— Я бы отпустил, да он же, гад, опять в приключение какое-нибудь попадет. Сегодня вон, какому-то Овчинникову собаку погрыз немного, мужик ругаться приходил.

— О, этот может. Сложный человек, с таким лучше не связываться.

— Это кому как, Никита, я от него никак не завишу, пусть ругается, — и Андрей пошел за Бубликом, шлепая галошами по лужам.

***

Вечером Андрей опять поехал встречать Елену. Накануне она довольно-таки спокойно восприняла его рассказ и внешне никак на это не отреагировала. Казалось, что определенность, как бы фантастически она не звучала, удовлетворила ее любопытство полностью. «Это у них семейное», — подумал Андрей, вспомнив, как Настя, узнав о его попаданчестве, заинтересовалась только какими-то бытовыми вещами, вроде того, как одеваются девчонки и сказала, что с самого начала догадалась, что он «не такой».

Единственный вопрос, который она сразу задала, естественно, был о войне.

— Тогда победили, — ответил Андрей, — долго, тяжело, но победили. А сейчас и подавно.

В итоге накануне Андрей провел ее к их дому на Шаболовке, возле Донского монастыря [3].По дороге, занявшей минут двадцать, Елена молчала, держа его под руку. Двор дома, расположенного в каком-то новаторском комплексе из расположенных под прямым углом одно к другому зданий вызывал чувство лабиринта [4].Елена, пожав ему руку (как показалось Андрею, несколько дольше, чем того требовало простое дружеское рукопожатие) и торопливо поцеловав в щеку, ушла, цокая каблучками по ступенькам лестницы.

Когда дверь подъезда уже закрывалась, Андрей спросил вдогонку:

— Завтра встретимся?

— Почему нет? — ответила Елена. — Подходи к работе в это же время.

И сейчас Андрей стоял чуть в стороне от входа в институт, глядя, как в сгущающихся сумерках выходят на улицу сотрудники и расходятся в разные стороны. Когда Елена вышла на крыльцо и остановилась, осматриваясь, он торопливо пошел к ней.

— Я здесь. Здравствуй, Лена.

— Здравствуй. Хорошо, что пришел. Это что, цветы? Как неожиданно, — улыбнувшись,она поднесла к носу букетик хризантем. — Спасибо. Я уже и не помню, когда мне цветы дарили последний раз

Поиск цветов в прифронтовой, по сути, Москве, оказался довольно-таки трудной задачей. На Даниловском рынке, куда сначала пошел Андрей, никто даже приблизительно не мог сказать, где искать, цветы здесь пропали месяца три назад, как товар ненадежный и мало кому нужный. Сами торговцы цветами пропали вместе со своим товаром. Вспомнив, как месяц назад в «Метрополе» какая-то женщина вроде как предлагала цветы, он пошел в ресторан. Но в «Метрополе» ничем помочь не могли, торговля цветами недели две как исчезла и здесь. И только в «Национале» швейцар, одетый в ливрею с галунами, за тридцать рублей, стоимость хорошего ужина на двоих, принес ему пять мелких хризантем.

-Пойдем, может, поужинаем где-нибудь? — предложил Андрей.

— Я не против, давай только я домой забегу, Настю предупрежу, переоденусь и цветы в воду поставлю.

— Не страшно мимо кладбища ходить? — спросил Андрей, когда они проходили мимо Донского кладбища.

— Я уже и не замечаю его, мы же здесь скоро десять лет как живем, поначалу, конечно, и монастырь, и кладбище очень впечатляли. Да еще крематорий этот, — она кивнула на ограду кладбища, за которой скрывался первый в Советском Союзе крематорий, -жутковато поначалу бывало. А потом привыкла. Так что нет, не страшно.

— Я здесь подожду, у подъезда, сказал Андрей, когда они подошли к дому и Елена направилась к двери подъезда.

— Нет, пойдем, с Настей поздороваешься хоть. Она меня вчера ругала, что я тебя не пригласила.

Квартира Елены располагалась на третьем этаже. Поднимались, подсвечивая жужжащим фонариком. На стене у входной двери висели привычные уже несколько звонков (пять, автоматически посчитал Андрей).По пути до Елениной комнаты пришлось преодолеть длинный коридор с классическими велосипедами и тазами на стенах. На кухне какие-то женщины о чем-то совещались возле примусов. Настя сидела дома и приходу Андрея очень обрадовалась.

-Здравствуй, дядя Андрей. Ты про меня совсем забыл. Проходи, я сейчас чайник поставлю, только вот к чаю у нас нет ничего.

Андрею стало стыдно. Сами они без всяких ограничений покупали еду в коммерческих магазинах, да и Тамара Михайловна приносила молоко с творогом, а при надобности и другие сельхохпродукты. А Елена сидела на карточках, на которые особо не разгуляешься и про нее они с Михаилом просто не подумали.

— Да не стоит чайник ставить, мы уходим сейчас, — сказал он. — Поставь лучше цветы в воду.

— Это ты маме подарил? Здорово. У вас настоящее свидание, да?

— Настя! — строго сказала Елена из-за шкафа, перегораживавшего комнату посередине. — Мы с Андреем Григорьевичем просто пойдем поужинаем.

— Значит, точно свидание. Молодцы, — на Настю строгий голос ее мамы никакого влияния не оказал. — Я одобряю, если вас интересует моё мнение. Сходите, поужинайте. Куда пойдете?

— Я не знаю еще, — ответил Андрей.

— К Саратовскому вокзалу [5] пойдем, там неплохой ресторан, — сказала, выходя из-за шкафа уже переодевшаяся в темно-зеленое платье с брошкой на груди Елена.

— Возьми с собой судки какие-нибудь, — дождавшись когда Настя пошла набирать воду в вазу, сказал он Елене, — Насте что-нибудь принесем.

Ресторан на Саратовском вокзале и вправду оказался очень хорошим, несмотря на то, что на площади по пути к нему пришлось пробираться сквозь толпу эвакуирующихся, которая, впрочем, здесь была в разы меньше, чем на Комсомольской площади у трех вокзалов.

И место в ресторане нашлось сразу, в дальнем от входа углу. Меню, конечно, не блистало разнообразием того, с которым Андрею пришлось столкнуться в «Метрополе», но бутылку «Хванчкары», на красной этикетке которой имелся номер двадцать, сыр и мясо с овощами на углях они получили, заказав еще порцию с собой.

— Ты так и будешь молчать? — спросила Елена, отпив темно-красное вино из бокала. — Рассказывай уже о себе. Или ты собрался дождаться, когда я умру от любопытства и хочешь оставить мою дочь сиротой?

Напряженность, которая чувствовалась в ней, пока они шли к ресторану, куда-то пропала, едва официант разлил вино по бокалам.

— Ладно, постараюсь спасти тебя от смерти, — отпивая, в свою очередь, любимое вино вождя всех народов и пододвигая поближе блюдо с сыром. — Как я уже говорил, я родился в восьмидесятом году. Здесь, в Москве и родился, жили около Филевского парка, дома этого нет еще, там пустырь сейчас. Родители не очень богато жили, так что после школы я сразу в армию попал, на год всего [6],правда,но и того хватило за глаза. После армейки в институт поступил, в медицинский, четыре курса почти отучился, но понял, что не мое. Ушел, в ресторане поваром работал, потом приятель один позвал в рекламу,ее там гораздо больше, чем здесь,где последние годы и трудился, пока сюда не попал. Так что я как тот мастер на все руки: и воевать, и покормить, и вылечить, и продать, что останется, — улыбнулся он.

— А семья? Родители? Жена, дети? Остался там кто-нибудь?

Вопрос этот Елена задала настолько равнодушно, что Андрей сразу понял, что как раз это её волнует больше всех исторических перипетий, вместе взятых.

— Не осталось у меня там никого. Родители погибли в аварии десять лет назад, братьев и сестер нет. Жена... кончилась жена лет пять назад, пропала, как и не было. Жили, квартиру, машину нажили, вроде нормально всё. Детей только не нажили. Я работал, как проклятый, а ей всё мало было, вот и нашла побогаче. Ну а после... ничего серьезного ни с кем не складывалось, да я и сам не стремился. Вот такое вот семейное положение у меня, — грустно закончил Андрей.

— Как и у меня, — глухо сказала Елена, отпивая еще глоток, — муж мой, Настин отец...

— Она говорила, на Халхин-Голе... Скучаешь по нему? — спросил Андрей.

Елена на минуту задумалась, потом вздохнула и ответила:

— Скучать уже не скучаю, отболело, просто тяжело одной. Жили неплохо,спасибо ему, Настя вот появилась, комнату дали. Хотя по характеру он жесткий был, нежностей не терпел. Может, только со мной он так, всякое случалось, не хочу об этом вспоминать, — Елена как-то успокоилась, очевидно, этот разговор о погибшем муже для нее уже стал привычным. — Скажи, Андрей, а как тебе здесь? Назад не тянет?