Бледная, как стена, обмертвевшая Джена только прошептала:

- Я же твоя мама… Я знаю, как лучше… Ты ведь мой сыночка.

Ирвин отшатнулся от неё, словно от прокажённой.

- Мама? – переспросил он. – У меня нет мамы. Я – сирота, который сам выстроил всё, что у него есть. Возможно, изредка опирался на помощь профессора Куоки, когда у того случалось временное прозрение. Пожалуй, он может изредка ко мне обращаться, ты ведь не объяснила ему, для чего артефакт берёшь? – этот вопрос, впрочем, и не требовал ответа, Толин уже много лет подряд не слишком правильно воспринимал реальность. - А у тебя нет сына, Джена.

Женщина потянулась к нему, но Ирвин только брезгливо отступил на шаг назад и повернулся к Лили.

- Я думаю, нам пора прекратить весь этот цирк. Мы – муж и жена, а значит, имеем полное право жить в одной комнате.

Лили опасливо покосилась на Джену. Она всё ещё не могла до конца принять то жестокое отречение, которое минуту назад совершил Ирвин. Понимала, что на то есть причины, а случившееся – всего лишь последняя капля, но всё равно до конца не могла признать, что это произошло.

- Всё в порядке? – Ирвин протянул к жене руки, словно давая возможность определиться, способна ли она принимать его после всего сказанного.

Ирвин прекрасно понимал, что показал себя не с самой лучшей стороны. Что его отношения с матерью – болезненная, колкая тема, а теперь от неё ничего не осталось, камня на камне, потому что Джена всё смела своим поступком. Добила, утопила всякие сыновьи чувства, которые ещё могли жить в его сердце.

И всё же, он надеялся, что Лилиан, не зная предыстории, поймёт.

…Поняла. Она стояла ещё несколько секунд, чтобы потом, приняв для себя какое-то решение, шагнуть в его объятия и прижаться к Ирвину всем телом.

- Всё будет хорошо, - прошептала мужу на ухо Лили, хотя это он сейчас должен был её успокаивать. – Только я не согласна жить с Ромериком.

Ирвин склонил голову в понимающем кивке.

- Разумеется, - он повернулся к рыцарю. – Думаю, для тебя освободится родительская комната. Джена приехала присматривать за сыном, а сына-то у неё нет, так что она не имеет никакого права находиться в летнем лагере.

Женщина молчала. Лили показалось, что молчала она не просто так, не потому, что боялась перечить сыну – просто он всё-таки наложил на неё временную немоту, не позволяя возмущаться.

- Потому Джена уедет, - твёрдо произнёс Ирвин, - Она и так должна заплатить штраф за пребывание на территории академии. Нелегальное, между прочим. На летний выезд не допускаются посторонние.

- Ты не можешь так со мной поступить, - наконец-то заговорила Джена.

Заклинания всё-таки не было. Лили это удивило – приятно удивило. Ей казалось, что Ирвин просто отрубил все возможности матери проронить хоть слово, но нет, он оставался великодушен. Удивительно, но сознание девушки ухватилось именно за этот факт, пропустив всё остальное. Лили понимала: она не знала, что именно происходило между Ирвином и его матерью за долгие годы, а значит, не имела права осуждать мужа.

И не осуждала. После того, что сделала Джена, ей и самой не хотелось видеть свекровь. Если раньше Лили просто не питала к ней симпатии, то сейчас испытывала что-то сродни отвращению.

- Могу, - легко ответил Ирвин. – Я тебя уже отпустил… Джена.

Женщина вновь содрогнулась, пытаясь переварить произнесённое, посмотрела на Ирвина с надеждой, что он вот-вот передумает, но ничего не происходило. Он был совершенно равнодушен.

- Ты всё равно останешься Куоки! – выпалила она, не задумываясь о последствиях, и перехватила суровый, злой взгляд сына.

Тот отвернулся только спустя минуту, кажется, приняв для себя ещё какое-то судьбоносное решение.

- Лили, - хрипло произнёс он. – Ты ведь ко мне переедешь?

Девушка с трудом поняла, что вопрос касался не так переезда в пределах академии, как потом, когда лето закончится вместе с отпуском Ирвина. Спрашивал, согласна ли она будет жить в его доме, разделить с ним не только одну спальню на несколько часов, а жизнь вообще.

- Конечно, - прошептала Лили. – Перееду.

Как бы она ни старалась, представить себе другой вариант ответа не получалось. А простое "да" было бы слишком коротким и бессмысленным. Куда короче, чем девушке бы хотелось.

- И ещё одно, - Ирвин улыбнулся, кажется, постепенно успокаиваясь. – Ты позволишь мне взять твою фамилию?

Ромерик, всё это время умилённо наблюдавший за ними, ахнул.

- Это была моя идея! – воскликнул он. – Это я хотел быть герцогом де Каном!

- Если что, - прошептал Ирвин, - просто де Кан, без герцога, меня тоже устраивает…

- Вы уверены в том, что собираетесь сменить фамилию? – опасливо уточнил уже знакомый регистратор. На Ирвина он смотрел недоверчиво, словно Сияющий только и делал, что принимал какое-то решение, а потом носился с вытаращенными глазами и требовал вернуть всё обратно. – Вы понимаете, что это не просто формальность? Вы собираетесь перейти в род женщины?!

Лилиан тяжело вздохнула и взглянула на Ирвина, мысленно спрашивая, не позвать ли, например, Томаса или какого-нибудь ещё оживленца. Обычно после них такие бюрократы, как регистратор, становились гораздо сговорчивее и приятнее в общении, хоть к ране их прикладывай.

На самом деле, они уже разговаривали об этом – когда Ирвин методично собирал вещи Ромерика и выставлял их в коридор, чтобы потом одним взмахом руки телепортировать в комнату, где прежде жила его мать. А потом, не менее спокойно, бросал по одной искре в каждый предмет, который явно неслучайно забыла Джена.

Такое слово, как "пощада", было ему неведомо. Ирвин терпел, в конце концов, все тридцать три года своей жизни.

Лили вдруг поняла, что тридцать четыре. День рождения Сияющего случился где-то в перерыве между занятиями, ведьмой-вампиршей и ссорой с родителями. Поразительно, но Ирвин и сам о нём забыл, чтобы сейчас, посмотрев на собственные документы, усмехнуться в ответ на немой укор собственной забывчивости. Разумеется, он не стал бы винить Лилиан в том, что она его не поздравила. Ирвин-то вообще не знал дату её рождения, был только в курсе возраста.

- Да, я уверен, - твёрдо произнёс Ирвин.

- Точно? – прищурившись, в десятый раз уточнил регистратор. – Смотрите, кабы не променять шило на мыло…

Будь в этом дело!

Да, по законам их страны – крайне устаревшим, между прочим, законам, - сочетаясь браком, пара переходила к какому-то одному роду. Прежде это был исключительно род мужа, но, после правления советника Шантьи и его жены было принято решение, что род могут выбрать супруги. То, что после свадьбы Ирвин остался при своей фамилии, а Лилиан – при своей, свидетельствовало только о расхлябанности регистратора. Сами они об этом не вспоминали, наверное, вплоть до сегодняшнего дня, но сейчас Лили непроизвольно уцепилась в сей факт как в отличный повод для подозрений.

В том, что именно мужчина переходил в семейство супруги, в принципе, не было ничего удивительного. Руководствуясь этим правилом, немало не страдающих от честности бедных мужчин захапывало себе какую-нибудь дворянскую фамилию. Другое дело, что Ирвин дворянством не интересовался, а от аристократического происхождения рода де Канов только это "де" и осталось в качестве напоминания, что они были богаты, знамениты, да и вообще, имеют отношение к королевской династии.

Но Ирвин таким образом пытался отречься от собственной семьи, окончательно и бесповоротно. Дело было не в фамилии, не в простом сочетании букв, которое просто станет более благозвучным, а в том, что, пытаясь сбежать от себя самого, можно и потерять собственную сущность.

- Может, - настойчиво произнёс регистратор, - всё-таки с двадцатку подумаете?

Ирвин закатил глаза. Он не хотел думать и, несомненно, сейчас послал бы куда подальше регистратора со всеми его предложениями, если б не Лилиан, повернувшаяся к мужу и осторожно прикоснувшаяся к его руке.