— Ну привет, врач, — бросила она наконец, окинув лугодэна взглядом. Из пожитков у него лишь небольшая сумка, закреплённая на поясе — интересно, он сам был готов оказаться в этих проклятых болотах? — Врач… — повторила аристократка задумчиво, как люди обычно повторяют имена, пробуя их на вкус. — А я тогда буду… скажем, пострадавшая, да? — не было привычки представляться первой. В родном поместье считалось, что первым представляют того, кто выказывает больше уважения. Франческа всегда ждала к себе должного уважения — и даже теперь этот аристократический взгляд на мир всё ещё не выветрился из неё.
Она хрипло хмыкнула.
5
Хезуту понравился этот высокомерный тон. «Да», — подумал он. — «Похоже, и правда девушка».
— Я на это очень надеюсь, — сказал Хезуту. — В смысле, что ты и правда то, чем кажешься, потому что в противном случае пострадавшим могу оказаться я. Меня зовут Хезуту. Позволь посмотрю. Девушка позволила. Опустившись на одно колено, Хезуту начал аккуратно разматывать тяжелую от крови повязку. Краем глаза он увидел лежавший на земле нож. «Совсем короткий, повезло». Справившись с повязкой, он осмотрел рану. И снова повезло — нож не задел вен или артерий, а просто повредил мягкие ткани, да и кровь почти остановилась. Шить, конечно, придется, но это несложно… «Как интересно все складывается», — подумал Хезуту. — «Удача бывает весьма зависима от воли гения места. Это болото сожрало всех ее спутников, а саму не тронуло. И ранена она не тяжело, а тут еще я так кстати оказался…».
— Тебе очень повезло, — сказал он вслух. — Во-первых, твоя рана не очень страшная. Во-вторых, я действительно врач. А в-третьих — ты буквально сидишь на антисептике. Этот мох сфагнум — отличная вещь, будь это болото самым обычным, я бы без сомнений использовал его. Хотя сильно сомневаюсь, что в этом мхе присутствует враждебное чародейство. Впрочем, могу предложить альтернативу, но лучше не стоит…
— Сфагнум так сфагнум, боюсь представить альтернативы… — снова иронически хмыкнув, Фран развела руками. — О которых ученый говорит: «Лучше не стоит»… Хорошо. Я Фран, — всё же сказать своё имя и чуть улыбнуться — как невербальный знак признания. — Сделай что-нибудь, что ли, раз уж размотал…
Получив согласие, Хезуту приступил к обработке раны. «Хорошо хоть инструменты при мне, и за каждым своя история. Все готово для операции. Так, пинцет, игла, нить и, конечно, сфагнум, о многочисленных достоинствах которого девушка даже не подозревает». Не подозревающая о достоинствах мха девушка смерила Хезуту вопросительным взглядом… «Ну точно аристократка, не даром рубашка такая белоснежная, жаль поздно пришел, не успел остановить расправу».
— К сожалению, большая часть моих вещей сейчас недоступна, — произнес Хезуту самым дипломатичным тоном. — В том числе и анестетик. Так что — либо без него… Либо… я знаю одно заклинание… Оно очень простое… Так что, я думаю, сложностей быть не должно… Пиратская магия. Один жестокий капитан с крюком вместо руки, по совместительству колдун, хотел чувствовать свой крюк в момент выдирания вражеских сердец. И изобрел это заклинание. А я немного модифицировал. Я как бы поменяю ощущения от твоей ноги с вот этой палкой, — он кивнул на ветку сосны, покоящуюся на мхе чуть поодаль. — Разумеется, только на время операции. Ты будешь чувствовать палку как ногу, а ногу чувствовать не будешь…
Заклинание вышло слишком просто. Совсем не потребовало усилий. Будто само болото помогло его воплотить… Вероятно, это потому, что палка с болота, а значит, его часть. Однако как ему хочется нас в себе растворить. Причем совершенно без всякой вражды и даже немного по-дружески. «Надеюсь, когда я закончу шить, с обратным заклинанием сложностей не возникнет…» Хезуту склонился над раной — крысиное зрение возмещало потребность в источнике света.
— Это кто тебя так? — спросил он, очищая кровь комочком мха.
— Да там… — Фран запнулась на полуслове; с болезненным прищуром бросила долгий взгляд в сторону дороги и места крушения. Боль растворилась слишком быстро и незаметно, не предупреждая об уходе. Она не жаловалась, конечно, но чувствовать себя палкой — немного пугающе, когда болото поглотило твою прежнюю жизнь… — Вампир один, — пожала плечами. Не хотелось вываливать на незнакомца все детали происшествия. — Скажем так, из тех, от кого таких действий не ждешь… — интересно, крыс продолжит расспрашивать, или это был дежурный вопрос?
— Да, когда не ждешь, раны выходят самые болезненные, — задумчиво проговорил Хезуту. — А чаще всего — смертельные. Можно спросить чисто из научного интереса? На тебя напал кто-то из тех?.. — он качнул головой в ту сторону, где болото излучало сытость. — И что там у вас случилось? На меня, к примеру, напали разбойники… Почти без причины… Впрочем, разбойники же всегда так делают…
«Особенно когда живешь у них некоторое время, попивая их лучшее вино и поедая атаманские деликатесы», — закончил он мысленно.
— Даже не знаю, необычайна эта проницательность или более чем обыденна… — фыркнула Фран себе под нос и опустила взгляд на ногу. Так странно — видеть, как другой шьет твою собственную плоть, но не чувствовать ничего, кроме сырости болотной травы. — Не знаю. Что-то нехорошее. У меня было два фургона, а сейчас я не вижу ни одного… И да, я знаю, что это не ответ.
— Учитывая место, где мы находимся, этого ответа достаточно. Будем откровенны, я не чувствую рядом с нами никаких признаков… — Хезуту хотел сказать: «Жизни», но осекся, потому что жизнь-то как раз была. — Кого-то, кроме нас… А значит, мы тут с тобой вдвоем. И твое умение пользоваться арбалетом в случае чего может сильно облегчить мне жизнь. Но это еще не все… Тебе не кажется странным, что ты, вроде как, единственная выжившая? Я тут наблюдал одну интересную картину… Кто-то из твоих бежал прямо мне навстречу и провалился в трясину. А я потом легко прошел рядом с тем местом где он утонул… Я, конечно, легкий, но тот утонувший тоже не выглядел особо грузным. Прости, если тебе больно это слышать…
«Возница», — подумала Фран. — «Йин слишком высокая, чтобы быть лёгкой, а если бы это была Элиж, он бы сказал — ребёнок».
Она зажмурилась и тяжело вздохнула. Слышать это действительно было неприятно. Возможность внимательно всматриваться в новые швы на ноге избавила её от необходимости бешено искать, где спрятать взгляд.
В паре шагов что-то булькнуло — Хезуту повернулся на звук. Это была большая, размером с собаку, черная жаба. По-видимому, она вынырнула из трясины и теперь с первобытной невозмутимостью взирала на происходящее.
— Ух ты, какая красавица, — воскликнул Хезуту. Жаба приняла комплимент весьма прохладно. Оно и понятно. Пусть себе наблюдает за ходом операции, такое на болоте увидишь не часто.
— Единственная ли. Как знать. Мне вообще везет, ты сам заметил раньше… — бросила Фран спустя несколько секунд, игнорируя жабу. Йин любила объяснять кажущиеся совпадения на языке магии и воли духов, и иногда даже немного раздражала этим Фран, которая никогда не знала наверняка. И привыкла говорить, что не хочет знать. — А что, есть выводы? Предположения?
— Ну, я в каком-то смысле ученый… Так что у меня всегда есть некая теория… Да, ты совершенно права, возможно, ты и не единственная… Это предстоит проверить. Но мои ощущения в таких вещах редко подводят… Доказательством служит хотя бы то, что я до сих пор жив. Так вот, представь себе старинный особняк с привидениями, которые нападают на разных наглецов, посмевших потревожить их покой… Представила? А теперь — как ты думаешь… Пока наглецов нет, эти привидения нападают друг на друга?
— В какой-то книжке вычитала, что такие штуки существуют в ощутимом мире только пока могут по признаку сути противопоставить себя тому, на что нападают. Через конфликт, — говорила Фран медленно, подбирая слова, в которых она бы точно не запуталась от неуверенности в значениях. — Им это предписано природой, потому что вести мирское существование, атакуя себе подобных — значит обрести специальную форму покоя. Когда взаимодействуешь, неважно как, с тем же миром, к которому относишься сам, а не нарушаешь порядок слоев, как призраки делают обычно. А если он есть, этот покой в широком смысле, то им и делать в особняке больше нечего, нет острой привязки к чуждой материальной реальности… — Фран примолкла и усмехнулась нахлынувшим воспоминаниям об изучении теорий, теперь настолько далеком… но, раз она не забыла — видимо, не совсем чуждому. — И надо же это помнить…