понимал вампиров, — ворчиливо заметил крыс. — Столько лет живут, и все как дети малые. Я часто поражаюсь: одному пятьсот лет, другому четыреста… Да я бы за столько лет изучил бы, наверное, все, что существует… А они только кровь пьют да ноют.
— Этому под семьдесят было, — вполголоса прокомментировала Фран, пожав плечами. Впрочем, ответа на незначительное замечание она и не ждала.
Хезуту подошел ближе к костру. Посмотрел на звездное небо.
— Хотя знавал я одного вампира. Тот хорошо владел метаморфозами. Все ему тут не нравилось, а больше всего — день. И вот однажды он посмотрел на ночное небо и сказал: «Полечу наверх, прямо во тьму, и когда на землю придет день, ночь заберёт меня с собой». Он обернулся мышью и взлетел, а что с ним стало дальше — я не знаю. Может, до сих пор летит…
Хезуту поставил светлячков на землю, затем наклонился к полулежащей Фран, тихо хмыкнувшей и меланхолично сощурившейся в ответ на его рассказ, и протянул ей серебряную цепочку с двумя клыками.
— Вот, держи, это тебе в качестве извинения за предоставленные неудобства, — он невесело усмехнулся. — Во всяком случае, ты теперь точно будешь знать, что твой друг никогда больше не нападет со спины. Потому что его клыки — твои.
Фран протянула руку и поймала импровизированный кулон в воздухе. Клыки, как всегда, были острыми — но недостаточно.
«Недостаточно для чего? Любая острота считается пригодной, пока не рассмотришь её как следует, не коснёшься пальцем, не поднесешь близко…»
Фран раскрыла ладонь и пригляделась, словно медля в реакциях.
Сначала она хмыкнула — чуть удивленно, это было что-то вроде немого риторического вопроса. Потом, повертев кажущуюся безделушку в пальцах, скривила губу, как будто смысл подарка дошёл только сейчас, как и осознание прошлого его… местонахождения. Потом она подумала, что что-то в этом есть, и ещё что она, наверное, где-то между шоком и аффектом, если воспринимает вырванные клыки своего друга подобным образом — «что-то в этом есть». Потом, подняв голову, бросила на Хезуту вопросительный взгляд, вскинув одну бровь — тот не ответил, видимо, довольный описанием, что он дал кулону. Чуть мотнула головой и цыкнула языком, как делала, когда хотела продемонстрировать, что собирается что-то сказать и подбирает слова. Снова опустила взгляд на клыки. Пробрало коротким приступом дрожи — возможно, озноб, ночной холод чувствовался даже у костра.
Потом она усмехнулась, решив, что черт с ними, с шоком и аффектом.
— Спасибо, — кивнула и снова сомкнула на подарке пальцы. — Правильно. Чего добру…
Потом её разобрал острый приступ смеха. Знать бы ещё, искреннего или нервного. Звучал он точно истерически — а ведь не так-то она и напилась, она вообще практически не…
— Хуевый был вампир, хуёвый маг и хуёвый друг, — изрекла Фран, пристраиваясь поудобнее, как будто она шла к принятию этого простого факта как минимум несколько недель.
Довольный Хезуту пристроился рядом.
— Теперь я, пожалуй, не откажусь от вина, хоть я уже и не в платье. Кстати, о платье. Мне показалось, что рубашка, которую ты нашла, была зеленой?
Фран широко кивнула и протянула Хезуту бутылку, горлышко которой не отпускала, боясь, видимо, что трясина поглотит неприкосновенный запас странствий и источник жизни на эту ночь.
— Ну да, зеленой, — недоуменно Фран попыталась оглядеть сама себя. — А теперь она какая?..
В свете костра цвет было не определить очень четко, а Фран жила с этим не первый год и совсем перестала обращать внимание — поблек ли зеленый или попросту выгорел, какая разница? — думала она каждый раз, расценивая цвет поношенного ею платья или рубашки. Прекратив попытки растолковать комментарий Хезуту в полумраке болотной ночи, она вопросительно воззрилась на него в ожидании.
— Не помню, есть ли такое слово — «убелилась», но если есть, то это самое оно, — пробормотал Хезуту. — Я как-то видел исчезающие чернила, ну, знаешь, вечером написал завещание, а утром — чистый лист. Но чтоб рубашки сами меняли цвет, да еще так динамично. Остатки цвета будто блуждают по ней одинокими разводами… Впрочем, — перебил он сам себя. — Меня больше интересует шаманка. Что она сделала с твоей кровью?
Фран тяжело вздохнула. Он снова напомнил ей о шаманке, и аристократка уколом ощутила вину за то, что она так легко позволила уговорить себя остаться… и теперь пьёт здесь у костра. Она тревожно всмотрелась в дорожную темноту. Хезуту отнёсся к ней с пониманием и не стал торопить с ответом. Наконец, аристократка криво усмехнулась своим мыслям потянулась обратно к отданной было бутылке.
