– Завтра утром я жду вас в столовой с подписанным договором.

И все. Просто уходит, вновь уверенный, что я сделаю именно так, как он сказал. Нерациональная злость затапливает сознание, и мне до безумия хочется разорвать к чертям каждый лист несчастного договора. Но я знаю, что, кроме лишних проблем, это не принесет ничего. Вздыхаю и обхожу комнату – так же пафосно, как и все в этом доме. Огромная ванна, отдельный душ. В шкафу даже висит несколько пар сменной одежды. Последнее заставляет напрячься – как долго мне придется здесь задержаться, если хозяин дома озаботился и об этом?

Проверяю сумку и понимаю, что на месте все, кроме мобильного. Что ж, это ожидаемо, учитывая секретность, с которой меня сюда привезли. Теперь я жалею, что фамилия хозяина ни о чем мне не говорит. Возможно, это подсказало бы, к чему такая таинственность.

Остаток вечера провожу за чтением бумаг. Но, вопреки ожиданиям, в них не оказывается ничего, что могло бы привлечь внимание. Стандартные юридические формулировки, подразумевающие неразглашение медицинской тайны пациента. Подобные бумаги подписывают все специалисты, работающие в престижных клиниках. Поэтому спустя час ставлю подпись на обоих экземплярах и, измученная, заваливаюсь спать, предварительно вспомнив, что завтра мне должна позвонить Мира. И если меня не отпустят, уверена, она заставит Демьяна поднять на уши своих знакомых. А значит, меня скоро найдут…

Утро наступает неожиданно быстро – даже странно, что ощущаю себя выспавшейся. Вообще-то я очень долго привыкаю к новому месту. Видимо, сказываются переживания. Умываюсь и выхожу из комнаты. Часы показывают десять часов. Почему-то после разговора с Вересовым была уверена, что с утра пораньше ко мне придут, чтобы позвать под его светлые очи, но ничего подобного. Спускаюсь вниз – в доме такая тишина, словно и нет никого. Но я не обольщаюсь – уверена, что камеры тут развешены повсюду. После недолгого блуждания все же нахожу столовую. К слову, тоже огромную, и тоже вычурную. Хозяин дома сидит за столом и просматривает какие-то бумаги.

– Доброе утро, Марта, – произносит, поднимая взгляд.

– Добрее не бывает, – недовольно отзываюсь я.

Мужчина в ответ лишь снисходительно улыбается. Конечно, что ему мое недовольство – все равно, что Моська скалится на слона. Не успеваю сесть за стол, как мне приносят еду – омлет с зеленью, тосты и черный чай. Окидываю это все вопросительным взглядом.

– Взял на себя смелость выбрать за вас, – поясняет Григорий.

Тихо вздыхаю и принимаюсь за еду – желудок подает вполне определенные знаки, и отмахиваться от них глупо. Кто знает, насколько я тут застряла.

Как только с едой покончено, мой похититель откладывает бумаги.

– Итак, Марта, полагаю, договор вы подписали, – начинает он.

– То есть у вас нет даже малейшего сомнения в этом? – фыркаю в ответ.

– Вы умная женщина – в этом я уже вчера убедился.

Очень хочется закатить глаза, но сдерживаю порыв, старательно изображая спокойствие. Его самоуверенность претит мне. Я не желаю иметь с этим человеком ничего общего. От таких, как он, я держусь подальше.

– Подписала, – подтверждаю его вывод.

– Тогда перейдем к задаче, стоящей перед вами. – Он делает небольшую паузу, словно собирается с мыслями. – Мой сын не разговаривает уже год.

Вопросительно вскидываю брови. Вообще-то этой информации довольно мало, чтобы составить хоть какое-то представление о масштабах бедствия, но сам факт, что тридцатилетний мужчина перестал говорить, свидетельствует о чем-то по-настоящему серьезном.

– А подробнее? – уточняю я.

– Он не разговаривает, практически не реагирует и не выходит из дома.

– Это произошло после чего-то конкретного?

– В том-то и дело, что нет, – мрачнеет Вересов. – Просто однажды он стал… таким.

– Таким?

– Молчаливым, не реагирующим ни на что.

– И вы не пытались выяснить причину?

Мужчина раздраженно смотрит на меня.

– Конечно, пытался! Поверьте, вы не первая задаете эти вопросы!

Его реакция мне понятна, но если уж он нанял меня, то придется все же очертить круг правил. Моих правил.

– Григорий, если вы действительно хотите, чтобы я смогла помочь вашему сыну, придется сдерживать свои эмоции и отвечать на мои вопросы предельно честно. Поверьте, меньше всего мне хочется узнавать что-то ненужное о вас или вашей семье. Но если я спрашиваю – значит, это важно. Если не готовы работать по такому принципу – вы зря привезли меня сюда.

Сверлит меня недовольным взглядом, поджимая губы. Ему явно не нравится, когда кто-то другой диктует правила. Оно и понятно – судя по всему, мужчина является бизнесменом с железной хваткой.

– Я вас услышал, – наконец, произносит с кривой усмешкой. – Что еще хотите знать?

– Каким был ваш сын до того, как изменился.

– Нормальным. Он был нормальным мужиком – работал, отдыхал с друзьями.

– У него есть жена? – Вересов отрицательно качает головой. – Девушка? Дети?

– Нет.

– А характер?

– Упрямый, – усмехается уголками губ. – Упертый. Если что-то задумает, то добьется. Даже спустя год или два, но получит, что хочет. Ярослав никогда не сдается.

Мысленно делаю себе пометку.

– У вас доверительные отношения?

– Как у всех родителей и детей, – пожимает плечами Григорий. – Я – его отец. Он – мой сын. Что тут неясного?

Вздыхаю, понимая, что просто не будет. Я еще не видела сына, но родитель уже не внушает доверия.

– Вы же понимаете – есть вероятность, что и у меня не получится ему помочь? – осторожно задаю вопрос.

Лицо мужчины тут же ожесточается.

– Вы должны!

– Но другие не смогли…

– Вы обязаны! – продолжает упорствовать он. – Вы не понимаете – Яр не просто мой сын. Он – основа моей компании!

– Основа? – переспрашиваю, чувствуя, что это очень важный момент.

– Конечно! Он – гений программирования. Все держится на его разработках. Его идей хватило на год – что-то допилили рядовые специалисты, что-то пришлось продать. Но больше так продолжаться не может – мы теряем позиции на рынке. Он должен снова стать собой!

Слушаю его и ужасаюсь. Похоже, для Вересова собственный сын – просто удачная инвестиция.

– Я должна кое-что уточнить – пока не знаю причин сбоя вашего сына, но что, если он не сможет больше генерировать идеи для компании?

– Что вы имеете в виду? – подозрительно прищуривается Григорий.

– Чтобы понимать, к чему стремиться, вы должны четко поставить задачу. Вернуть сыну способность быть гением для компании и помочь вновь социализироваться – разные вещи. – Он смотрит на меня исподлобья. – Так чего вы хотите, господин Вересов?

Его темный взгляд пронизывает насквозь. Я буквально чувствую, как он препарирует меня на молекулы, пытаясь достать до самых глубин. Неприятное чувство, но я способна это выдержать. Взгляд подобных ему больше не сможет заставить меня трястись от страха.

– Если придется выбирать, первый вариант предпочтительнее, – неохотно признается в том, о чем я и так догадываюсь.

Строго говоря, задавать этот вопрос нет необходимости. Во мне просто играет желание поставить зарвавшегося мужчину на место, заставить показать всю неприглядность его поступков. Озвучить это вслух. Признать перед посторонним человеком. И мне это удается. Маленькая, но все же победа. Мысленно ухмыляюсь, но внешне, конечно же, спокойно киваю.

– Я вас услышала, – повторяю его же слова. – Я могу увидеть Ярослава?

Вересов коротко кивает и поднимается на ноги.

Мы поднимаемся на третий этаж и идем в дальнюю комнату левого крыла. Он коротко стучит и открывает дверь. Входит первым, я за ним. Передо мной комната куда больше моей и в совершенно ином стиле – полный минимализм, словно хозяин решил выделить её. Нет вычурности, лепнины, дорогой мебели, лишь строгие прямоугольные формы. Хай-тек. Кажется, так называется этот стиль. В дальнем углу за прозрачной ширмой угадываются очертания постели. На противоположной стене – огромная плазма и пара шкафов с книгами. Чуть дальше стоит рабочий стол, на котором пара ноутбуков.