Обернувшись, королева увидела…

Он молчал, лишённый песен, не способный расцвечивать мир так, как может королева, но она видела его в цвете угрозы. Цвет чуждости совпадал с цветом костра, за которым крыс пытался скрыться, искрил голубым, синими отсветами отзывался на топкой сырости болота, вызывал в ней неконтролируемую ярость.

Королева хотела увидеть его мертвым. Рой не возражал.

«Ну что, доигрался», — пронеслось в голове Хезуту. Насмешливый тон Скальпель угадывался даже за бесформенной структурой мысленного голоса.

Теперь Фран наступала. Рвииды, приняв новое подданство, преданно трусили за аристократкой. Хезуту был целью, угрозой для нового роя. Крыс медленно пятился к фургону. Убегать бесполезно.

«Сделай что-нибудь», — обратился он к Скальпель. — «Умру я, умрешь и ты».

«Мы этого не знаем», — прозвучало в голове. — «Ты убил меня много лет назад, а за это время я собрала столько духовного материала, что без твоей душонки как-нибудь обойдусь».

Крыс продолжал отступать. Хезуту часто терял контроль над ситуацией. Но эта переделка выходила за любые рамки прежнего опыта.

«Верно, мы этого не знаем», — ответил он. «Может, обойдешься, а может, и нет. Лугодэн и его крыса неразрывно связаны».

«Знаешь, Хезуту, за эти годы я очень устала, ты почти не даешь мне голоса, режешь, как мясник, одних подонков. Если я умру, то пусть так, во время песни. Как ценитель красоты ты уж меня должен понять».

«Бесполезно», — понял Хезуту. Уболтать не получится. Ощутив спиной тепло костра, Хезуту обогнул его по дуге, споткнулся о какой-то предмет, чуть не упал.

Предметом оказался арбалет, заботливо оставленный аристократкой до лучших времен. Хезуту рассудил по направленному на него хтоническому взгляду королевы роя, что лучшие времена уже настали, и арбалет не пригодился. Ловко перехватив оружие, врач продолжил пятиться. Взведенная тетива оказалась готова к немедленному исполнению своего предназначения. Хезуту прицелился. Всего один выстрел… С большой вероятностью после устранения Фран светлячки набросятся на рвиидов. В Ночном Лесу они стремились именно к огромным существам с похожей энергией. Сейчас он нажмет на курок, свистящий болт прошьёт Фран, и все закончится…

Однако крыс медлил. Вихрь огоньков подданных королевы походил на танец галактик вокруг черной дыры, слишком красивое зрелище. Смертельное и прекрасное. Много лет назад оказавшись перед пантерой, крыс скорее предпочёл бы умереть, чем ранить это существо. Пойти против хаоса означает пойти против своего истинного я. Стрела, ранившая зверя, вдребезги разнесет ощущение подлинности своего существования. Нет, Хезуту никогда бы не стал стрелять в красоту. Однако его спина уже коснулась поверхности фургона. Королева миновала костер, следом ковыляли рвииды.

Выругавшись, крыс сиганул наверх, на стенку фургона, чудом не провалившись к остаткам вампира. Глядя сверху вниз на приближающуюся смерть, он поморщился. А затем вдруг размахнулся и зашвырнул арбалетом прямо в сияющую аристократку.

— Приди уже в себя, дура! — крикнул он вслед летящему оружию.

Арбалет летел медленно, будто во сне. Маленький крыс не обладал навыком метания предметов, помогла гравитация и удача. Стрелковое оружие совершило кульбит в воздухе и, ударив Фран по рукам, упало в траву. Этого оказалось достаточно. Скальпель выпала из ладони, разъединяясь с голосовой слезинкой. Песня смолкла. Фран, окруженная тающим ореолом остаточного свечения, покачнулась и, рефлекторно ухватившись за ближайшее дерево, ошеломленно осела на сырую болотную землю. Мгновение тишины… И все окончательно вышло из-под контроля.

Как и предполагал Хезуту, после ослабления направляющей воли огоньки устремились к рвиидам.

Крепкая хитиновая броня не могла не иметь небольшие изъяны между пластинами. Жучиные глаза бросили последний взгляд на сверкающий мир, несущий боль и темноту. В набитых огоньками глазницах захрустели. Рвииды понеслись в разные стороны. Один из жуков ворвался в костер, подминая его брюхом. Светлячки нестерпимо жалили, вгрызаясь в душу и плоть. Болото мерцало.

Хезуту спрыгнул с фургона к осевшей наземь Фран. Подобрал Скальпель, слезинку и арбалет.

Первый рвииды, добравшись до трясины с грохотом провалился. Сложно было поверить, что еще мгновение назад жук с такой легкостью держался на поверхности. Вероятно, силы оставили его — или болото просто не терпело слабости…

Второй рвиид упал прямо на дороге. Его массивная туша продолжала мерцать, будто наполненный свечами исполинский фонарь причудливый формы.

«Я жало королевы… А ты просто грызун. Испортил мое вознесение. Не прощу», — прозвучало в голове у врача.

«Да сколько угодно», — ответил он Скальпель.

— Фран, ты как? — Хезуту наклонился к аристократке. — Вот, возьми, это твой арбалет. Вспоминаешь?

«Она наконец нашла свое предназначение, как и я. Ты должен был покориться красоте, в которую веришь. Ты должен был умереть».

Аристократка покорно приняла арбалет, но ее взгляд оставался далеким и отрешенным.

«Слушай, крыса», — обратился Хезуту к костяной спутнице. — «Ты все ноешь и ноешь. А представь на секунду, что я был бы обычным лугодэном, а ты — обычной крысой. Мы бы жили в общине, совершали подлости. Вся эта родовая мерзость, традиции и беспросветная серость. Было бы лучше?».

«Убеждаешь мертвую крысу в правильности своих решений. Как же ты жалок. Тебе ли не знать, что мысли о том, что «было бы» — пустая уловка. Важно лишь то, что есть. Ее кровь в сочетании с духом насекомого — лучшее наше творение. Мы должны были в нем раствориться».

«Не тебе это решать», — возразил Хезуту. — «За одно мгновение восторга платить нашими жизнями. Сколько бы ты ни пела, Фран бы просто ослабла и все… Если, как ты говоришь, это наше лучшее творение, то давай сделаем его более жизнеспособным».

Скальпель промолчала. Но Хезуту хорошо знал, что слов вроде «ты прав» просто не существует в ее лексиконе. Да и правота казалась весьма условной.

«Что ты предлагаешь?», — спросила Скальпель.

«Душа Фран претерпела изменение. Нужно реструктурировать ее прежнюю личность и сделать главной. Чтобы дух насекомого проявлялся постепенно, дополняя ее. Чтобы девушка смогла это контролировать. Ты знаешь ее кровь. Так что спой ее. Спой Фран».

«Ну что ж, это я могу», — ответила Скальпель.

Белоснежная ладонь приняла костяную рукоять. Пальцы крепко сжались. Жало вернулось к королеве. Скальпель запела. Хезуту устроился рядом. В небе мерцал Шестиглавый волк.

11

Королеве за все жизни не бывало больнее. Ее будто расплавили в тройственности несовместимых временных линий. Два прошлых и одно настоящее уравнивались через боль.

Чудовищный резонанс оборванной песни и её слуха, не успевшего вспомнить своё несовершенство; ей хотелось затрещать в агонии, но ни одного знакомого звука не могло вырваться из этого тела. Её песни расцвечивали мир, меняли воздух, делая её способной дышать им в унисон с роем, сливали воедино несколько реальностей — ту, где она должна была смириться со слабостью этого облика, и ту, где она была собой и лилась чистым золотом, разгоняя чужих духом. Такие песни меняют жизнь — а когда песня меняет жизнь, её ни в коем случае нельзя прерывать.

Ещё королева успела заметить, как рвется по швам её новый рой. Она поняла, что произойдет, быстрее, чем они успели броситься друг на друга. Она испуганно закрывала глаза. Кто она, если не может это остановить? Что они сделают с ней, поняв, что ей не под силу удержать свои песни и свою власть?

Королева осела на землю и панически вжалась в колючие заросли.

А потом пришла тишина.

Набирающий силу белый свет оглушил королеву.

Фран снова и снова пыталась вспомнить, что произошло несколько секунд назад. Она помнила, что была песня, но, как ни старалась, не могла мысленно воспроизвести её. Как звучал этот мир, когда она потеряла контроль над…? Кем она стала? Муравьем? Светляком? Чем-то между?