— Я-то надеялась, что ты уже распорядилась положить в зале свежий тростник, но прихожу в зал и что же я вижу? Ничего не сделано, а с минуту на минуту уже прибудут гости.
— Прошу прощения, мадам, — Магдален посмотрела под ноги. — Я и в самом деле не подумала об этом. Но подстилка вообще-то еще вполне свежая, ей от силы будет три недели.
— Может быть, может быть, — пробормотала Элинор. — Но мне не хотелось бы оказаться недостаточно внимательной по отношению к гостям. Ты все приготовила в комнате мужа? Я распорядилась подготовить комнату лорду де Жерве и общую спальню для рыцарей и свиты, но заботиться об удобствах твоего мужа — твоя обязанность, как мне кажется.
— Да, мадам, совершенно верно, и я все это сделала, — сказала Магдален, откидывая башлык и открывая взору леди Элинор роскошные темные кольца волос, скрепленных изящным серебряным ободом. — Камин растоплен и греется вода, простыни и покрывала выстираны и заново расстелены, пол подметен.
— А одета ты достойно? — близоруко щурясь, спросила леди Элинор. Она была сейчас очень возбуждена. Она и представления не имела, как должна устраиваться свадьба, что вполне естественно для старой девы, но тем не менее ей хотелось, чтобы все прошло как нельзя лучше. Приезд жениха, разделенного с невестой на несколько лет войной, она рассматривала всего лишь как продолжение семейной жизни двух давным-давно обвенчанных супругов.
В ответ на ее вопрос Магдален сбросила плащ и осталась в платье из бирюзового шелка и в кремовой шапочке из парчи, отделанной королевским горностаем — знак принадлежности к королевской фамилии.
— Такой наряд подойдет, мадам?
— О да, конечно! — Леди Элинор выглядела удовлетворенной. Раз Магдален с такой охотой взяла на себя ответственность за самую щекотливую часть приготовлений, все должно пройти как нельзя лучше. — Мне придется отправиться на кухню. Что-то там не так с жареными лебедями, то ли поваренок не смазал маслом вертел, то ли они подгорели. Так что будь готова встретить гостей во дворе.
Магдален улыбнулась, глядя, как леди, которую она еще не так давно называла тетей, поспешила на кухню. Странно, что эти двое, столь властно и безапелляционно распоряжавшиеся ею в детстве, теперь оказались такими обычными людьми со своими недостатками и слабостями, маленькими пороками и добродетелями. Подозвав одного из слуг, Магдален распорядилась вызвать Сумасшедшей Дженнет капеллана, а затем поспешила к дверям большого зала, через которые прорывался ветер, разнося по полу тростник и раздувая дым из камина по всему помещению. Если ветер не изменит направления до вечера, то пиршество может быть основательно испорчено.
У подъемного моста вновь протрубил рог, и сердце ее бешено застучало. Через дальнюю арку она видела плац, на который въезжали три колонны всадников. На ветру реяли штандарты Ланкастеров, де Жерве и де Брессов. Во главе отряда скакал лорд Беллер с двумя почетными гостями.
Магдален по лестнице спустилась во двор, мимо пронеслись пажи с приветственными кубками в руках. Стоя на нижней ступеньке марша, она глядела, как вручались кубки и гости осушали их содержимое.
Эдмунд де Бресс был совершенно не похож на того мальчика, которого она запомнила, мальчика, который рвал ей на рассвете ноготки и целовал на празднике Мая. Он был теперь худ и жилист, лицо загорело, рот и подбородок были твердо вырезаны — как у взрослого мужчины, привыкшего командовать. Рыцарские шпоры и ремень, большой меч на поясе — все это необыкновенно шло ему.
Но глаза ее уже искали Гая. Тот почти не изменился, только волосы сейчас были коротко острижены. Голубые глаза, мощный торс, ослепительная улыбка — он смеялся над какой-то шуткой лорда Беллера — все было до боли знакомо. Следов горя, обрушившегося на него в последние дни пребывания Магдален в Хэмптоне, она в его лице сейчас не обнаружила.
Теперь пришел ее черед. Магдален подошла к лошади Эдмунда и взялась за стремена.
— Добро пожаловать, милорд, спасибо Господу за ваше благополучное возвращение и удачу в вашем предприятии.
Он взглянул на нее сверху вниз, тоже, казалось, отыскивая следы времени на ее лице.
— Благодарю, леди, — сказал он, и спешившись передал поводья оруженосцу, стоявшему тут же. Затем де Бресс поднес руку Магдален к губам.
— Помилуй, Эдмунд, разве так приветствуют жену! — Гай, спрыгнув с лошади, подошел к ним. Разве такой поцелуй ей нужен!
Взяв ее за голову, он поцеловал невестку в лоб.
— Извини его, душа моя, мы слишком много времени провели в обществе воинов, и несколько поотвыкли от хороших манер.
Он говорил чуть подразнивая, но ласково, как это умел только он один. Магдален на секунду растерялась: она так ждала его, а он не удосужился даже заметить, что она уже не маленькая девочка, а взрослая, красивая девушка. Неужели нужно разговаривать с ней все в той же манере?
Высокомерно кивнув Гаю, она вновь повернулась к мужу.
— Прошу в замок, милорд. — Она повела их по лестнице к входу в большой зал.
Гай шел сзади, уязвленный и озадаченный. Он так обрадовался, увидев ее, а встретил холодное высокомерие Плантагенетов! За последние годы у него было мало времени и поводов, чтобы вспоминать о ней. Кампания в Пикардии оказалась на редкость ожесточенной, и победа досталась очень нелегко. Встреча в Британии и многочисленные визиты оказались едва ли не более утомительными. Но, освободившись на время от своего основного ремесла — войны, Гай посчитал необходимым закончить дело, которое до известной степени считал своим долгом, — соединить руки двух своих бывших подопечных. И вот дочь Джона Гонтского встречает его так, будто он ей чужой. Гай прошел в зал, и тут его вниманием целиком завладела хлопотливая леди Элинор, которая была очень рада гостям — так редко кто-либо посещал их! — и считавшая своей обязанностью развлечь их светской беседой.
Эдмунд продолжал стоять бок о бок с Магдален, осушая один кубок за другим, храня неловкое молчание и злясь на себя, что не сумел как полагается приветствовать ее. Впрочем, она была его женой, а не какой-то там леди, за которой еще надо ухаживать и ухаживать. И не стоило Гаю де Жерве встревать со своими нравоучениями. Эдмунд был очень взволнован: ведь именно сегодня он наконец будет обладать женой, а это, считал он, последний шаг на пути превращения юноши в истинного мужчину, шлюхи тут в счет не идут. Волнение, смешавшись с досадой на себя и Гая де Жерве, вылилось в то, что он пил и пил, стараясь в вине, извлеченном из подвалов лорда Беллера, утопить свое раздражение.
Вино действительно развязало язык, а досада уступила место страстному желанию. Неожиданно, передав пустой кубок стоявшему рядом пажу, Эдмунд обратился к леди Элинор:
— Извините, миледи, но я бы хотел на время уединиться в своей комнате, чтобы переодеться и выйти к вам в более достойном виде.
— Да, разумеется, — заволновалась леди Элинор. — Я вас сейчас провожу.
— Меня проводит жена, — заявил он, и щеки его вспыхнули. — Это дело жены — провожать мужа в его комнату.
Магдален побледнела, затем покраснела, почувствовав, что сейчас на нее устремлены все взоры.
Чтобы скрыть собственное волнение, Гай де Жерве повернулся к камину и погладил огромного пестрого пса, который сразу стал ластиться к нему. Эдмунду следовало бы вести себя более деликатно, но что делать — он молод, хотя во Франции держался храбро и мужественно и не боялся померяться силой с кем бы то ни было. Теперь же молодых стоило оставить одних, чтобы они могли выяснить отношения и договориться о правилах совместной жизни — как это когда-то сделали Гай и Гвендолин. И все же Гай продолжал грустно смотреть в огонь и ласкать пса. Магдален, сделав чопорный реверанс, направилась под руку с мужем из зала. Оруженосец Эдмунда двинулся было за ними, но хозяин отмахнулся от него — скорее нервно, чем сердито — и парень застыл на первой ступеньке лестницы.
Магдален и Эдмунд поднялись вверх по лестнице к гостевой комнате на третьем этаже. Лорд де Жерве, как то приличествует титулу и возрасту, был определен в первую из комнат, и Магдален прошла мимо массивной дубовой двери в угловую комнату в конце коридора.
