- А ребёнок?

- А что ребёнок? – удивился Сияющий. – Ну, дадут Олладе лет пять…

- И все эти пять лет он будет в каком-нибудь детском доме?

- Зачем в детстком доме? – усмехнулся Ирвин. – У Оллады очень обеспеченные родители. Они знать не знали, что дочь в такое ввяжется. Будут воспитывать внука или внучку. Вряд ли малыш будет в чём-то серьёзно нуждаться. Окружат его любовью. Потом вернётся мама… Если, конечно, захочет. У Оллады ещё есть шанс. Это у Танмора его, наверное, нет.

- Но ведь нельзя так! – выпалила Лили, резко садясь. – Это же…

- Когда-то, - покачал головой Сияющий, - они пересекутся, и Танмор, наверное, пожалеет о том, что натворил. Но привязывать его к ребёнку...

- А если это не его ребёнок?

Ирвин вздохнул.

- Мартен правда совсем ещё мальчишка, хоть и симпатичный. Оллада б не решилась, принц – это всё-таки слишком большая высота. К тому же, - он усмехнулся, - я всё-таки немножко, но целитель. И способен отличить дар ребёнка, если он уже проявляется.

Лили нехотя кивнула.

- А Ромерик?

Вместо ответа Ирвин опустил руку на плечо рыцарю.

Ромерик был бледен, как стена. Лекарь говорил Ирвину, что с некромантскими проклятиями справиться отнюдь не так легко, как хотелось бы, и Сияющий и сейчас видел, насколько тяжело было рыцарю балансировать на грани. Один неосторожный шаг в сторону – и он бы умер.

- Они говорят, у него довольно сильные проблемы с головой. Эта безумная влюблённость в каждую проходящую мимо женщину… Он даже Олладе в любви признавался искренне, мне кажется, хотя сколько ж там прошло времени? Несколько минут, как он её увидел? И потому выбивать из него некромантское проклятие боятся, переживают, как бы совсем не поехал умом.

- Но ведь можно что-то сделать? – с надеждой спросила Лили. – Как-нибудь привести его в чувство? Попытаться откачать? Я уверена, что… Ты же можешь?

Сияющий тяжело вздохнул, прежде чем ответить.

- Я попытаюсь, - кивнул наконец-то Ирвин. – Но я не профессионал. Они попросили меня попросить его только потому, что я сам – ходячий конфликт природных способностей и их воплощения. Нельзя целителям становиться боевыми магами, ты же понимаешь.

- Но ты ж стал.

- Стал, - подтвердил Сияющий. – Потому я до сих пор здесь сижу. Если мы уж встретились, может быть, хоть Ромерику я смогу помочь?

Лили поняла: он говорил о Танморе, о своём отце, о матери, которым ни одно исцеление не помогло бы. И если профессор Куоки оставался наполовину безумным, помешанным на своих часах, оттого и таким странным, то оправдать так легко Джену или того же Ренарда не получалось. Они оставались в своём уме, но это не мешало творить гадости, оправдываясь какими-то условностями.

Ирвин ещё раз вздохнул. Вспомнил почему-то мать, артефакт, способный ужиться в её руке, и подумал, что, может быть, ломая себя, она решила и всех вокруг тоже свести с ума, так, за компанию. Да, это было жестоко и нисколечко её не оправдывало, но хотя бы позволяло понять.

Вот только понимать родительницу Ирвину нисколечко не хотелось.

Он постарался отбросить в сторону все мысли и прикоснулся ладонью ко лбу Ромерика. Кожа рыцаря наощупь была холодной и липкой, буквально выдавала его болезнь, и Ирвин попытался подтолкнуть ту часть своего дара, которая могла бы хоть немного помочь Хэлласу, заставить то, что однажды исцелило профессора Куоки или помогало самому Ирвину, вновь активизироваться. Увы, но силы были такими вялыми, что не отзывались и вовсе.

Ирвин вздохнул. Если б он мог… Ему отчаянно хотелось помочь – как бы прежде Ирвина ни раздражал Ромерик, но рыцарь заслуживал быть чуточку счастливее. Ведь он всё же опирался на своё понятие о благородстве, пусть несколько изуродованное, испорченное, гиперболизированное, но чистое и светлое – хотя бы в глазах самого Ромерика.

Вот только дар не отзывался. Закрытый постоянным использованием боевой магии, он вряд ли был способен прорваться сквозь сплошную стену из вызубренных наизусть заклинаний, так часто используемых на работе. Ведь правы были преподаватели Ирвина – нельзя сочетать в себе всё на свете. Магия хоть и универсальна, но направленность, выбранная однажды, всё равно будет главной в энергетической карте.

Сияющий был почти готов сдаться, но не успел отнять руку – почувствовал, как на плечи ему легли тёплые ладони Лилиан.

- Попробуем вместе, - прошептала она ему на ухо. – Ведь однажды у тебя получилось, правда?

Ирвин вспомнил о том, как звенели браслеты, дрожа от передаваемой магии. Только тогда он выдирал из себя все чужеродные силы, пытаясь отдать их Лилиан, а сегодня она делилась магией – легко и непринуждённо, словно не отдавала ничего важного. А может, девушка и вправду так легко относилась к собственному дару? Как к инструменту, помогающему жить, к таланту, который можно использовать в профессии, но отнюдь не как к основе своего существования.

И вправду, словно поддаваясь лёгкому настрою Лили, магия потекла по руке Ирвина, потом – впиталась в Ромерика, так легко, как вода в сухую землю.

Следующие несколько минут прошли в гробовой тишине. Ирвин ждал, когда хоть что-нибудь изменится, но рыцарь оставался недвижимым и молчаливым. Его бледное, уставшее лицо не отображало ничего, ни одной эмоции…

А потом Ромерик вдруг улыбнулся.

Дыхание его стало ровнее, словно кошмарный сон сменился чем-то хорошим, и он повернулся на бок, невольно отталкивая руку Сияющего.

- Дора, - прошептал рыцарь сквозь он и покрепче обнял свою подушку.

- Наверное, - улыбнулся Ирвин, - надо будет всё-таки с нею связаться? Сказать, что блудный муж возвращается в семью…

- Наверное, - кивнула Лили. – Уверена, она будет счастлива… и мы тоже?

- И мы тоже, - подтвердил Ирвин. – Как же иначе?

Он чётко чувствовал: сейчас им ничего, кроме друг друга, было не нужно.

…Всё же, когда прошло несколько дней, и Лили вышла из больницы, Ирвин понял – жизнь не состоит только из двух цельных личностей, нашедших друг друга. Это ещё и масса мелочей, цементирующих фундамент семейной жизни, и какой бы ни была сильной любовь, друг к другу нужно притереться.

Впереди были долгие дни отпуска, летний лагерь, который никак не хотел закрываться, и, несомненно, попытка притереться друг к другу. Ирвин не помнил, кому в голову пришла гениальная идея телепортировать на работу каждое утро, чтобы ночевать дома, но, так или иначе, сбегать от быта ещё дольше было бы странно. Дни смешались в некий перечень впечатлений: Ирвин привыкал к непослушным детям в лагере, изредка прикрикивая на них, а дома – к скелетам, выполняющим домашнюю работу. Лили пришлось смириться с тем, что муж готовит пусть хуже шеф-повара Томаса, но однозначно лучше, чем она сама. И вообще, что в нормальном доме надо наводить порядок куда более часто, чем в полузаброшенной избе.

Ирвин узнал о том, как трудно уговорить супругу не делить расходы на содержание дома пополам, потому что он привык платить всё сам и не желал, чтобы она принимала участие в платёжках. А Лили вдруг осознала, что не так-то и просто продать заброшенный старый-престарый дом у кладбища, если большинство некромантов округи арестовано и отправлено на исправительные магические работы.

Но браслеты оставались на запястьях, и застёжка ни разу не ослабела. Если б Ирвину и Лили просто было хорошо вместе, в постели, что часто путали с чувствами другие, наверное, однажды утром они обнаружили украшения свалившимися с запястий. Но магия знала о них, наверное, больше, чем они сами друг о друге.

И раз уж Лили пережила то, что муж собирался тянуть две работы одновременно и ночами пропадал в Следственном Бюро, а сам Ирвин нисколечко не возражал, когда посреди улицы приземлился скелет громадного дракона, если Ирвин с улыбкой наблюдал за тем, как Лили натравила на свекровь Томаса, а она не возражала, когда Сияющий случайно закрыл доступ к дому своей тёще, то как их могло что-нибудь смертельно поссорить?