Безусловно, лечение имело экспериментальный характер, но другого шанса на положительный исход для пациента не существовало… Теперь в лесу на одного разбойника меньше. А врач чудом унес ноги. Жаль коллекцию. Многие из утраченных экземпляров не имели практической ценности, но каждая вещь была по-своему дорога Хезуту.

Чего только стоили уникальные глазные червячки, так не разу не испытанные (по слухам, возвращающие зрение ослепшим). Или семена цикуты кровавой (зонтичное растение, отлично приживающееся в теле пациента, гроза опухолей). Колба с кротом, растворенным в абсолютном концентрате магии земли (сложно объяснимый метафизический эксперимент). И многие другие.

Приближались сумерки, Хезуту прислушался. Тишина. Лишь туман неторопливо струится по мхам. Погоня отстала, да и кто в здравом уме станет преследовать его здесь?

«За каждой утраченной вещью была своя история. Жаль, что большинство из этих историй так и не достигли финала. Впрочем, это не совсем верно. Их постиг финал утерянных мною инструментов. Умри я — и они бы лишились открытого мною смысла… А так они остались памятью в моей истории, которая продолжается. Возможно, это проявления закона сохранения энергии, и я остался жив лишь благодаря тому, что собирал их все эти годы. Так бережно и заинтересовано… Интересно, если миру будет угрожать опасность, он, следуя подобному закону, так же отбросит все живое в небытие, лишь бы его история продолжалась? Будто ящер, оставивший хвост в пасти одураченного хищника…»

Под ногами хлюпало, приятный гнилой аромат бодрил. Но Хезуту насторожился, ощутив постороннее внимание. Так наблюдают парящие высоко над облаками стервятники. Ждут, пока упадешь.

В метафорическом плане Хезуту почти упал, и теперь следовало доказать наблюдателям, что это «почти» весьма и весьма ощутимое. Болото не терпит легкомыслия. Рассудительнее было бы, обождав некоторое время, осторожно вернуться. Но природное чутье говорило иное. Что останавливаться нельзя и нужно двигаться. Аккуратно, уверенно. Именно уверенность — лучшая защита от невидимых наблюдателей. Он не жертва, не дерзкий странник, бросающий вызов стихии, или заблудившийся напуганный путник, а просто еще одна болотная тварь, идущая по своим делам… И усталые лапы продолжили путь по мхам. Из небольшой ольхи Хезуту соорудил посох, после чего хорошенько вывалялся в грязи, отбивая запах чужака… «Пройду так несколько миль, пусть попривыкнут или даже, возможно, отвлекутся… Тогда проведу небольшой ритуал…»

Легкий Хезуту без особого труда продвигался вглубь болот, проверяя посохом сомнительные участки «тропы». Настроение улучшалось. А встреченные заросли ядовитых цветов так и вовсе вызвали восторг. «Когда разбойники начнут ковыряться в моих вещах, их ждет много сюрпризов… Хотелось бы на это посмотреть…». Он усмехнулся и вдруг ощутил запах гари. И смерти. Хезуту замер, прислушиваясь к ощущениям. Внимание сменило направленность, незримые наблюдатели отвлеклись, переключившись на источник гари и беды. Казалось бы, отличный шанс скрыться и затеряться. Но Хезуту рассудил иначе. Болотные твари в подобных ситуациях не убегают, а, напротив, проявляют любопытство. А значит и ему, как болотной твари, следует проявить интерес. К тому же ему и правда стало любопытно… Ну, а начни он убегать, его, чего доброго, снова примут за жертву, а это совершенно неприемлемо.

И Хезуту пошел на запах. Вначале было тихо. Затем он услышал, как кто-то бежит. Вскрикнули, довольная трясина победно булькнула. «Бывает». Убегать определенно не стоит. Умей болото улыбаться, оно расплылось бы в широкой и довольной улыбке.

И вновь кто-то вскрикнул, только теперь это был другой голос. Женский. Приглядевшись, Хезуту, увидел сидящую на кочке девушку, бинтующую ногу обрывком прекрасной белой рубашки. Хезуту любил хорошую одежду. «Интересно, как эта рубашка сохранила белизну в таких чудовищных условиях», — подумал он. — «Девушка-то, похоже, единственная выжившая. Болото ее не тронуло, да и рану ей, похоже, нанесли свои же. Любопытно».

Подойдя чуть ближе, Хезуту заметил арбалет. Ловить болт ужасно не хотелось…

— Здравствуйте, я врач, можно к вам подойти? — крикнул он. — Жизнь коротка, путь искусства долог, опыт обманчив, суждение трудно…

Пафос врачебного афоризма должен был если не развеять, то хотя бы приуменьшить естественное недоверие, рассудил Хезуту. Болотная тварь или разбойник, реши они притвориться врачом, никогда бы да такого не додумались. Самозванец будет петь соловьем, и именно этим выдаст свое притворство. Была одна история про болотную ведьму, которая заманивала детей в пряничный домик. Под личиной почтенной женщины (которой, без сомнения, не являлась) она предлагала уличным детям продегустировать пряничек, после чего за добавкой приглашала к себе на болота. И однажды ей попалась умная девочка, задавшая всего один профессиональный вопрос: «А какое соотношение сахара и муки в ваших пряничках?». Иллюзия распалась, и ведьма ушла посрамленной. Так-то. Не стоит полагаться на одно только колдовство, а раз уж играешь роль кулинара — умей ответить на простой заданный вопрос, чтоб твоя иллюзия опиралась на нечто материальное. Хезуту сам был прежде всего ритуальным магом, а роль врача до поры была лишь убедительной маскировкой. Но годы практики сделали свое дело, и иллюзия стала правдой. В общем, окажись он на месте раненой девушки (в прекрасной белоснежной рубашке), он бы очень внимательно отнесся к личности так внезапно возникшего «спасителя». «А какое соотношение сахара и муки в ваших пряничках?

«А что, если?». Хезуту безуспешно попытался отогнать эту мысль. «А что, если это вовсе не девушка? «Доктор, скорее, я так ранена, помогите же! У меня нет никаких щупалец, и я вас вовсе не утяну на самое дно, самой глубокой трясины, где ваше тело сохранится на тысячелетия…». Однако запах человеческой крови частично развеял сомнения. Если это и морок, то — очень качественный, настоящее произведение искусства! Даже умирать не так противно будет.

4

Фран услышала чей-то голос.

Сейчас, когда она была оглушена болью, шоком и жалостью к себе, границы реальности немного расплывались. Голос не казался настоящим. Впрочем, это не остановило её от того, чтобы, даже не успев распознать смысл сказанного, схватиться за арбалет и наставить острие стрелы на чужака. Когда до аристократки дошло значение произнесённых слов, она не то задумчиво, не то вопросительно вскинула одну бровь.

Это было не то, что она ожидала услышать.

Фран прищурилась, присматриваясь к незнакомцу. Взглядом очертив его силуэт, она никак не могла рассмотреть чужака в деталях, словно он сам был частью этого болота, и оно специально скрывало его от глаз. Он не был человеком — держался пружинисто, по-звериному — и ростом не превышал полутора метров. Фигуру скрывал перепачканный чёрный балахон.

Так ли она представляла себе врачей?

Могла ли она ожидать, что, когда она окажется на болотах в одиночестве и с кровоточащей раной, первым, кто заговорит с ней, будет врач? Не слишком ли это удачное стечение обстоятельств?

Впрочем…

«Да ладно, что терять-то…» — рассудила Франческа про себя через пару мгновений. Повязка постепенно тяжелела, пропитываясь кровью. Боль в ноге не унималась, и даже напротив — становилась всё острее. Как знать, выберется ли она, если сейчас подстрелит врача… Как знать, выберется ли, если подпустит его к себе — тоже верно, конечно. Но этот вариант оставлял дальнейшим событиям пьянящую неопределённость вместо фатальной однозначности.

Франческа опустила арбалет и отложила его в сторону, после чего развела руками, демонстрируя собственную обезоруженность как знак согласия на его приближения.

Когда врач подошёл, смогла между тем разглядеть его получше.

Он был из лугодэн. Эти крысолюды, живущие далеко на юге, среди гор и лавандовых полей, славились лекарским мастерством и тягой к изоляции в своих общинах. Фран приходилось слышать об этом народе, но живого лугодэна она не видела никогда. С интересом она уставилась на него, рассматривая яркие золотые глаза, подрагивающие усы и уши, покрытые тёмной шерстью. Крыс говорил на всеобщем. Это было хорошо.