Я ударил Ольгу по раскрасневшейся промежности еще раз. А затем еще раз и еще раз. И так до тех пор, пока она не свернулась в комок, давая понять, что больше не может выдерживать боль.

— Плохая сучка, — покачал я головой. В ответ услышал лишь скулеж, пристраиваясь сверху. Удобнее ухватившись за подлокотники, я снова вошел в готовую шалаву. Погрузился так глубоко, как это только можно было себе представить. Ноги Ольга закинула мне на плечи и очень скоро я почувствовал острые каблуки на своей спине.

Все, как я люблю.

— Нравится, шлюха? — прошептал я, работая в ней равномерно, быстро, жестко. Таких шалав можно было удовлетворить только жестким трахом, иного они не понимали, от иного просто не кончали, а эта дрянь должна была кончить подо мной и забыть свое имя.

— Да, — громко протянула Ольга, впиваясь ногтями в мои бедра, водя руками по моим оголенным ягодицам. — Еще, еще, еще… — в какой-то лихорадке прошептала она, закрывая глаза. — Трахай сильнее, трахай, пожалуйста, — выдала девка, подаваясь мне навстречу изо всех сил.

— Не хочешь присоединиться? — Пришло время повернуться к своей драгоценной супруге, которая смотрела на нас во все глаза и, не переставая, плакала. — Ольга будет не против, — я ухмыльнулся.

Да, я надеюсь, что внутри тебя сейчас что-то умирает.

Во мне тоже умерло там, во время свадьбы.

— Дело твое, — проговорил я, подхватывая шалаву на руки и начиная трахать ее уже на весу. Девки от этого приходили в дикий восторг, а мне нравилось видеть этот самый восторг в их глазах. Ольга вцепилась в мои плечи и продолжила насаживаться на мой член, запрокинув голову назад.

Кажется, она и впрямь ловила кайф с нашего секса.

Я кончил. Точнее, сразу, как я понял, что начну кончать, я снял шалаву со своего члена, бросил ее в кресло и, стянув презерватив, подошел к жене. Схватив за голову, молча надавил на щеки, заставляя открыть рот и вставил ей.

— Вот так… — прохрипел я, опрокидывая голову и кончая в ее глотку. Тася начала брыкаться, но черта с два, я удержал ее, причем легко, а затем резко, с пошлым звуком вытащил член. — Глотай. Глотай или все, что попадет на пол ты будешь слизывать своим грязным языком, — прошептал я так, что услышала меня только супруга.

В каком-то шоке, я видел это по глазам, она все же сделала то, что я ей велел.

Вот так вот.

Двух зайцев одни выстрелом. И знатно потрахался, и заставил Тасю чувствовать то, что чувствовал сам на свадьбе — унижение.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Отвращение.

Вот, что я чувствовал и по отношению к себе, и по отношению к произошедшему вчера. На утро, стоило мне только открыть глаза, как меня замутило.

Это действительно было омерзительно.

Не столько секс втроем, никогда не имел ничего против, если паре это нравилось и таким образом они изредка разнообразили свою интимную жизнь, но ведь в нашем случае все было иначе. Я заставил смотреть свою жену на то, как изменяю ей.

Дороги назад уже действительно не было, я очень хорошо это понимал. Я сжег последний мост вчера, когда привел к нам в дом Ольгу. Причем, если я сделал это с желанием отомстить, то осознание того, что я поставил жирную точку в наших с Тасей отношениях, пришло только сейчас, по пробуждению, будто вчера я еще был пьян, а уже сегодня мыслил трезво.

На мое удивление, когда я предложил ей съездить к врачу, она отреагировала совершенно безэмоционально. Просто кивнула и молча пошла к выходу, словно безжизненная кукла.

Наверное, вчера я в ней действительно что-то убил. И если вчера зверь внутри меня ликовал, то сегодня преобладало чувство растерянности и какой-то непонятной горечи.

Впрочем, как бы то ни было, насущные дела никто не отменял. Мы съездили в больницу, где ей обработали все раны, наложили повязки и выписали рекомендации. Оттуда мы заехали в ресторан, где Тасе обязательно нужно было поесть, на этом настояли врачи, констатировавшие истощение, но она, заупрямившись, только отодвинула от себя порцию местной еды.

— Тебе нужно поесть… — Я и сам вяло ковырялся в своей тарелке, но что поделаешь, если потребности организма таковыми оставались всегда? И вообще, врачи так сказали, а если сказали, то нужно выполнять. — Не упрямься, пожалуйста.

Вид из окна ресторана, в котором я остановился, был потрясающий. В этой стране было восхитительно красиво, куда не глянь, куда не сунься, вот только ни мне, ни Тасе до этой самой красоты не было никакого дела. Мы оба ее не замечали.

— Я хочу домой.

Тася так и не отхлебнула из чашки с кофе, об которую грела руки. Взгляд ее был каким-то пустым, холодным, безэмоциональным.

— Скоро поедем, я сейчас попрошу счет.

— Я не об этом.

— А о чем…

— Я хочу домой.

— В Питер?

— Да.

— Наверное, ты права, и стоит собирать вещи. Я тоже не вижу дальнейшего смысла нашего нахождения здесь.

Это место должно было соединить нас вместе, создать нам приятные и счастливые воспоминания на всю жизнь, а вышло, что оба мы запомним явно противоположные вещи…

— Я хочу развод.

Сердце пропустило удар.

Нет, я не был удивлен. Я и сам об этом думал, еще с момента получения фото на свадьбе, но был удивлен услышав это от самой Таси. Еще вчера она умоляла дать ей шанс… впрочем, не стоило удивляться, что она резко изменила свое мнение на этот счет.

Я покивал, но не стал ничего отвечать вслух.

Нет, действительно, нам было не суждено быть вместе. Конечно, можно было отпустить Тасю сразу, но я был бы не я, если бы не отомстил за ту боль, что она мне причинила. Она окунула меня в такую грязь, от которой мне никогда не отмыться. На днях мне звонил Расул, рассказывал о том, что отцу было плохо с сердцем и он все еще не может отойти от позорнейшей за всю историю нашего города свадьбы, а мать каждый день плачет по вечерам, когда думает, что ее никто не видит и не слышит.

— Ты согласен? — уточнила она.

— Да. Мы не сможем продолжать жить вместе после всего случившегося. Я согласен на развод, это оптимальное решение и лучший выход для нас обоих.

— После всего случившегося… — как-то странно повторила за мной слова Тася. — Вот, как ты это называешь…

— Не надо, ладно? Не начинай этот разговор… — взвился я.

— Знаешь, Алан… — Супруга задумалась на секунду, закусила щеку изнутри. Нахмурила брови, начиная теребить в руках непослушную салфетку. — Я, несомненно, перед тобой виновата. Я знала, что для тебя значит невинность девушки, тем более, девушки, на которой ты собрался жениться. Знала и промолчала о том, что таковой не являюсь. А промолчала лишь потому, что знала, что ты бросишь меня в ту же минуту, как я сообщу тебе об этом. Я знала, что ты не поймешь. Я влюбилась в тебя и надеялась удержать любыми способами. А влюбилась знаешь, почему? Ты правда думаешь, что из-за денег? Но тогда подумай вот о чем, пожалуйста. Ты не один такой состоятельный и при деньгах, если бы мне были нужны только материальные блага, я бы выбрала мужчину помягче, из своих. Не такого сурового, как ты. Но ты показался мне добрым. Я думала, что с тобой я защищена от всего мира. А оказалось, что защищаться нужно было от тебя самого. Я не сделала тебе ничего плохого осознанно, специально, умышленно. Я не делала ничего, чтобы опозорить тебя или твою семью за исключением того, что спала с кем-то до знакомства с тобой. А ты, с момента получения тех злосчастных фотографий, только и делал, что намеренно изводил меня. Ты садист, Алан, и доброта, которую я в тебе увидела, оказалась ложной. Но самое интересное другое. Вчера ты уехал, а я все думала — почему?

— Что «почему»?

— Зачем кому-то с моей стороны нужно было рассылать те снимки? Родителям? Поверь, они были сказочно рады, что после официального замужества смогут полностью спихнуть меня с себя. Восьмидесятилетняя бабушка, которая растила меня на грошовую пенсию, вкладывая последние силы в то, чтобы поднять единственную внучку? Паше? Так мы расстались хорошо, даже больше — остались приятелями. Он никогда не желал меня вернуть, я не преследовала его в свою очередь. Подружки? Хорошо, допускаю, что они почти два десятилетия искусно прикидывались моими друзьями, чтобы затем, именно в момент свадьбы мне насолить, но подумай сам — откуда и как они смогли бы взять номера всех твоих знакомых, друзей, родственников, семьи? Девчонки они простые, такие же, как я. Ни денег, ни связей.