– Я не знаю о наличие связи с ними ни у кого из вас, а значит местные колдуны будут честны относительно каждого. И если Теиспа действительно отравлен, то разрисованные служители Троицы не только подтвердят, но и укажут на отравителя.

Мечи разом опустились. Воины задумались, косо посматривая друг на друга. Эти «переглядки» прервал Доникта:

– Я за. Пусть степной колдун выявит предателя. Я хочу знать истину до того, как круг выберет нового царя.

Все помялись, а за тем с наигранным чувством непогрешимости дружно согласились и тут же общим решением отправили к колдуну самого Асаргада, как подателя идеи. Тот сначала опешил от неожиданности такого поворота, но сообразив, что иначе и быть не могло, лишь поинтересовался может ли он взять с собой друзей, а то ехать в логово к мужепоедающим девам, а именно туда лежал путь, ему боязно. Старые воины от души поржали над молодым, что сразу сняло напряжённость между ними и порешили, что пусть берёт кого считает нужным.

Вот так вновь воссоединилась былая четвёрка, отправляясь в новое и в очередной раз судьбоносное путешествие.

На прощальном обеде, устроенном прямо во дворе Терема, куда собрались чуть ли не все обитатели ведьминого пристанища Вала Вседержителя, центральный стол заняли три нарядно разодетые Матёрых вековухи и обе новоиспечённые «меченые». Ни торжественных речей, ни каких-либо подарков покидающим заповедное место не полагалось. Просто сообща поели.

За главным столом неожиданно разразилась дискуссия по поводу резонного вопроса для молодух: куда теперь податься? И если с Райс вопросов не возникало, так как рыжую ждал родной дом и золотой шатёр царского стойбища, то вот Апити идти оказалось некуда, потому что выросла при Тереме. А в гости к единственной подруге она ехать категорически отказывалась, мямля что-то несуразное. Что ей мол делать нечего при царском дворе, и что для пользы дела, молодой ведунье надо постранствовать по землям, мир посмотреть, опыта набраться.

В общем, несла несусветную чушь в качестве неубедительных отговорок. Царская дочь аж опешила, не ожидая такого откровенного свинства от лучшей подруги да притом в такой торжественный день, но за столом не стала особо настаивать, почувствовав в решительном отказе Апити плохо скрываемый подвох, и поэтому решила с белобрысой разобраться чуть позже, после окончания обеда.

Но тут ей на помощь пришли Матёрые, объявив упрямой Апити, что хочет она этого или не хочет, а предстать пред главой особого клана белобрысая просто обязана как новоиспечённая «меченая». На что настырная ведунья, покраснев до состояния варёной свёклы, неохотно согласилась на поездку в царскую ставку.

Сборы оказались не долгими, потому что нечего было собирать. Как пришли без всего, так и шли обратно, не нажив никакого таскаемого добра. Райс лишь заскочила в свою светёлку, что за время проживания в ней сделалась родной, осмотрела с грустью своё пристанище и тут же кинулась к соседке, прижав ту к стенке и устраивая белобрысой допрос с пристрастием.

– Ты чё это удумала? Чё за выпендрёж устроила? – налетела с наскока рыжая.

Апити лишь виновато улыбнулась, расслабилась и повисла в её сильных руках безвольной куклой, даже не думая сопротивляться. Та же от такого не противодействия ослабила хватку, и сама поникла головой, отпуская рубаху провидицы, всем видом показывая, что обиделась и вот-вот заревёт.

– Да не обижайся ты, Райс, – заговорила Апити, укладывая ладошки на могучие плечи подруги, – нельзя мне с тобой пока, – и с дрожью в руках поглаживая царскую дочь готовую разреветься, сама пустила слезу и призналась, – мне удалось наперёд чуток заглянуть… В общем, мы должны на время в разные стороны разойтись. Если будем рядом, то ни я не смогу стать той, какой хочу, ни тебе до мечты не добраться. Если вместе пойдём по одной дорожке, то непременно столкнёмся лбами и сделаемся врагами. Только я не знаю пока по какой причине. Не показывают. А я становиться твоим врагом не хочу. И дар свой спускать в отхожее место тоже не хочу.

По лицу Райс катились горькие слёзы, обида душила. Единственный человек без коего она уже не представляла себе дальнейшую жизнь, неожиданно бросал её на произвол судьбы в самом начале нового пути, но зная, что Апити как провидица в своих предсказаниях не ошибается, приняла всё это как должное, хотя сердце и разрывалось на мелкие части.

– Объясни, – потребовала раскисшая Райс всё же не выдержав, и окончательно разревевшись.

– Да ты и сама всё поняла, – ответила ей белобрысая, принимаясь рыдать за компанию.

Они обнимались, тыкаясь лицами в плечи друг друга. Мочили белые рубахи горькими и неуёмными слезами. Наконец Райс уверенно отстранила Апити, утёрла рукавом лицо и твёрже некуда заявила:

– Ты всё равно обязана для представления к моей маме идти. Значить едем вместе хотя бы до дома. А там Матерь клана решит, куда тебе надлежит двигаться. Как я поняла Матёрых не нам с тобой решать. Может тебя она как раз при стойбище оставит, а меня по миру пустит уму разуму набираться.

Апити тоже утёрла слёзы, поглядывая на рыжую с ехидной улыбкой. Наконец тяжело вздохнув, выдала:

– Даже не надейся на маму, рыжая. Я-то в отличие от тебя прекрасно знаю, чем это закончится. Ты про родственные связи вообще теперь забудь, а свои дары с уменьями засунь, сама знаешь куда. Как я поняла в нашем клане ещё не такие лосихи как ты водятся. Обломают рога мало не покажется. Ты имей в виду рыжая, что ты теперь не царская дочь, а рядовой воин особого клана. Соответственно вести себя обязана пред Матерью, как положено, а ни как с молочной титькой. Или ты уже всё забыла, чему училась?

Райс насупилась, призадумалась и тут же сграбастала в охапку белобрысую всезнайку и потащила её к выходу, принимаясь по дороге отчитывать:

– Пошли уже, нудная бабища. Только и знаешь, что нотации читать в праздничный день. Ты кому хочешь, испоганишь настроение? Вот что ты за дрянная натура такая?

Беззлобно зубоскаля и наигранно припираясь, по переменке по-дружески огрызаясь, две новоиспечённые «меченые» отправились в обнимку на двор, где их уже дожидались сопровождающие лица.

А как вышли на крыльцо, тут же замерли словно идолы. У открытых ворот верхом на коне гарцевал Шахран, словно пёстрая птица, привезённая из далёких сказочных стран, а за ним выстроился боевой эскорт в три тройки здоровенных словно перекаченные мужики, по-походному до зубов вооружённых золотоволосых воительниц. Судя по золотой росписи пугающих лиц, это девы состояли в личном сестричестве Тиоранты, всех степей такой-то Матери.

Особенность их росписи заключалась в том, что даже если бы лютые мужерезки улыбнулись, чего Райс не припоминала по детской памяти, то всё равно их морды оказались бы свирепыми, а может стали бы ещё страшней.

– А эти-то зачем? – недоумённо выдавила из себя царская дочь, непонятно кого спрашивая.

– Сопровождение, – сконфужено ответил евнух, – а как же без этого? Так положено.

Райс, выпустив из рук Апити подошла к боевому охранению, взглянула снизу-вверх на одинаковые мужеподобные изваяния с уродливо страшными мордами с их пугающими росписями. Воительницы больше походили на воплощение ужаса степей потустороннего мира, чем на человеческих дев.

Рыжая с самого детства их боялась. С того раннего, с коего вообще что-то помнила. Огромные, страшные и вечно мрачные личные мамины воительницы являлись неким детским пугалом для всей малышни царского двора, и даже она, царская дочь не была исключением.

Только теперь новоиспечённая «меченая» смотрела на «страшилки» из собственного детства и не замечала в них ничего пугающего, а видела лишь могучих всадниц отменно выученных. Притом, судя по экипировке и выправке, всадниц не простых, а лучших из всех.

Райс улыбнулась, лишний раз подтвердив самой себе, что действительно, чего греха таить, сильно изменилась за Теремное время и изменилась в лучшую сторону, как она полагала, тут же дав себе обещание, что непременно по приезду в родной дом выскажет благодарность маме и её окружению за то, что отправили на перевоспитание.