Хан-Гирей, побуждаемый благородной любовью к Черкесии, искал надёжные средства к прочному устройству родного края. Считал, что вхождение в состав России может помочь этому, но не был согласен со многими положениями полученной «секретной инструкции».
Хан-Гирей не объявил народу об условиях водворения между ними постоянного управления, считая их чрезмерно жестокими и ограничивающими права горцев. И в то же время уговаривал земляков пойти под правление России мирным путём, убеждал в исторической неизбежности, преимуществах и открывающихся возможностях.
Воспитанный в традициях русской культуры и европейской цивилизации, он был убеждён, что они принесут его народу благо. Но какие преимущества получали вольные горцы, присоединяемые к империи: крепостное право? Прогресс?
Разговора со своим народом не получилось, горцы восприняли Хан-Гирея как человека, подосланного русским царём, чтобы обмануть черкесов.
Вернувшись в Петербург, он почувствовал и охлаждение царя.
Хан-Гирей понимал, что император настроен на войну, и тем не менее подал в Генеральный штаб записку, озаглавленную «Предложения о средствах приведения черкесов в гражданское состояние кроткими мерами с возможным избежанием кровопролития».
Он пишет о просветительстве, создании духовных правлений, суда с участием разных сословий, школ для княжеских детей и простых горцев. Предлагает назначить управителя края из числа известных в России, авторитетных черкесов…
Записка из Генерального штаба была представлена Государю. Николай испещрил её вопросительными и восклицательными знаками и распорядился послать на отзыв командующему войсками Кавказской линии А. Вельяминову и главнокомандующему на Кавказе барону Г. Розену. Те дали отрицательные заключения. Инициатива Хан-Гирея была воспринята как стремление занять начальственный пост. Труд – причислен к секретным материалам и погребён в архиве.
…Гирея не услышали. Он осознавал, что его народ находится в трагической ситуации. Считал, что адыги имеют потенциальные возможности занять достойное место в мировом сообществе. И в то же время, понимал, что мирные планы, идеи, проекты обречены на провал. В царствование Николая Россия избирала жёсткую, бескомпромисcную политику, военный захват Черкесии. Хан-Гирей думал, как спасти адыгов от национальной катастрофы, и не находил выход.
Положение Гирея при дворе становилось бесполезным, дву-смысленным. К его планам отнеслись предвзято: в предложениях по общественному управлению были усмотрены личные побуждения, это задевало его достоинство.
Гирей оставил службу и уехал на родину, в родовое имение «Султановский курган». Там в 1842 году он умер.
* * *
Что же осталось?
Память о человеке, который пытался остановить катастрофу.
След в истории одного из образованнейших людей своего времени – черкесского этнографа, историка, просветителя.
Он оставил энциклопедическое наследие. И многое сделал «впервые».
Создал первый историко-этнографический труд «Записки о Черкесии».
Был первооткрывателем изумительного нартского эпоса.
Одним из первых составителей алфавита адыгского языка…
В его записках и проектах были описаны административные и судебные реформы, опередившие время (одна из них – суд присяжных!)
«…В этой прекрасной и несчастной земле одни только гражданские неумолимые законы могут прекратить преступления и убийства».
Спустя четверть века после его смерти российская администрация на Северном Кавказе использовала идеи Хан-Гирея о шариатских нормах в судопроизводстве, судах первой инстанции, окружных, городских, аульных…
Но это в частностях. Сами же записки Гирея пролежали в архиве Генерального штаба полтора столетия. Только в 1958-м, в период «оттепели» XX века, их удалось опубликовать.
Узкие дороги Адыгеи
Внизу, в ущелье, извивается река, неземного, первозданного цвета. Абадзехские земли, опустошённые и заселённые другими людьми.
Мы поднимаемся в горы.
– Такая особенность, – замечает Махмуд. – Дорога относится к Адыгее, а если поляна, ценное место, – к Краснодарскому краю.
Остаётся дорога…
Судьба черкесов зависит от дороги.
А дорога – от характера.
– У нас территория была разнообразная: горы, предгорья, равнины, приморье. И характеры сильно различались. От простодушной наивности приморцев (общества людей демократии, равноправия) до стратегической прагматичности горцев, породнившихся с царской семьёй. В результате, приморья не осталось, а княжеские рода пострадали меньше всего. У князей было чувство самосохранения. А больше всего пострадали убыхи, у которых возобладало чувство собственного достоинства. Считается, что их больше нет…
Мы едем по узкой дороге, принадлежащей Адыгее.
Горы, горы, поросшие лесом. «Такого в другом месте не найдете, везде – голые скалы, ущелья».
То, что я принял за снег, – было скалой.
«В Коране горы – скрепы земли. Глубокие, с корнями, выросшие Бог знает, когда» – «А горы эти чьи?» – спрашиваю я. – «Адыгеи. А стоим мы на кромке Краснодарского края».
Постояли на кромке, поехали. «Вот опять Адыгея началась, – говорит Махмуд. – Адыгея – это дорога, судьба, история…»
Впрочем, есть критерии приземлённей: где республика, где край, видно по качеству асфальта. Там, где асфальт новый, пористый, – Адыгея. Потому что, поясняет Махмуд, если будешь расходовать деньги на старый, – считают, нецелевой расход средств. А Краснодару не важно. «До смешного доходит: дорога проведена, мост перекинут адыгейский, – а дальше тропинка. Не подумаешь, что дорога. А потому что им дорога не нужна, она нам нужна».
Ну, им тоже, конечно, нужна, – тем, кто с «мигалками».
А у нас с ним мигалки нет, но едем по хорошей дороге. «Вот, – объясняет мне Махмуд эту запутанную картину гор, обрывов, полян и дорог, – Адыгея начинается. А вот, – смеётся (дорога пошла ужасная, вся в выбоинах). – закончилась…»
Очень ревностно в каких-то аспектах, замечает он, взаимоотношения выстраиваются.
ДОПУСТИМ, БОГА НЕТ. А ВДРУГ?
Полторы тысячи метров над уровнем моря. Большая Азишская пещера, длина 640 м, высота 40.
Сталактиты образуют причудливые формы. «Крылья ангела». «Дерево счастья». «Домик гномиков», – объясняет проводник маленьким детям. – «А где гномики?» – спрашивают дети. – «Ушли на море». – «А где море?» – «Там», – машет рукой.
Не так-то просто отбиться.
Мы вылезаем из пещеры на свет и рассматриваем вершины. Малый Тхач, Ачешбок; перевал Чёртовы ворота, гора Экспедиция, база «Земля»; самая высокая гора Чугуш – 3238 метров.
Налево – Абхазия, Чёрное море. Абазины. Направо убыхи. А в центре – абхазы, абадзехи. Разные ветви. Разные горы одного народа.
Недавно яркие, а сейчас жухлые. А осенью становятся красно-жёлтые, – в разные времена года меняются… И чего там только нет…
– Зубры есть. Чёрный волк…
– Орлы?
– Всё есть. И орлы, и горные бараны, и медведь кавказский, кошки дикие. И растения с именами, которых уже не знаем…
«…Есть такое понятие в фотографии – ˝разрешение качества˝. И у людей есть – один видит то, чего я не вижу. Видит разницу между камнями, деревьями. Для кого-то целый мир, для меня просто пятна. Вот это, знаю, папоротник, учил в школе. А это – бук, не бук… не знаю.
В Коране сказано: ˝Я взрастил вас как растение из земли, неужели не воскрешу? Я способен восстановить даже кончики ваших пальцев…˝. А кончики пальцев – это узоры индивидуума. Кладезь информации для того, кто способен что-то увидеть», – говорит Махмуд.
И неожиданно перескакивает на анекдот советского времени.
Учитель в школе говорит: «Дети, Бога нет. Повторите: ˝Бога нет! Покажите Богу фигу˝. Все показывают, один – нет. ˝А ты что не показываешь? ˝ – ˝Если Бога нет, – отвечает ученик, – то чего показывать. А если есть… зачем с ним ссориться? ˝».
