Золото, выделенное отцом на карманные расходы, быстро кончилось, но к тому времени юноша умудрился перепортить за какой-то год своего пребывания в столице кучу дородных дочерей мидийской знати, назанимав при этом у их же папаш денег на безбедную жизнь, наобещал аж семерым жениться, ну и как полагается, когда афера вскрылась сбежал, куда глаза глядят.

Шум по поводу его похождений поднялся сразу и принял вид снежной лавины, когда двое высокородных папаш, имеющих на своём попечении «изрядно попорченных» дочек, заявивших своим родителям что забеременели от этого прохвоста, устроили публичный скандал и не разрешив между собой делёж молодого повесы чуть не объявили войну между родами, а тут ещё два высокородных семьи вклинились в их спор с точно такими же претензиями, а за ними ещё три кандидата в тести, но пока без последствий в виде будущего потомства. И тут началось.

Скандал дошёл до самого царя, такую он поднял шумную и скандальную волну среди жителей столицы. Иштувегу14, великий царь Мидии даже распорядился поймать мерзавца-производителя и доставить на царский суд пред свои ясные очи, но куда там. Этот пройдоха оказался мастак не только охмурять девочек, но обвёл вокруг пальца всю царскую охоту на него.

Несмотря на то, что по этому поводу отцепили весь город по всем кольцам, не выпуская из стен никого, даже мельком похожего, Уйбара переодетого в женское платье и размалеванного под женщину, купившего носильщиков, благополучно и с соответствующей помпой вынесли из городских ворот мимо бдительной стражи, даже не заподозрившей в нём объект облавы.

На большой торговой дороге, уже в дали от городских стен, прикинувшись больным проказой, обманом завладел лошадью и в наигранном полуобморочном состоянии с умирающим видом, преспокойненько пустился в бега в свои родные края. Вот тут-то и столкнулся этот беглец с путешествующей троицей.

Посидели, познакомились, выпили вина, прихваченного где-то молодым повесой, поговорили за жизнь. Поразмыслив немного на тему, что его ждёт в родных пенатах Уйбар без капли сожаления примкнул к беглецам, с единственной целью просто куда-нибудь скрыться на время, пока всё утихнет, а потом…

Не думал он о северных степях и походных подвигах, не собирался тогда кардинально менять свою жизнь, просто так получилось. Ушёл с ними на время, получилось на всегда.

Долгий путь до Великой Степи, дорожные мытарства и приключения, удивительным образом спаяли этих абсолютно разных молодых людей в дружную компанию. Странным, непостижимым образом они как-то усреднились между собой, переняв друг у друга и хорошее, и плохое. Все одинаково стали рваными и грязными, хотя Эбар, наоборот стал не с того не с сего умываться при любом удобном случае.

Уйбар, скучая и хоть как-то пытаясь разнообразить нудное путешествие, то и дело подначивал и подшучивал над попутчиками, устраивая им не всегда безобидные розыгрыши, а в конце пути уже сам был не рад, так как попадался на розыгрыши и шутки своих товарищей в большей степени, чем успевал отвечать.

Асаргад, благодаря своей уникальной памяти, за дорогу долгую научился писать и читать, притом не только на парси, но и на урартском. Эбара тоже пытались пристроить к этому делу, но это оказалось всё настолько бесполезно, что и Гнур, и Уйбар, довольно быстро бросили это занятие.

Ехали не быстро. Кобылка Уйбара сильно тормозила. Она не предназначалась для быстрого бега, хотя и оказалась вынослива, лазая по горам. Один раз на склоне подстрелили козла, так три дня пировали на берегу небольшой горной речки и пока всего не съели дальше не тронулись.

И наконец третья проблема, делавшая путь неспешным – никто не знал куда идти. Были даже моменты, когда все, кроме Асаргада уверяли, что никуда они не дойдут, потому что всё это пустая выдумка и закончится их поход тем, что приедут на край земли и нечаянно свалятся в бездну. Уйбар, выдвинувший это предположение сам же в него настолько уверовал, доказывая словно незыблемую истину с пеной у рта, будто бывал там уже раз десять, и даже пару раз сваливался, судя по детализации его трёпа.

Наконец, им попался на пути один старик с маленьким мальчиком, перегонявший небольшую отару овец, который узнав куда молодые люди держат путь, сначала обозвал их по-всякому, мол вместо того чтобы полезным делом заняться, в логово бандитов и убийц подались за лёгкой наживой и разбойной жизнью, но побурчав всё же указал дорогу, да и по времени определил сколько им ещё добираться.

Эта конкретика несколько придала молодёжи смысла их бессмысленному пути и юноши поехали значительно веселее, отмечая по дороге те приметы, что указал им пастух. Благо память Асаргада не требовала ничего записывать, и он точно знал в каких местах что искать. Именно способности последнего сначала восхитили спутников, кто его не знал до путешествия, а через несколько дней пути безоговорочно уступить Асаргаду лидерство в четвёрке.

Наконец, они действительно достигли края земли, вернее гор, но вместо пропасти и пустоты впереди все четверо в первые в жизни увидели огромное море воды, спустившись к которому с удивлением узнали, что вода в природе бывает ещё к тому же тёплая и солёная.

Целый день потратили на плескание в спокойных и мерных волнах, бегая друг за дружкой по песчаному краю, стараясь от берега в глубину не удаляться, так как плавать никто из них не умел. Только день спустя, вдоволь наплескавшись двинулись дальше.

Чуть ли не каждый день, встречая на своём пути те или иные препятствия, путники делали для себя всё новые и новые открытия. Молодые люди выехали в голые степи не встречая ни одной живой души на своём пути, и только на третий день, когда горе путешественники уже изнемогая от жажды ковыляли по безводной высохшей травяной пустыне их окружил небольшой конный отряд саков,15 смотревший на четвёрку горцев выпученными от удивления глазами толи как на самоубийц, толи как на невиданных дураков, решившихся на безрассудный поступок.

Получив объяснение от четвёрки молокососов, саки сначала долго смеялись, потом всё же напоили их какой-то кислой дрянью, от которой в голове у путников «захорошело» и отвели в своё стойбище.

Четвёрка, не зная ни нравов степняков, ни их обычаев, хоть с трудом, но всё же понимала их язык. Гостеприимный и обходительный приём хозяев, даже поначалу как-то шокировал, но Гнур с Уйбаром быстро освоившись стали воспринимать всё как само собой разумеющееся, лишь обескураженные Асаргад с Эбаром чувствовали себя крайне скованно до самого конца пребывания в сакском стойбище.

Законы гостеприимства, конечно, существовали и в их племени, но то как их встретили местные дикари, выходило за всякие рамки их убогого понимания. Это для них было уже через чур.

Перед тем как продолжить путь дальше по указанным приметам, пройдоха Уйбар умудрился обменять свою старую кобылу на молодого жеребца, правда дав при этом хозяину в довесок золотой брусок, и ещё золотое полукольцо16 урартец выложил за продукты и воду для дальнейшего пути, от чего у него резко ухудшилось настроение, и он высказал по поводу нищих друзей-дармоедов пару нелестных слов.

Дорога – странная штука. Она может пролегать без начала и конца. Иногда даже длиною в жизнь, а на некоторую и жизни не хватает, но вместе с тем, любой путь когда-нибудь заканчивается: либо концом дороги, либо жизнью идущего. Вот и у этой четвёрки их длинный, и, казалось бы, бесконечный путь закончился. Беглецы добрались до своей цели – стойбища касакской орды17, одной из многочисленных в бескрайних степных просторах. Небольшой, что называется окраинной, то есть пограничной, но сплочённой и боевой.

Такого молодняка как вновь прибывшие, в стане не водилось, и атаман долго раздумывал прибрать пацанов к рукам или послать из дальше к хвостам собачим. Так и не приняв никакого решения он даже собрал ближний круг. Мужики тоже почесали бритые головы, но посоветовать атаману ничего путного не смогли.