Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда Стефан подошел к балдахину и собрался отдернуть занавески, Гай поспешил остановить его:

— Не надо, оставь это. Теперь ступай спать.

Задернутые занавески не ускользнули от его внимания, и как только дверь за полусонным и изрядно подвыпившим пажом закрылась, он уселся возле камина и стал ждать, что предпримет Магдален.

Готова Магдален вынырнула из-за занавесок.

— Я желаю вам спокойной ночи, милорд.

— А я вам, миледи, — любезно откликнулся он.

Магдален насмешливо прищурилась.

— Вы, кажется, изрядно выпили, милорд?

— Ничуть.

— Но все остальные — точно упились.

— Все остальные пьяницы и пропойцы, — согласился он. — Меня, кстати, удивляет, отчего вы так долго не уходите спать?

— И в самом деле, сэр! — она отдернула занавески в стороны и легко спрыгнула на пол. — Если вы намерены просидеть так всю ночь, мне придется составить вам компанию.

Он распахнул свои объятия, и она уютно примостилась у него на коленях, теплая, мягкая, обнаженная, положив голову ему на плечо. Его руки пустились в неторопливую охоту, затем, поднявшись вверх, ухватили ее за подбородок, и вот уже губы слились в поцелуе, таком же неторопливом, как и предыдущие ласки.

— Ты вела себя на редкость беспутно этим вечером, Магдален.

— Может быть, и да, — согласилась она, и смех ее зазвенел, словно колокольчик. — Впрочем, едва ли беспутнее вас, милорд де Жерве.

Тот засмеялся, вплотную приблизившись к ее лицу.

— Урок оказался более чем уместным?

— И более чем сладостным.

— Пожалуй, — согласился он, и поудобнее посадил ее на колено; теперь он мог отчетливее ощутить роскошные закругления ее тела. Ее шелковистая кожа заволновалась от его прикосновения, она выгнулась и что-то тихонько запела — как всегда, предельно чуткая и отзывчивая, сама чувственность и обещание плотских утех.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — прошептала она ему на ухо, и де Жерве ощутил прикосновение ее горячего влажного языка, тихо застонал от ощущения тепла и тяжести на коленях, тело его судорожно затвердело.

— Говори быстрее, любовь моя, пока я еще способен что-то слышать.

— Я беременна, — эти слова, прошелестевшие, словно тростник на ветру, подействовали на него как удар хлыста.

Руки Гая застыли. Так вот что в ней было необычного, вот что было причиной тех неопределенных изменений, которые он наблюдал в ней последние недели!

— Ты не рад! — она посмотрела на него с тревогой.

Да, с одной стороны, на него накатилось небывалое в его жизни счастье. Но с другой… Он отбросил в сторону это другое и сказал:

— Я рад, любовь моя, и я никогда так не был рад, — он ласково улыбнулся, смахивая с ее лба темный локон. — Я, конечно, мог это предвидеть, но были и некоторые сомнения.

— По-видимому, это произошло в самый первый раз, — сказала она. — Эрин уверена, что ребенок появится на свет в мае или июне.

Гай прикинул. Ребенок Эдмунда мог бы появиться в марте-апреле. С некоторой натяжкой их ребенок мог сойти за наследника сьёра Эдмунда де Бресса. Мысль эта не доставила ему ни радости, ни облегчения.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.

— Чудесно, — она обвила руками его шею. — И чудесно в первую очередь потому, что ношу под сердцем именно твоего ребенка.

Он уступил ее настойчивым и вкрадчивым ласкам, и вновь радость слияния вытеснила из его сознания все страхи и опасения. Потом он лежал на спине, обняв ее, и с содроганием думал о тех угрозах, которые могла принести ей беременность, вспоминая ужасную ночь на корабле.

— Ты должна беречь себя, душа моя. Придется положить конец выездам на охоту и длительным поездкам.

— Но я чувствую себя совершенно здоровой и крепкой! — она села на кровати. — Это выше моих сил — шесть месяцев лежать в кровати, Гай.

— После того случая ты не можешь больше рисковать собой и ребенком, — сказал он, откидываясь и кладя руку ей на бедро. — Господь свидетель, то, чем мы занимались только что, тоже может быть опасно, так что давай сделаем перерыв до тех пор, пока ты не родишь.

— Тем не менее, если ты станешь приставать ко мне с нежностями, я едва ли смогу тебе отказать.

— Сердечко мое, я не только перестану приставать к тебе с нежностями, но и намерен следить, чтобы ты себя ничем чрезмерно не перетруждала.

— Но откуда тебе знать, что нужно, а что не нужно? Разве мужчины смыслят в таких вещах?

— Смыслят, и не так уж мало, — заявил он. — А если не смыслят, то смогут догадаться, так что хватит со мной спорить.

Магдален, покусывая ноготь большого пальца и хмуро посматривая на него, решала про себя, радоваться ли такому проявлению заботы с его стороны или досадовать, что он собирается наложить на нее ненужные ограничения. Впрочем, у нее в голове уже сложился план, как можно обойти все эти препоны, и она уже собиралась испробовать один из способов, как вдруг тишину разорвал сумасшедший звон колоколов.

— Набат, — прошептала она в испуге, когда Гай, бормоча проклятия, отодвинул ее и встал. — Дозорные бьют тревогу.

— Возвращайся в свои комнаты, — приказал он, устремившись к двери. — И немедленно!

— Что это? Нападение?

— Ступай! — из коридора донесся топот бегущих ног.

Магдален едва успела схватить халат и проскочить через потайную дверь, как дверь в спальню де Жерве распахнулась и в нее вбежали оруженосец и пажи.

— Милорд!.. Они бьют в набат, — задыхаясь, выкрикнул Стефан. — Наверняка на город напали разбойники!

— Хватит болтать и принеси кольчугу милорда, — резко оборвал его оруженосец. — А ты, Тео, принеси оружие.

Джеффри был идеальным оруженосцем, и Гай, как всегда, ощутил к нему благодарность, что сам освобожден от необходимости командовать пажами в те мгновения, когда голова его занята совсем другим. Надо же было случиться нападению именно в эту проклятую ночь, когда половина замка не в состоянии сесть на коня и взять в руки оружие! Надежда оставалась на конную кавалерию из гарнизона: им было запрещено появляться на пирушке, и они знали прекрасно, что в случае неповиновения их ждет суровое наказание.

Магдален вбежала через тайный проход в свою спальню и, отбросив в сторону халат, стала искать в шкафчике верхнюю одежду. На ее окрик примчались сильно взволнованные Эрин и Марджери.

— Миледи, говорят, на город совершено нападение, — выпалили они вместе, с трудом переводя дух, — представляете? Нападение! Ночью!

— Святой Господь! — в сердцах воскликнула Магдален. — Помогите же мне одеться. Нужно так много успеть, пока ночь не кончилась… Нет, не то платье… Нужно что-нибудь попроще для работы, которая нам предстоит. Дай то, из бурой шерсти.

Платье оказалось коротковато, его серебряный пояс едва застегнулся на бедрах. На пояс Магдален подвесила маленький кинжал в ножнах, украшенный рубинами, бархатный мешочек с такими необходимыми вещами, как ножницы, иголки и ключ от сундучка с драгоценностями. Эрин подала ей руку, и они втроем быстро вышли из комнат и по наружной галерее спустились во внутренний двор. Повсюду царили суматоха и замешательство: людей, расслабленных сном и ночным разгулом, набат застиг врасплох.

На плацу порядка было больше. Тяжеловооруженные всадники с факелами в руках выстроились в боевом порядке, за ними аккуратными шеренгами встали лучники. Магдален обратила внимание на то, что все гости, вооруженные и экипированные, также сидят на своих боевых лошадях; призыва взяться за оружие в предвкушении битвы оказалось достаточно, чтобы вышибить у них из головы ночной хмель. От порывов ветра захлопали штандарты, среди них — штандарт с гербом де Жерве; увидела она и самого Гая в тот момент, когда он опускал забрало. Над отрядами вассалов колыхались знамена де Жерве и де Брессов.

Ей захотелось подбежать к Гаю, сказать ему несколько слов напутствия, но она прекрасно понимала, что таким проявлением женской слабости лишь поставит его в неловкое положение. Даже на расстоянии она чувствовала возбуждение воинов, собравшихся на битву, — это было сильнее любовной горячки. К сожалению, и только к сражению были обращены сейчас их помыслы, и лишь смерть могла остановить этот порыв.

37
{"b":"708367","o":1}