— Лодовико, ты чего? — вытаращил тот глаза.

— А ты думал, что раз мы с тобой в карты играем, то тебе всё можно?

— Да что я сделал-то такого?

— Даже если и не сделал ничего, — мерзко усмехнулся Лодовико. — Оказался рядом с людьми, которые сделали то, что им лучше бы не делать.

— Но вы ничего не докажете. И никаких отпечатков вы не найдёте, — злорадно сказала Джулиана.

В этот момент дверь открылась и зашел Себастьяно Марни собственной блестящей персоной.

— Что за мрачные лица? — он был радостный и довольный, впрочем, он был такой все время с момента возвращения из-за океана.

И Варфоломей подозревал, что причина совершенно не в поездке.

— Да рехнулись люди совсем, раз под Новый год взялись пакостить, — буркнул Лодовико.

— Насколько сильно напакостили?

— Да пока ничего такого, что нельзя поправить. Но изо всех сил делают вид, что они тут не при чём, а предметы сами по столу ходят, — Лодовико взял за углы обе переставленные карточки и показал их Марни.

— А вы не знаете, что среди нас есть люди, которые на слух отличают ложь от правды? — лучезарно улыбнулся Марни, но в его голосе прорезались некие новые нотки.

— Да ну, так не бывает, — хмыкнул Росси.

— Я тоже так думал, — кисло усмехнулся Лодовико. — Что, прямо сейчас и начнем?

— Почему нет? Я сейчас пойду, отыщу нужного человека и сформулирую запрос. Потом этот человек постоит за дверью и послушает, и скажет, кто виноват. А что делать, мы уже сами потом решим, — Марни продолжал улыбаться, но радость и легкость исчезли из голоса бесследно. — С кого начнем? Господин Верчеза, с вас? Или с вас, госпожа Уильямс?

— И что со мной будут делать? — она была разом и возмущена, и испугана.

— Да ничего особенного. Посмотрят на вас, послушают, — Марни смотрел прямо на нее и уже не улыбался.

— Не смотрите на меня так! — взвизгнула она.

— Не вам это решать. Пойдемте.

— Куда? — она окончательно испугалась.

— В другую комнату, где нам никто не помешает. Вы ведь очень желали отправиться со мной в какую-нибудь комнату еще так недавно? — он недобро сверкнул глазами.

Варфоломей подумал, что пригласи вот так Марни его самого, он и то не решился бы пойти, а тут дура-девчонка…

— Нет! Я никуда не пойду! Да, это сделала я, но придумал все вот он, — она показала на Филиппо, а он, — кивнула на Маурицио, — стоял, смотрел и смеялся! Да, я подумала, что это классно, потому что все воспитанные и не будут скандалить при кардинале, а сядут туда, куда написано! И все! Что вам, жалко, что ли? — и заревела.

Громко, а слезы прямо ручьём хлынули.

— Господи, спаси нас всех от идиотов, — пробормотал Варфоломей. — Господин Верчеза, забирайте девушку и ведите успокаивать. Маурицио, брось дурить, сядь и не отсвечивай. Лодовико, ставь карточки на места. Себастьяно, все в порядке, никого убивать не нужно. Я ничего не забыл?

Филиппо увел рыдающую Джулиану.

— Я что-то правда не подумал, шутка зашла слишком далеко, извините, — пробормотал Росси и тоже выскользнул наружу.

Варфоломей подошел к Себастьяно и положил руку ему на плечо.

— Всё нормально, правда. А идиоты есть везде и всегда.

— А мы-то зачем? Как раз для того, чтобы в нашем маленьком уютном мире этих идиотов не было!

— Разберемся. Где дамы? Где Шарль?

— Элоиза пошла чем-то помочь твоей реставраторше, про других не знаю, — пожал тот плечами.

И тут появилась Элоиза.

— Что происходит? — нахмурилась она с порога.

— Уже все хорошо, — улыбнулся ей Варфоломей.

И обомлел. Нет, этого не может быть! Надо рассмотреть поближе.

— Монсеньор, я оставила вас на четверть часа в совершенно ином состоянии. Что случилось? — она подошла к нему и обеспокоенно осмотрела.

— Все в порядке, сердце моё, — сказал он тихо, но монах услышал — потому что близко подошёл.

— Элоиза, дайте-ка рассмотреть вашу прическу… Это именно то, о чем я думаю?

— Да, — она просияла улыбкой. — Это именно оно. У меня, наверное, было такое же лицо, когда я воочию увидела эту штуку.

— И скажите же, откуда это у вас?

— Рожественский подарок, — она снова улыбнулась.

— Понимаю… Да, вы способны вдохновить на такой подарок. Вы потом разрешите мне осмотреть эту вещь? Очень уж любопытно.

— Конечно, — она взяла под руку Себастьяно.

Тем временем в столовую приходили новые и новые гости. Вернулся Маурицио. Потом вернулись Филиппо и Джулиана, барышня уже не ревела, но смотрела на всех волком. И в первую очередь — на парочку из двух начальников. А потом вошел Карло, а с ним…

* 40 *

Элоизе было плохо. Она искренне не понимала, что именно с ней происходит — состояние не было похоже ни на традиционный сосудистый криз, ни на простуду, ни на какие другие теоретически возможные сбои в работе организма. Ей вот просто на ровном месте было плохо. Голова кружилась, она никак не могла сосредоточиться, при попытке встать из-за стола темнело в глазах. Кофе не спасал, таблетки тоже. Но до конца дня было необходимо доделать работу, поэтому она сидела в кабинете, неотрывно смотрела в экран и делала то, что должно, но очень медленно.

Когда она, наконец, сохранила файл и посмотрела на часы — то те показали половину восьмого. Нельзя так работать, честное слово. Особенно на второй неделе после каникул. Первую-то вообще все были сонные, добрые, в фотографиях и воспоминаниях. Нет, работали, конечно, но без фанатизма. А вот сейчас уже пришлось местами как раз с тем самым фанатизмом.

Элоиза задумалась — выпить ли еще кофе, или уже идти к себе, переодеваться и ужинать? За этими раздумьями её застал стук в дверь, а потом в кабинет осторожно проникла голова Кьяры.

— Ой, донна Эла, вы еще здесь? Тогда я начну убираться с вашего соседнего кабинета. И с приёмной.

— Заходи, я уже закончила. На самом деле думала, пить кофе или ужинать идти. Хочешь кофе? — Элоиза сама не знала, зачем позвала Кьяру на кофе.

Они никогда не разговаривали, просто здоровались, да и всё. Элоиза разве что благодарила за уборку и вежливо спрашивала, как в целом дела. Кьяра смущалась, отвечала, что всё хорошо, и бежала дальше.

В последнее время Кьяра выглядела как-то иначе — тише и скромнее, чем в первые недели во дворце. Она не обнималась и не целовалась со всеми встреченными молодыми людьми в обеденной зале и в коридорах, говорила сдержанно, но вместе с тем язвительно. И, по словам Анны, на посиделки и тусовки с молодежью не ходила, днями пропадала на своих подготовительных курсах, а вечерами работала. Интересно, что случилось?

— Ой, — смутилась Кьяра. Потом подумала немного и решилась: — Конечно, хочу!

— Тогда налей нам, пожалуйста, кофе из машины в приемной и садись, — кивнула Элоиза на кресло возле кофейного столика. — Там есть пара кусочков торта, мы можем их доесть. А то мне кажется, что у меня вообще сил нет, я до своих комнат не доберусь, — она выбралась из-за рабочего стола, в глазах привычно потемнело, но она все же аккуратно перебралась в кресло, держась за тот самый стол.

Кьяра принесла кофе и взяла себе торт.

— Донна Эла, а можно вас спросить?

— Можно, — кивнула она. Конечно, она сейчас не сказать, чтобы полностью в себе, но поговорить-то может.

— Вот скажите, вы все время едите сладости, но по вашей фигуре этого никак не скажешь. Как вам удается?

Элоиза рассмеялась.

— Поверь, мне это ничего не стоит. У меня в этом плане прекрасная наследственность, мне просто повезло. Мой обмен веществ справляется со всем, чего бы мне ни захотелось. И я этим пользуюсь.

— А ехидна Джулиана говорит, что вы на тренировки ходите, потому что боитесь растолстеть, — рассмеялась Кьяра.

— Нет, я просто танцую, от этого не слишком-то похудеешь, разве что в форме будешь.

— Вот, а Джулиана танцевать не умеет, поэтому болтает всякие гадости. Скажите, она, может быть, хотя бы работает хорошо? А то жить с ней в соседях — скука и мука, она злая и нудная, и все время ноет и жалуется. В общем, я понимаю, почему монсеньор смотрит на нее, как на мышь, которая заползла к нему в начищенный ботинок и сдохла там, а вся служба безопасности над ней за глаза ржет, — глаза Кьяры прямо искрились радостью от того, что она нашла благодарного слушателя. — Она бы хоть переспала с кем, что ли, а то только щурится на всех, как будто ее прелестей тут никто не достоин! И ведь есть парни, которым она нравится, они пытаются с ней встречаться и её куда-нибудь звать, она сначала соглашается и ходит, а когда ее уже зовут откровенно в постель, устраивает скандал, обвиняет бедняг во всех смертных грехах и исчезает. Знаете, уже человек пять пробовали, она всех обломила, и теперь она им больше не нравится, как мне кажется. А какой у нее в комнате бардак, вы бы только видели! Она как-то раз просила меня убраться, но я отказалась. Пусть сама с донной Анной договаривается, раз такая важная, — хитро улыбнулась Кьяра и глотнула кофе.