Выхожу на улицу и осматриваюсь. Даже беглого взгляда хватает понять, что мы на частной закрытой территории – высота забора наглядно демонстрирует невозможность побега. Передо мной возвышается трехэтажный особняк. Слишком пафосный и дорогой. Никогда не понимала тяги к подобному. Что ж, похоже, это и правда новый дом. И от осознания верности своей не самой радужной догадки по коже пробегает мороз.

– Следуйте за мной, – подает голос тот, что вел машину. Он же протягивает мою сумку.

Мы идем к входу, и хотя по пути я пытаюсь оглядеться, информации слишком мало, чтобы сделать какие-то выводы. Внутри нас встречает прохлада – очевидно, с системой кондиционирования тут полный порядок. Огромный холл поражает мрачностью – словно заброшенный замок чудовища из сказки. Слишком помпезно. Слишком богато. Слишком одиноко.

– Дальше я сам, – раздается властный голос, и нам навстречу выходит немолодой мужчина. Кивком головы он отпускает моего проводника, и мы остаемся одни. Я с недоумением разглядываю, очевидно, хозяина дома. Высокий, подтянутый. Несмотря на свои годы, явно в хорошей физической форме. Темные волосы зачесаны назад, а пронзительные голубые глаза кажутся застывшим льдом. Черты лица правильные и буквально кричат об опасности мужчины. – Добрый вечер, Марта.

– Мы знакомы? – уточняю на всякий случай. Ведь я предполагала встречу вовсе не с этим незнакомцем. Поэтому держусь настороженно – не удивлюсь, если это окажется какой-то хитроумной проверкой.

– Нет. Но сейчас мы это исправим, – с легкой надменностью произносит он. – Григорий Вересов…

Молчу – это имя мне ни о чем не говорит. Я не слежу за политикой или бизнесом. Поэтому просто даю ему возможность покрасоваться.

– …Прошу прощения за столь внезапную встречу, – добавляет он. Но по голосу отчетливо понимаю – сожаления не испытывает ни на грамм.

– Это называется похищение.

– Детали не имеют значения, – лениво отмахивается он. – У меня к вам имеется предложение. Не желаете выпить чего-нибудь?

– Воздержусь, – качаю головой.

– Что ж, тогда присядем, – мужчина указывает на два кресла. В каждом его жесте столько неприкрытой власти, будто он не сомневается, что его послушают.

Впрочем, глупо устраивать скандал, не разобравшись в ситуации.

– Итак, зачем я здесь? – решаю перейти к делу.

– Мне нужны ваши профессиональные услуги.

– Хотите заказать букет? – недоверчиво спрашиваю его.

– Иные профессиональные услуги, – делает ударение на первом слове Вересов. А у меня от осознания его слов пересыхает во рту. Потому что я просто не готова возвращаться к тому, от чего сбежала когда-то.

– Мне жаль, но это невозможно, – спокойно отвечаю, хотя сердце колотится так быстро, что в висках начинает противно стучать.

– Уверены?

Вопрос звучит, скорее, как возможность дать мне передумать.

– Абсолютно.

– Печально, – вздыхает он. – Не хотелось бы начинать наше сотрудничество с принуждения.

– Угрожаете?

– Скорее, делюсь соображениями, – усмехается брюнет. – Впрочем, возможно, узнав подробнее, вы сами передумаете.

– Сожалею, но я больше не консультирую, – повторяю свой ответ.

– Марта, вы умная женщина. И, полагаю, уже сделали выводы обо мне. Мне действительно необходимо демонстрировать свои возможности, чтобы убедить вас?

Его вальяжная поза, уверенность, что ему не посмеют отказать, вытаскивают на поверхность столь ненавистные ассоциации, что я невольно замираю. Я не имею права сорваться. Слишком долго отстраивала себя заново, и не позволю очередному хозяину жизни разрушить мои труды.

– Чего вы хотите?

Григорий победно улыбается, и самоуверенность в его глазах становится еще заметнее.

– Мой сын. Помогите ему.

– Что с ним? – спрашиваю, прочистив горло.

– Прежде, чем я расскажу о его проблеме, будет справедливо, если вы подпишете кое-какие бумаги. – Вскидываю брови в немом вопросе. – Договор о неразглашении. Поверьте, это важно.

Происходящее нравится мне все меньше.

– Сколько лет вашему сыну?

– Тридцать.

– Я давно не практикую. Полагаю, вы осведомлены об этом.

Я действительно надеюсь, что этот аргумент позволит ему хотя бы задуматься о том, что я – плохой выбор. Не хочу, не желаю снова вписываться в жизнь богачей.

– Конечно, осведомлен. Однако мне рекомендовали вас как очень хорошего специалиста.

От этих слов внутри холодеет. Я запрещаю себе думать о том, кто это мог быть.

Это неправда. Это не он. Он не мог так поступить!

– И что за проблема у вашего сына? – спрашиваю онемевшими губами. Стараюсь делать вид, что я в порядке, вспоминая главное правило – никогда не показывать своих чувств.

– Расскажу, как только подпишете все, что нужно.

Он поднимается на ноги и проходит к секретеру. Достает увесистую стопку листов и ручку. А затем кладет передо мной на журнальный стол.

– Рассчитываете, что подпишу, не читая? – раздраженно спрашиваю, оценивая масштаб бедствия.

– Конечно, нет. Повторюсь – вы умная женщина, Марта.

– Уже почти ночь, а мне бы хотелось вернуться домой, – хмурюсь от подозрений, возникших в голове.

– Увы, дорогая, об этом пока придется забыть.

– Что?! – несмотря на то, что я предполагала такую возможность, от его небрежного тона становится не по себе. Словно я собачка на передержке, которую дали друзьям поиграть.

– Пока не будет достигнут результат, вы останетесь здесь.

Становится ясно, зачем мне завязывали глаза. И я вновь испытываю давно забытое чувство беспомощности.

– Я могу отказаться, – напоминаю о свободе воли.

– Можете, – тут же кивает Вересов. – Но стоит ли?

– А сами как думаете?

– Что вы теряете? Время? Так я хорошо заплачу. Клиентов? Поверьте, за вашим небольшим бизнесом присмотрят – проблем не будет.

С каждым его словом удавка на шее затягивается все сильнее. Чем больше возможностей он озвучивает, тем больше понимаю, что выпутаться будет непросто.

– Что, если я не смогу ему помочь?

– Вы должны! – резко возражает мужчина впервые за весь разговор, выказывая нетерпение. – Это не обсуждается.

– Есть куда более опытные специалисты… – все еще пытаюсь достучаться до него.

– Думаете, я не пробовал? – презрительно фыркает он и бросает холодный взгляд. – Я знаю, что однажды вы справились с подобным.

– Это было давно! – возражаю тут же.

Вересов молчит, только смотрит льдистыми глазами, словно рентгеном просвечивает.

– Вы ведь врач, Марта, – наконец, говорит он. – Вы давали клятву помогать.

– Не навредить!

Он убирает руки в карманы брюк и ходит из одного конца комнаты в другой. Все это время его лицо сосредоточенно, словно он решает сложную задачку. А я боюсь пошевелиться, потому что понимаю – сейчас решается моя судьба.

– Вы должны хотя бы попытаться, – говорит он, не глядя на меня. – Он – мой единственный сын.

Когда я работала психотерапевтом, по долгу службы часто общалась с родителями моих пациентов и повидала немало родительских эмоций. Так вот – у Григория их нет. Вообще. Он словно отрабатывает заложенную программу, будто зная, что такие слова должны меня убедить. И мне становится немного жаль его сына – кто мог вырасти у такого отца?

Я не хочу возвращаться к своей профессии. Не хочу снова врастать в образ понимающего специалиста, вытаскивать секреты наружу. Мне хватило этого с лихвой. Но еще я понимаю, что выбор у меня так себе, и сейчас проще выполнить условия Вересова, наступив на горло своим страхам. В конце концов, я не первая, кто попытается помочь несчастному.

– Я хочу прочитать документы, – произношу спокойным тоном.

– Вы сможете сделать это в вашей комнате.

То, что он предусмотрел и это, лишь напоминает о том, что мужчина был уверен, что я соглашусь. И это неприятно задевает. Любая иллюзия выбора пропадает окончательно. Но я хорошо уяснила, что воевать с такими людьми невозможно. По крайней мере, мне.

Он провожает меня на второй этаж к нужной двери.